— Мерлин упаси! — Гарри помотал головой, а потом вдруг кровожадно улыбнулся и сделал несколько шагов к клетке. Альбус, увидев его, вжался в железную спинку стула и опустил глаза, замирая от ужаса, как перед хищником, а Лорд Питерс внимательней присмотрелся к юному Поттеру.
— А что тогда?
— Понимаете, поцелуй… это слишком просто и быстро для Дамблдора, — Гарри развернулся к собранию и, казалось, заглянул каждому в глаза, — а мне бы хотелось, да и вам всем тоже, как мне кажется, чтобы он познал всю глубину своего падения, чтобы мучился долгие годы, чтобы за каждую каплю пролитой им крови ответил реками своей.
Гарри стоял сжав кулаки, перебарывая собственные кровожадные порывы и ненависть, что бурлила обжигающей магмой под тонким слоем показного спокойствия.
— Я предлагаю отправить Альбуса Дамблдора в Нурменгард.
— С таким же успехом можно запереть его и в Азкабане, к чему такие сложности? — Лорд Питерс не понимал такого наказания.
Вместо ответа Гарри подошел к омуту памяти и вылил в него серебристую дымку воспоминания, что на днях передал ему Гонт.
… в огромном темном зале у алтаря стоял еще молодой Альбус Дамблдор, такой, каким он был после сразу победы над Гриндевальдом. На каменном полу сияла потусторонним зеленым светом двойная пентаграмма, на лучах которой лежали куски мяса, еще исходящего паром. Он сам, с руками вымазанными по локоть в крови, читал заклинание над трепещущим в агонии юношей с раззявленной алой грудиной, где до сих пор каким-то чудом билось сердце. Глаза юноши были открыты, и в них плескалась боль вперемешку с ужасом. Альбус запустил руки внутрь, раздвигая пальцами живую плоть, и вырвал бьющееся сердце, дочитывая страшное заклинание разрыва связи с парой, называя имя Геллерта Гриндевальда, а немного поодаль, почти на пределе видимости лежали человеческие тела, в которых не хватало частей…
Страшнее этого маги не могли ничего и представить. ПАРА — редкость несусветная, драгоценный дар магии, благословение, ниспосланное свыше, за которое любой волшебник отдал бы что угодно, и именно ее серебряные нити неприкрыто кровавым, черным ритуалом добровольно вырывал «самый светлый волшебник современности»! Уму непостижимо!
— Кхм, — Гарри кашлянул, возвращая внимание высокого собрания себе, — как вы понимаете — та «дуэль» была странной, и это мягко сказано. Мистер Гриндевальд физически не мог противостоять Дамблдору, поэтому исход был предрешен. Уж не знаю, какими амулетами обвесил себя наш светлейший маг, чтобы суметь навредить паре, но то, что все было не так, как нам доносит история — факт. Естественно, я не оправдываю преступления перед всем миром мистера Гриндевальда, но такого ужаса не заслужил никто. Поэтому я предлагаю вернуть мистеру Гриндевальду палочку, ведь можно составить клятву для него или каким другим способом ограничить его возможности, и отдать Дамблдора ему. Пусть сам решает — чего достойно это существо. На этом, пожалуй, все, спасибо, что дали мне слово.
Гарри склонил голову и отошел на свое место, давая время магам переварить увиденное и услышанное. Северус поднялся ему навстречу и обнял, поглаживая по спине, успокаивая, поддерживая. За этим действом наблюдало множество глаз, и многоопытные маги понимали, что этот союз основан далеко не на выгоде, а на чувствах.
Поттер вдыхал родной аромат, наслаждаясь близостью с любимым, не боясь показаться слабым при полной Палате. В конце концов ему можно, он еще юн. А уж репутации Северуса такая мелочь и вовсе повредить не могла — наоборот, добавила ему некой человечности.
— Ты был прав, — буркнул Гарри в мантию на груди Снейпа.
— В чем? — Северус разворошил волосы на затылке Гарри, зарываясь пальцами в непокорные вихры, снимая напряженность прикосновениями.
— В том, что все-таки нужно было посмотреть это воспоминание заранее.
Гарри выбрался из объятий и устроился в своем кресле, скрывая ото всех, насколько сильно у него дрожат ноги.
— Гарри, — Северус заставил мужа посмотреть в глаза, — я был не прав, и рад, что тебе не пришлось видеть этот кошмар дважды.
— Я едва не грохнулся в обморок, — Поттер дернул плечами.
— Но не упал же, так что все в порядке.
Палата гудела, как растревоженный улей. Даже увиденных до выступления Поттера доказательств хватало не на один смертный приговор, но выступление юного Лорда и его предложение накрепко засели в головах заседателей. Ведь и правда — поцелуй дементора наказание одноразовое. Конечно, после него не будет посмертия, но всем хотелось, чтобы Дамблдор ответил за свои преступления полной мерой в этом мире, а посмертия можно лишить в любое время. Отдать Альбуса на растерзание Гриндевальду казалось очень хорошей идеей, все более и более привлекательной. Никто из присутствующих не сомневался, что у Темного Лорда хватит фантазии очень сильно разнообразить жизнь «светлейшего». Так что противников у предложения Поттера не нашлось. В основном маги спорили, каким образом ограничить Гриндевальда, потому как с палочкой тот обращался виртуозно. Но тут на помощь пришел новоявленный Лорд Гонт.
— Позвольте внести предложение, — обратился он к главе Палаты.
— С удовольствием вас выслушаем, — отозвался Лорд Питерс.
— Я предлагаю…
Гарри не вслушивался в дальнейший разговор, понимая, что его знаний маловато для того, чтобы вносить какие-либо предложения еще. Он уже сделал все, что мог. Да и Палата Лордов почти на треть состояла из бывших уже Пожирателей, а уж среди них достаточно светлых голов, чтобы придумать, как сделать так, чтобы и овцы остались целы и волки сыты. Он был абсолютно уверен, что найдется решение, при котором Альбус попадет под полный контроль Геллерта Гриндевальда — самого одиозного Темного Лорда последних пятисот лет.
Видимо, решение было найдено, так как из своих дум он выплыл лишь к тому времени, как нужно было заслушать вынесение приговора. Дамблдор был в практически невменяемом состоянии, и, скорее всего, даже не понял — к чему его осудили. После всех воспоминаний, которые продемонстрировал Гонт, он уже был на грани помешательства, а уж видеть со стороны ритуал, память о котором он не смог изжить из себя…
К клетке подошли невыразимцы и, прежде чем отвязать его от стула, надели кандалы — шея, руки, талия, ноги. Кандалы эти весили, казалось, тонну. Дамблдор не смог сам подняться со стула, и ему помогли, подхватывая под локти, вытаскивая из клетки. Он обвис на руках, и, едва переставляя ноги, поплелся к выходу из зала.
А в Атриуме уже выстроилась очередь из магов за свитками отчета о судебном заседании. Журналисты, как свора собак, кидались на каждого выходящего из зала, чтобы узнать из первых рук и желательно – с подробностями, о том, что же происходило за закрытыми для простых смертных дверями.
Вечером, в преддверии суда над Дамблдором, в доме на Гриммо шло заседание Ордена Феникса, вернее его известных членов. После такого внезапного исчезновения их идейного лидера, управление Орденом взял на себя Аластор Грюм. Это бравый аврор был в курсе ВСЕХ делишек Светлейшего и всегда командовал в его отсутствие.
— Где, блядь, Снейп?! — рычал он, оглядывая сильно поредевшие ряды борцов за дело света. — Где эта курица Молли и ее выводок? Здесь хоть кто-нибудь хоть что-нибудь знает?!
МакГонагалл только фыркнула на потуги Грюма казаться грозным. Лично у нее он уже давно вызывал лишь жалость и брезгливость, а после объявления в Большом зале о суде над Дамблдором, она вообще начала с недоверием относиться к Ордену и входящим в него магам. Раньше она была уверена, что есть ЗЛО и с ним нужно, просто необходимо бороться, но теперь… Хоть Минерва и не принадлежала к аристократии, но ее мать была чистокровной и воспитанной традиционно. Ей было известно, что никто в здравом уме не станет затевать судебный процесс в Палате Лордов, не имея стопроцентной уверенности в себе и своих доказательствах. Это же не Визенгамот, где закон, что дышло.
— Не нужно повышать голос, Аластор, — одернула его волшебница, — если ты хочешь что-то спросить, то для этого не обязательно орать и материться. Глухих здесь нет.