Карту мне выскоблили не дочиста, на посещение кафешки кое-что оставалось. Моя подружка освоилась уже настолько, что плыла впереди, а я скромно тащился у неё в фарватере. Движения у неё были такие лёгкие и грациозные, что я прям-таки взгляда не мог оторвать от изгибов талии, бёдер и того, что ими очерчено, - ну, вы понимаете. И не вникал, до чего много человечьих сил требуется, чтобы этак непринуждённо переставлять ходульки. Примерно с десяток - теперь-то я вник.
Едальню она выбрала не из самых дешёвых, и блюда тоже. Рыбу и моллюски здесь подавали полусырыми или слегка "припущенными" в солоноватой воде, так что на мне мы сэкономили. Хоть едал ведь я строганину, устриц с кальмарами в уксусе и даже бифштекс с кровью, так что непонятно, с какой стати меня этак отворотило. Всё казалось, что еда прыгает на тарелке или извивается в прелестном ротике моей подруги.
Десерт получился вообще дармовой, по крайней мере, для неё. Пока гуляли, обрывала прямо с веток, нависших над головой, всякие там гуанабаны, черимойи и пухалы - я даже обозначить такое не смог как полагается.
- Это ведь чужое, - упрекнул я.
- То, что перевесилось через забор, - законная доля пешехода, - рассмеялась Катя. - Нередко хозяин поближе к ограде сажает дерево-другое не из самых ценных. Заветы читал? Когда иудеи жали пшеницу, на меже оставляли колосья для нищих, словом, тогдашних странников. Иисус с учениками разминали их в пальцах и ели. Вот и здесь так.
- Грязное, пыльное и автомобили близко - значит, соли свинца, - солидно возразил я.
- У меня отличный иммунитет ко всему. А до вас и ничего колёсного тут не ездило. На траках - тем более. Да и море раньше было чистым.
Танки мы на самом деле ввели - для защиты от провокаций. И, конечно, транспорты и корабли-авиаматки. Таури - природная океанская база, с какой стати ей зазря пропадать?
Море в городе было повсюду, куда ни сверни по этим их лестницам, в которые превратились улочки, и обрывам, которые оказывались всего-навсего ступенями, по которым скакали двуногие козы. Я совсем с ног сбился, полз на одном упрямстве, но Катя скользила вперёд так же изящно, как всегда.
Нет, прямо тогда я усталости не замечал: едкий морской запах прочищал лёгкие, ветер сушил кожу, солнце играло в крови.
Всякий раз, доходя до места, где море перекрывало нам дорогу, мы говорили себе "стоп" и любовались его зеленоватой синевой. Катерина с чего-то философствовала:
- Ты никогда не думал вот о чём: океана на земле куда больше, чем суши, он создаёт кислород, необходимый для дыхания, материки поднимаются из него, разламываются, опускаются назад и восстают обновлёнными. А одни люди внушают другим, что разумная жизнь возможна лишь на тверди!
- Жизнь вышла из воды, потом отчасти туда вернулась, - ответил я, как помню. Мне была неохота поддерживать такой разговор. Вообще любой. "Вот, - думал я, - мы пока друг друга совсем не знаем, а эта куколка уже вошла в мою плоть и кровь. И её невозможно сравнить ни с чем".
- Там, под водой, роскошные сады и пажити, - продолжала Катерина, словно читая наизусть чьё-то священное писание. - Коралловые дворцы и невиданная красота. Существование без забот о хлебе насущном, отданное чистым размышлениям. А люди думают, что цивилизация, оградившая себя камнем и в поте лица добывающая хлеб свой, - единственно возможное совершенство.
- Ты в своём уме? - сказал я. - Там ведь сплошная грызня стоит. Большая рыба лопает малую, малая жрёт рачков и водоросли.
- Наверху разве не так же точно? - она рассмеялась, потому что я в самом деле многое перепутал. Это ведь киты цедят планктон. - И у сухопутных людей имеются естественные враги - даже если не причислять к ним самих людей. А вот представь себе существо, которое может совладать с кем угодно на морских просторах. И всё побережье принадлежит ему, и заботиться о пропитании, жилье и защите от врага нет надобности.
- Сказочный зверь Левиафан, что ли? - фыркнул я.
- Разум в сто голов, населяющий сто совершенных тел, - Катя укоризненно на меня поглядела, и в тот миг я отчего-то понял, что сморозил дикую глупость. А потом как-то прошло-рассосалось.
Мы проголодались, стоя на солёном ветру, и отправились искать ужин. Платил, натурально, я - монеты у неё явно не завелось. Народная же мудрость гласит: кто девушку ужинает, тот её и танцует.
Вот по этому слову всё и получилось. Она, кажется, не была знакома со стыдом, а секс был для неё тем же, что для других дыхание. Гладкое тело без единого волоска скользило в моих руках, будто маслом смазанное, принимая невероятные позы; волосы то жгли, словно щупальца медузы, то приникали к обожжённой коже лебяжьим пухом, руки овевали жарким пассатом, а кожа пахла как все неведомые земли сразу. Это были все четыре стихии в одном лице. Блин, я становился в такие экстатические минуты поэтом!
Утром после бурной ночи погляделся в зеркало ванной - урод уродом. Чернявый, кучерявый, бледнокожий и нос горбом. Как такому удержать около себя писаную кралю?
Что краля на меня конкретно запала, я не верил. Что затевал интрижку на одну ночь, то мне уже не вспоминалось. А вот про заклад подумал. Типа что надо бы хоть его проверить, пока моя зазноба почивает на ложе страстей. Фу, как меня развело на выспренность! На прежнем месте плащу было вроде неплохо, но я заметил, что верхний слой чуть пересох. Под боком как раз случился мой друган Вадим, по фамилии Бердашов, он волонтёрил здесь уже около года и поднатаскался кое в чём. Только я, на беду, не вник - в чём конкретно.
- Мех держат в хорошо проветриваемом месте, - заметил он, - а этот надо ещё хорошенько смазать жиром из тех, что не протухают, и раз в неделю прыскать увлажняющим спреем. Могу одолжить коробку и флакончик - мне уже без надобности. Тебе надолго требуется?
Я кое-как объяснил.
- Смотри, парень, определяйся скорее, а то рискуешь, - хмыкнул он. - Игрушки игрушками, но как бы тебе не войти во вкус. Девочка совсем не из простых, предупреждаю. Я-то вовремя слинял, после второго перепихона.
И надолго замолк.
Словом, я арендовал в надёжном банке камеру-сейф с эйр-кондишеном, запрограммировал в ней специальный музейный режим, то есть примерно как в их бездонных запасниках, и запер кодовым словом. Теперь уже неважно, каким именно. Что я выдам его моей милой партнёрше лишь в качестве брачного дара, как-то само собой уразумели обе стороны.
Настало время озадачиться куда более насущными вещами. Например, регистрацией союза: с какого-то рожна мне она понадобилась вот прямо позарез. Хотя, с другой стороны, загс - хороший способ узнать имя, отчество, фамилию и конкретную нацпринадлежность. Но поскольку связать нас обоих по-быстрому, без волокиты, согласились только в главной канцелярии доминиона, паспорта невесты мне в руки не дали. Только заверенную факсимильную копию, в которой было написано чёрт-те что и непонятно по-каковски: типа арабская вязь, обведенная египетским картушем. Читалось это примерно на тот же смутный лад.
Я, положим, не такой неуч, каким кажусь. Иные слова, например, "хапа-гринга", - в конечном счёте расшифровал. Или думал, что расшифровал по типу как это... народной этимологии, а ведь для этого тоже требуется иметь соображалово. Катька - наполовину гринга, скорее всего, по отцу: здесь же до нас америкосов было навалом - и самого разного колера. Нет, я не расист, конечно: ещё чего! Оно само по себе разумеется, как и название острова. "Таури" ведь происходит от народа маори, который когда-то выплыл оттуда на восьми каноэ, чтобы устроиться на прожитьё в Новой Зеландии. Произошла адсорбция генов плюс измена согласных. И, прошу вас, не упрекайте меня, что балакаю не очень складно, - мне, по правде, нынче не до литературных излишеств.
Так вышло, что секрет остался при мне: к слову не пришлось или ещё чего. Если бы Катька хотя бы попросила - но она лишь глядела на меня, скорее - сквозь меня, и загадочно улыбалась.