Пока они говорили, Меланфий-козопас пошел за следующей партией оружия в арсенал. Но достойный свинопас увидел это и немедленно сказал стоявшему рядом Одиссею:
— Царственный сын Лаэрта, виноват этот негодяй, как мы и думали. Он снова отправился в оружейную. Прикажи — убить ли его, если я осилю его в бою, или привести тебе, чтобы ты наказал его за все злодейства?
Одиссей подумал и ответил:
— Мы с Телемахом сумеем удержать кавалеров в зале и не дадим им вырваться. Идите вдвоем, свяжите Меланфия по рукам и ногам, бросьте в оружейную и заприте дверь. Накиньте на него аркан и подвесьте к стропилам крыши, пусть висит и мучится.
Они выслушали приказ и пустились в арсенал. Меланфий был уже там, он искал оружие в глубине кладовой и не слышал их приближения. Пастухи стали у притолок с двух сторон двери и ждали в засаде, пока козопас не появился на пороге с прекрасным шлемом в одной руке, а другая рука держала большой старинный, покрытый плесенью щит, который в юности носил лорд Лаэрт. Щит так давно лежал без дела, что его ремни сгнили. Пастухи навалились на Меланфия, за волосы затащили в кладовую, бросили бедолагу на пол, завернули и связали ему руки за спину, скрутили ноги тугими узлами, как велел им хозяин. Они накинули на него петлю, а ее конец перекинули через балку, подвесив Меланфия к самой крыше.
Как ты потешался над ним, свинопас Эвмей! Ты сказал:
— Вот тебе, Меланфий, мягкая постель, которую ты заслужил. Карауль, чтобы не проспать юную Зарю, когда она выходит, облачившись в золото, из потока Океана, а то опоздаешь привести коз ко столу кавалеров.
Они оставили его мучиться в узах, а сами вооружились, плотно заперли блестящие двери и вернулись к зоркому Одиссею.
В это время, когда четырем бойцам, стоявшим на высоком пороге, противостояло множество воинов, дочь Зевеса Афина приняла обличье Ментора и появилась на арене. Одиссей радостно приветствовал ее:
- На выручку, Ментор! — воскликнул он, — вспомни старого друга! Сколько раз я тебя выручал, ведь мы вместе росли!
Но он догадывался, что перед ним сама Богиня-воительница. А кавалеры обрушили на нее ушат ругани. Шум схватки покрыла угроза Агелая, сына Дамастора:
— Ментор, не поддавайся на уговоры Одиссея и не выступай против нас. Я тебе скажу, чем дело окончится. Когда мы их добьем, обоих, и отца и сына, ты разделишь их судьбу и расплатишься головой за свое дурацкое вмешательство. А когда наши мечи справятся с тобой и твоими друзьями, мы разделим все твое добро вместе с имуществом Одиссея. Твои сыновья и дочери лишатся дома, и верную жену изгоним с Итаки.
Эти угрозы разъярили Афину, и она отчитала Одиссея:
— Где твоя сила и боевой дух, Одиссей? Вспомни, как ты рубился девять долгих лет с троянцами за белорукую нежную Елену, как ты разил их дюжинами в смертоносном бою, как просторный город Приама покорился твоей уловке! Неужели ты попросишь милости у врага и утратишь храбрость в родных стенах? Становись, старый друг, плечом к плечу со мною и следи за моим мечом. Сейчас ты увидишь, как Ментор сын Алкима отдает старые долги в пылу схватки.
Несмотря на эти речи, Афина не собиралась бросаться в бой, чтобы обеспечить победу Одиссею. Она воодушевила Одиссея и его благородного сына, превратилась в ласточку, взмыла и села на закоптелые стропила под крышей дворца.
Шестеро самых смелых из уцелевших кавалеров — Агелай сын Дамастора, Эврином, Амфимедон, Демоптолем, Писандр сын Поликтора и мощный Полиб — попытались воодушевить своих товарищей к бою, после того, как многие пали от разящих стрел Одиссея. Агелай воззвал к товарищам:
— Друзья, несравненные руки начинают изменять Одиссею! Ментор побахвалился и убежал, их осталось четверо. Не стоит всем бросать копья сразу. Сперва бросим мы вшестером. Вдруг нам удастся поразить Одиссея и снискать славу. А с прочими мы легко справимся, если удастся его свалить.
Он подал знак, и шестерка бросила копья, но Афина отклонила их удары. Одно копье попало в косяк, другое в массивную дверь, тяжелый бронзовый наконечник на ясеневом копье врезался в стену. Убедившись, что его люди не пострадали от залпа противника, могучий Одиссей окликнул их: «Сейчас наш черед дать залп в гущу кавалеров. К былым злодеяниям они добавляют новые, усердно стараясь погубить нас!» Они прицелились и метнули копья. Одиссей убил Демоптолема, Телемах — Эвриада, свинопас — Элата, и пастух — Писандра. Четверо рухнули замертво одновременно. Кавалеры отступили в дальний угол зала, а Одиссей с товарищами сделали вылазку и вырвали копья из мертвых тел.
Снова кавалеры яростно пустили залп копий, и снова, по воле Афины, промазали. Одно копье попало в косяк, другое в массивную дверь, тяжелый бронзовый наконечник на ясеневом копье врезался в стену. Но Амфимедону удалось попасть в запястье Телемаха скользящим ударом, едва поцарапавшим его кожу. Длинное копье Ктесиппа пролетело над Эвмеем и оцарапало плечо свинопаса, прежде чем упало на землю. И снова люди под четкой и опытной командой Одиссея дали залп в гущу врага. На этот раз покоритель городов Одиссей поразил Эвридама, Телемах — Амфимедона, свинопас — Полиба, а пастух попал в грудь Ктесиппу и закричал: «Бахвал, вот тебе за твои шуточки, я тебя отучу болтать, и научу почитать богов. Это тебе ответный дар — за коровье копыто, которым ты наградил богоравного Одиссея, когда он побирался в собственном доме». Пока ликовал пастух винторогих быков, его товарищи снова ударили по врагу: Одиссей в ближнем бою поразил Агелая копьем, а Телемах пырнул копьем Леокрита сына Эвенора в правый бок и проколол его насквозь. Тот упал ничком и лбом ударился об пол. И тут высоко под крышей дома Афина подняла смертоносную эгиду. Их сердца охватил ужас, и они бросились в бегство. Так весной, когда день прибывает, бежит стадо от овода. А Одиссей с людьми обрушились на них, как горные ястребы, с гнутыми когтями и крючковатыми клювами, на мелких птиц. Те, хоть и избегают высот и прижимаются к земле, не находят и там убежища и спасения. Ястребы налетают на них и убивают, и люди наслаждаются охотой. Так и люди Одиссея налетели на кавалеров, погнали их вдоль по залу, сражая по пути.
Вперед вырвался Леод, обнял колена Одиссея и воззвал к нему летучими словами:
— Я припадаю к твоим коленам, Одиссей, пожалей меня и помилуй. Клянусь, я никогда не позорил женщин в твоем дому, ни словом, ни делом. Я даже удерживал кавалеров, хотя они не слушали моих советов и бесчинствовали, и за это их постигла страшная кара. Но я только приносил жертвы, ничего худого я не делал, неужели меня постигнет такая же злая судьба? Разве так благодарят за добрые дела?
Проницательный Одиссей прорычал:
— Если ты приносил жертвы, ты, небось, часто молился, чтобы я никогда не вернулся домой, и чтобы моя жена ушла с тобой и рожала твоих детей? За это тебя постигнет горькая смерть.
И огромной рукой он подхватил с земли меч, выпавший из мертвых рук Агелая, и зарубил Леода. Его голова упала в прах, еще умоляя о пощаде.
Барда Фемия, сына Терпия, вынудили петь для кавалеров. Пока ему удалось избежать черной смерти. Он сидел возле боковой двери, наигрывал на лире и не мог решить: припасть ли к коленам Одиссея или выбежать из дома и найти убежище у высокого алтаря могучего Зевса, хранителя дома и двора, на котором Лаэрт и Одиссей совершили столько всесожжений. Наконец он решился. Он положил лиру на землю между чашей для смешения вина и обитым серебром троном, подбежал к Одиссею, припал к его ногам и заговорил крылатыми словами:
— У твоих колен, Одиссей, я молю о пощаде. Ты потом раскаешься, если убьешь барда, поющего людям и богам. Боги одарили меня даром песни, научили всем ладам и перепевам. Я достоин воспеть тебя. Сдержи ярость и не отрубай мне голову. Твой сын Телемах подтвердит, что я никогда не приходил на пирушки женихов или в твой дом по своей воле — я уступал грубой силе, ведь их было так много.
Набожный Телемах, услышав жалобы барда, окликнул отца:
— Не казни его, он невинен. И еще пощадим нашего вестника Медонта. Когда я был ребенком, он смотрел за мной. Пусть живет, если его не убил Филойтий или свинопас, если тебе он не попался под меч.
