– Вы совершенно правы, – оживился Йохан. – Хмурый Томми содержит погребальную контору «Вечный покой» как раз рядом с полицейским участком.

– Благодарю Вас, товарищ! Вы всё прекрасно мне разъяснили! – с чувством произнёс майор. – А я-то уже был склонен думать, что у вас тут сплошная анархия. Могу ли я пожать руку представителю трудового пролетариата?

– Я пекарь, – уточнил Йохан, пожимая руку офицеру госбезопасности.

– Это ничего, – заверил его майор. – Это мы скоро исправим.

И майор, расставшись с потенциальным подследственным, стуча подковками по булыжной мостовой, направился в центр города.

В это солнечное утро обер-полицмейстер Мартин Берг был поднят с постели на два часа раньше обычного. Сержант Кляйне Кай, который обычно спал, то есть дежурил ночью в участке, срывающимся голосом сообщил ему, что прибыл проверяющий офицер, который требует, чтобы обер-полицмейстер немедленно явился для проведения инспекции.

Когда Мартин Берг зашёл в участок, то первое, что он увидел, была распахнутая дверь его служебного кабинета. На его месте сидел коротко стриженый незнакомец в офицерской форме странного покроя.

– Я здешний обер-полицмейстер, – представился Мартин Берг.

– Майор госбезопасности Ежов, – представился проверяющий и отдал честь. – Я направлен в ваш квартал для проведения внеплановой инспекции. Вот предписание.

– Сколько служу, а под проверку первый раз попадаю, – признался обер-полицмейстер, беря предписание в руки.

– Лиха беда начала! – заверил его майор. – Садитесь, побеседуем.

– Что именно Вы, господин майор, хотели бы знать о нашем квартале? – вежливо уточнил Мартин Берг.

– Господа в Париже! – скривился майор. – Рекомендую обращение «товарищ майор», а ещё лучше «гражданин начальник», хотя с этим спешить не будем. Для начала обрисуйте мне криминогенную и политическую обстановку в городе и предоставьте рабочую документацию.

– Это можно, – кивнул головой обер-полицмейстер. – Сержант, принесите товарищу майору учётный журнал.

– Сию минуту, господин обер-полицмейстер! – отозвался Кляйне Кай и метнулся к себе за перегородку.

– Вот вся документация, – довольно произнёс сержант и положил на стол огромный гроссбух в потёртой обложке.

– Что это? – поморщился Ежов и брезгливо пальцем перевернул обложку.

– Это учётный журнал, – охотно пояснил Мартин Берг. – В нём сержант Кляйне Кай каждый день фиксирует имена и фамилии горожан, доставленных в полицейский участок за правонарушения, о чём докладывает мне письменным рапортом. Я ежедневно накладываю на рапорт свою резолюцию. Вот, например, запись за прошлую пятницу: «Рыбаки Алко Тырсу и Эйхман Вайс доставлены в участок в девять часов вечера за драку в таверне «Тихая заводь». Ниже Вы изволите видеть мою резолюцию: «Драчунов Алко Тырсу и Эйхмана Вайса держать в «холодной» на воде и хлебе два дня»!

– Два дня? – напрягся майор Ежов. – Два дня? Почему два дня, а не пятнадцать суток или, скажем, десять лет без права переписки?

– Они же рыбаки, – словно ребёнку, терпеливо пояснял майору обер-полицмейстер. – Им в море надо, сейчас как раз селёдка пошла. Если они в море не выйдут, то кто их семья кормить будет? А продержи я их десять дней в «холодной», сколько бы я на них казённых денег извёл?

– Вы какой статьёй уголовного кодекса, или какого другого Уложения законов руководствовались? – холодно поинтересовался Ершов и при этом что-то пометил у себя в блокноте.

– Нет у нас никакого Уложения, – признался обер-полицмейстер.

– А чем же Вы руководствуетесь? – удивился проверяющий.

– Здравым смыслом, – пояснил обер-полицмейстер. – Здравым смыслом и житейским опытом. Я лично решаю, кому какое наказание определить.

– Лично? – привстал со своего кресла майор. – Я не ослышался – лично?

– Совершенно верно, товарищ майор. Уж мне ли не знать, кто из местных жителей на что способен! Одному достаточно ночь провести в участке, а другому и трёх дней бывает одуматься мало, но такие нарушители у нас наперечёт!

– Вы кому, обер-полицмейстер, подчиняетесь?

– Никому! Я здесь представитель закона, и поверьте, товарищ майор, этого достаточно, чтобы поддерживать в городе порядок.

– Нет, это какой-то бред! Какая-то фантасмагория! – пробормотал Ежов, опустившись в кресло. – Вы не можете определять ни степень вины, ни соразмерность наказания.

– Почему же не могу? – удивился Мартин Берг. – Как видите, могу, и даже неплохо.

– Этим должны заниматься следственные органы и суды! – сорвался на крик проверяющий. – А Вы подменяете собой и суд, и следствие, и уголовный кодекс.

– Никого я не подменяю, – возразил обер-полицмейстер. – Я тут сам по себе, и со своей задачей справляюсь!

– «Справляюсь»? – передразнил его инспектор. – Тогда покажите мне план по профилактике тяжких преступлений, – ехидным голосом предложил проверяющий, продолжая при этом листать свой блокнот.

– Нет у меня никакого плана, – насупился обер-полицмейстер. – Нет, и никогда не было!

– Зато у вас есть факт поножовщины, и два, подчёркиваю – два трупа! – снова повысил голос Ежов. – И как Вы мне это поясните? – и майор выразительно потряс блокнотом перед самым носом обер-полицмейстера.

– Это трагедия для всего нашего квартала, – скорбно произнёс Мартин Берг и при этом поднял глаза к небу.

– И какой же Вы сделали вывод из этой… трагедии? – продолжал «наезжать» на обер-полицмейстера майор.

– Я запретил рыбакам на берегу иметь при себе ножи, а наш пастор Квинт прочёл проповедь, где осудил человеческую гордыню и горячность. Мы все оплакиваем лекаря Ханса и Удачливого Вилли, но мы и осуждаем их неразумный поступок.

– Осуждаете? – снова приподнялся со своего места инспектор. – Сильно сказано! Высшая мера – ничто по сравнению с вашим осуждением.

– Ладно, – примирительно произнёс проверяющий и нервно закурил. – С криминальной обстановкой разобрались, теперь доложите, как у вас в квартале обстоят дела с паспортным режимом? Хотя о чём я спрашиваю? – спохватился майор. – В городе, где отсутствует вертикаль власти и всё решает обер-полицмейстер, паспортов может и не быть! Так?

– Так, – подтвердил Мартин Берг и скрестил руки на груди. – Этих самых паспортов у нас действительно нет, но я отлично знаю всех, кто к нам приехал, когда приехал, зачем приехал и у кого приезжий живёт. И если чужак пришёлся нам не по душе, я лично выдворяю его за пределы нашего квартала.

– Надо же: паспортно-визовая служба в одном лице! – хмыкнул майор. – Тогда доложите мне о всех приезжих за последний месяц.

– За этот месяц кроме вас, товарищ инспектор, в квартале больше чужаков не было. А вот в прошлом месяце к нам прибыл чужеземец из квартала «Классовых битв» для поправки здоровья. Об этом меня уведомили письменно работники «пересылки».

– Кто таков? – подался вперёд инспектор.

– Некто Пауль по прозвищу Корчага – бывший солдат. О себе он рассказывает мало, пиво пьёт умеренно, в скандалах замечен не был. Нынче Корчага проживает у Русалочки на Прибрежной улице.

– Сожительствует? – уточнил инспектор.

– Проживает! – настоял на своей формулировке обер-полицмейстер.

– Ладно, пусть будет по-вашему. Покажите уведомление! – потребовал инспектор.

– Я бы с радостью, – замялся обер-полицмейстер, – но неделю назад сержант Кляйне Кай на ужин поел бобов, и ночью у него прихватило живот. В общем, случилось так, что в темноте сержант взял не ту бумагу и использовал её не по назначению. Вернее, по назначению, но не ту бумагу.

– Дальше можете не объяснять! – нарочито елейным голосом отозвался инспектор. – Я уже догадался, что делопроизводство у вас на высоком уровне! – и он брезгливо ткнул пальцем в гроссбух. – Ладно! Поехали дальше!

– Куда поехали? – не понял присказки обер-полицмейстер.

– Будь моя воля, то Вы бы со своим сержантом уже давно ехали в направлении Магадана или Беломорканала, – охотно пояснил офицер госбезопасности. – А сейчас доложите мне, какой у вас в квартале политический климат.