— Дай мне две недели. Не торопи судьбу, — твердо сказал Фемистоклов.
9
…О Великом литературном или, если угодно, писательском крестовом походе давно шли толки в писательских кругах. Литераторы были солидарны в главном — о них забыли правители, они оказались ненужными власти. И пришло время обратить на себя внимание. Вот только чем? Для восхищения читательских умов не было особых поводов, страна почитывала, страна проглядывала книги, страна покупала романчики, но не было восхищения, не было повального поклонения кумиру, никто не говорил друг другу на работе, в лифте, в очереди за сосисками: «А вы читали последний роман Трифонова?», «Вы читали Булгакова «Мастер и Маргарита»? Я не мог уснуть до пяти утра, пока не дочитал последнюю страницу».
Читательские массы спали спокойно. Режим не нарушался. Никто не дергался во сне при появлении Воланда в прихожей. А надо, необходимо было вызвать потрясение умов. И, может быть, даже читательский шок. Надо было пощипать власть, поковырять Кремль, ниспровергнуть эфемерных вороватых божков, возомнивших себя столпами эпохи капитализации России… Стачки весной 2001 года малокровных, рыхлых, недружных писателей у Белого дома выглядели как-то жалко в сравнении с бастующими шахтерами. Душеведы, инженеры человеческих душ, отнюдь не олицетворяли на газонах у Белого дома цвет нации, перлы населения, квинтэссенцию народного духа. Плакатики были мелки и не блистали остроумием. Да и требования на плакатах были низменные, меркантильные — «Отдайте нам наш писательский дом»… Смешно сказать! Где и когда кто-то мог выгнать из дому крепкого хозяина? Квартиранта могли выгнать, да. Квартиранта «Дома Ростовых», квартиранта дома князей Долгоруких, квартиранта ресторана «Грибоедов», описанного Михаилом Булгаковым… Дух Арчибальда Арчибальдовича по-прежнему витал здесь. Он материализовался таинственным образом в приватизаторов ресторана братьев Каро, связанных узами дружбы с Нурпеком, с Садиром, с Закией, с Зуди, с Кареном… Сюжет жил внутри самого яйца. Писатель Василий Аксенов десятки раз обедал с золотоносными приятелями в этом ресторане в промежутках между заседаниями жюри — кому присудить очередную премию в пятьдесят тысяч долларов от некоммерческого благотворительного фонда «Триумф». Он лично жал руку приватизатору ЦДЛ Владимиру Носкову и распорядителю ресторана, акционеру Алешечкину, переименовавшему бывший «Грибоедов» в «Записки охотника» и населивший весь дом и оба вестибюля чучелами бизонов, крокодилов, носорогов и антилоп-гну. Аксенов восседал за соседним столом с Нурпеком, он ел рябчиков под кокосовым маринадом на расстоянии локтя от Садира, он пил кипрское вино «Золото Атлантиды» и смеялся шуткам Зуди и Карена, их веселым тостам, но сюжет происходивших в окружающем мире событий, о которых он не знал ничего, скользил сквозь него, как адвекция алкогольных видений. Писательская жизнь московских графоманов и склочников, деливших скудную, линялую славу былых заслуг, позавчерашних творений не занимала его. Не занимала она и частенько делившего трапезы с Василием Аксеновым члена жюри фонда «Триумф» Фазиля Искандера, тоже равнодушного к тяготам и мытарствам московских писателей.
Фазиль Искандер был очень уважаемым человеком в Пестром зале и в Дубовом зале ресторана «Записки охотника», хотя сам он охотником не был. Не был охотником и Василий Аксенов, сочувственно взиравший на чучела носорогов, бизонов и лам. Писателя Фазиля Искандера даже больше, чем писателя Василия Аксенова, уважали Садир, Нурпек, Зуди и Карен. А Зураб просто боготворил Фазиля Искандера. Одного его слова было бы достаточно, чтобы снять все заботы, всю боль от наездов, все унижения Оси Финкельштейна. Он мог одним движением мизинца решить все Осины проблемы. Но Ося не знал до этого дня Фазиля Искандера и даже никогда не читал его замечательных книг. Он даже не знал, что при некоммерческом благотворительном фонде «Триумф» есть на том же этаже бывшего доходного дома Василия Никитича Гирша Общество поддержки команды «Спартак», учрежденное Борисом Абрамовичем Березовским, большим любителем спорта. Но скажите мне, кто, кто не любит в Москве команду «Спартак»? И надо ли удивляться тому, что ее любили Нурпек, Садир, Карен, Зуди и даже крутой, прагматичный Зураб. Зураб особенно обожал хоккей. Он яростно болел за команду «Спартак».
Казалось бы, сама судьба разворачивает сюжет этого маленького повествования в плоскость «литературного», благородного разрешения конфликта в лоточной войне и обнаруживает могущество писателей, неосознанное ими самими значение в малом бизнесе и, может быть, даже в большом… Фонд «Триумф» есть фонд «Триумф», и с ним приходится считаться даже таким болельщикам за «Спартак», как Зураб. Ни в коей степени не напрягая воображения читателя и не раня его фантазии, можно бы изобразить сцену, как после визита в ресторан «Записки охотника» два наших замечательных писателя, два члена жюри шествуют, а вернее сказать, фланируют вдоль Поварской и сила земного притяжения плавно сносит их в сторону Нового Арбата, скатывает за угол и случайно волной мелкого уличного прибоя под шорох каблуков прибивает к Осиному лотку, к тому лотку, который еще влачит существование и не подвергся наезду инспектора Моисейкина. И тут два наших высокочтимых мэтра читают бирку на лотке — «Экспериментальная студия».
— Ах, это та самая знаменитая «Экспериментальная студия» Жванецкого, о которой столько писали газеты на Брайтон-Бич?! — восклицает своим чудесным баритоном писатель Василий Аксенов. — Неужто, неужто? А почему ваш лоток не торгует моими книгами? Почему не украсили полок книгами моего коллеги по перу Фазиля Искандера? Почему нет книг последнего лауреата фонда «Триумф» Юнны Мориц?
Завязывается живейшая литературная беседа со всезнающим, всельстивым Василием Мочалкиным, который просто балдеет от книг Аксенова, от остроты выстроенных им сюжетов, от извивов фабулы и гирлянд перипетий, от знания подводных течений, и надводных тоже, московской жизни… Маленькие откровения об уличной войне тотчас занимают пытливый писательский ум Василия Аксенова, а Фазиль Искандер в избытке благородного возмущения восклицает:
— Так я же их знаю, этих ребят! Они же заядлые болельщики за «Спартак». Сейчас мы расставим все точки над «и», и ваши проблемы будут сняты… Мир, дружба, френдшафт… Я вас всех приглашаю в ресторан «Грузинская кухня» к моему другу Сулико Бесолашвили…
Не спорю, не сопротивляюсь, это был бы вполне сносный конец этого маленького повествования, но он не совсем отвечал бы правде жизни. Так могло бы быть, да никто и не спорит. И это истинная правда, что на втором этаже доходного дома Гирша по адресу Поварская, дом восемь дробь два, есть общество покровительства команде «Спартак». Но даже сам автор не имеет права вмешиваться в сюжет, развивающийся, как утверждает алупкинец колдун Фемистоклов, под влиянием магнетических полей. А они простираются от здания мэрии до управы «Арбат». И даже такие персонажи, как Василий Аксенов, и Фазиль Искандер, и Юнна Мориц, не могут по собственной воле вплетаться в правдивую и суровую ткань повествования. А жаль, жаль… Сюжетик можно было бы развернуть и в другую плоскость, поворотив его к штату Колорадо, где тоже есть отделение некоммерческого благотворительного фонда «Триумф», и тоже есть, оказывается, болельщики за команду «Спартак», и тоже есть отделение Общества поддержки команды «Спартак»… Ох, как мир тесен! Как мешают его лицезреть сплетения долгот и широт, тоже приватизированных Борисом Абрамовичем Березовским…
Но не отставай, читатель, не жди, пока тебе навешают на уши лапшу. Будь постоянно начеку и не зевай, не спи на поворотах, не упускай вожжи и следи за автором, за разворотом событий, ход которых вне нашей с тобой власти. Как там написано в Библии? «Вначале было слово…» Вот от «слова», от его магнетизма и проистекает вся суть событий в этом бренном мире. И от слова писательского тоже поворачиваются реки, гибнут президенты, пирамиды «МММ»… инспектора управ. От слова происходят необратимые сдвиги в читательских умах.
