В Хогвартсе в день суда было на удивление спокойно. Накануне в школу прибыли члены попечительского совета, и Люциус Малфой, как его глава, во всеуслышание объявил на обеде в Большом зале о начале судебного процесса над Дамблдором, раздав ученикам список обвинений, предъявленных бывшему директору, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что все происходит на законных основаниях. Кстати, список этот мог получить любой желающий и совершенно бесплатно. Ученики же, за очень малым исключением, отреагировали правильно — чистокровные с детства знали, что в Палате Лордов невозможно голословно и бездоказательно обвинить кого бы то ни было, а всем остальным разъяснили настоящее положение дел. Возмущенные — те немногие (и в большинстве своем гриффиндорцы) — кто поддался тлетворному влиянию Дамблдора, быстро смекнули, что ученическое большинство на стороне законной власти и перестали вслух высказывать свое возмущение. Бунта, которого подспудно ожидал Северус, не случилось, и слава Мерлину.

В день суда Северус и Гарри отправились в Министерство. Они были обязаны присутствовать на заседании в силу своего статуса, хотя ни у одного из них и не было желания видеть Альбуса еще раз, пусть и последний. Гарри очень нервничал, ведь ему впервые предстояло ступить в зал Палаты Лордов. Он ненадолго застыл перед золоченой дверью и толкнул руками створки. Древний артефакт, который подтверждал право Лорда войти внутрь, тихо скрипнул и легко поддался, открывая путь в Палату, тут же отрезая его следующему — каждый сам открывал для себя эти двери, ведь здесь решала сама Магия — кто достоин войти, а кто нет, будь ты Лордом либо его представителем. Единственный другой вход в этот зал был через дверцу для подсудимого, но воспользоваться этим путем добровольно желающих не находилось, потому как привести он мог только в клетку, уже занятую Дамблдором.

Кресла Поттера и Снейпа, вернее, Лорда Поттер-Блэка и Лорда Принца, стояли рядом, и Гарри не чувствовал себя оторванным от мужа, находя в нем поддержку и черпая силу в его спокойствии. Ему было сложно наблюдать за предоставляемыми доказательствами, чаще всего наглядными — чьими-то воспоминаниями со всеми кровавыми подробностями. Вообще-то, Гарри уже давно не был нежным цветочком, вернее, никогда им не был, но от страшных кадров чужой памяти даже у взрослых и много повидавших магов бледнели лица и судорожно дергались кадыки, в попытках сдержать тошноту. А не смотреть было нельзя — не фильм ужасов, чтобы на страшных моментах трусливо прикрывать глаза — суд, тем более суд лордов — не развлекательный процесс.

Обвинения на Дамблдора сыпались одно за другим — Макферсоны и сгоревший вместе с хозяевами в Адском Пламени дом; Линкольны и смерть последнего из рода; Мейсоны, Дойлы, Рочестеры, Томсоны… десятки фамилий и за каждой трагическая история ужасных потерь. Почтенные лорды трижды прерывались, так как вынести бесконечные ужасные доказательства не могли даже закаленные маги. Они, конечно, ожидали, что заседание будет сложным, но не настолько! Представить, что тот, кого все волшебное британское сообщество едва не носило на руках, мог так цинично лгать?! Им было известно, что Дамблдор не настолько светлый, насколько хочет казаться, и их кровушки он попил немало, но всей глубины его падения… М-да, оставалось лишь посыпать головы пеплом.

Дамблдор метался в путах, пытаясь докричаться до судивших его Лордов. Ему казалось, что вот он скажет сейчас: «Лорд Гонт и Волдеморт один и тот же человек!», и все, его тут же выпустят, извинятся, а Гонта посадят на его место. Он не понимал, что доказательств его вины более чем предостаточно и уже не важно — кто их озвучил. Всегда светлый, пусть и извращенный ум волшебника, отказывался служить, выдавая странные и нелепые планы по спасению. Откуда было знать полукровке Дамблдору, отрицавшему магические законы, что клетка — специально созданный для заключенных артефакт, а не просто железные прутья, и его вопли слышны лишь невнятным завыванием. Его слова уже не интересовали никого.

В последний раз Палата собралась в зале заседаний — приговор уже был готов, лорды собирались отдать Альбуса дементорам, что Поттера категорически не устраивало. Лорд Гонт, уже уставший и бледный, начал зачитывать самое значимое обвинение.

— Я, Лорд Гонт, обвиняю Альбуса Дамблдора в убийстве Лили Поттер и покушении на Гарри Джеймса Поттера…

Дымка воспоминаний поднялась над омутом, показывая, что же на самом деле случилось в доме Поттеров. Гонт и сам только недавно смог полностью восстановить утраченные воспоминания и теперь вглядывался в дымку, наконец-то осознавая, как прав был Гарри, и как глупо Том считал себя практически центром вселенной. Теперь он помнил и странно-беззащитный дом, и Хвоста, трусливо поблескивающего глазками, и уже лежащий труп «Джеймса Поттера» почти у дверей, и тихое «Империо» от стоящего за спиной Дамблдора, которого он в последний момент успел поймать взглядом в зеркальном отражении. Лили Поттер — храбрая львица, умоляющая пощадить сына, но умоляющая не его, а того, кто стоял за ним. Тихий приказ «Убей» и зеленый луч Авады из его палочки, врезавшийся в грудь рыжеволосой волшебницы. Клятва, данная Снейпу, тут же прилетела откатом, скрутив все мышцы невыносимой болью, и вторая Авада направленная на маленького Гарри Поттера, кричащего в своей кроватке. Второй откат, на этот раз за ребенка, не достигшего первого совершеннолетия, и развоплощение с почти полной потерей воспоминаний об этом Самайне.

Маги замерли, ловя каждый момент показанного воспоминания, вздрагивая и неосознанно отодвигаясь от бесчеловечной картины. И последними кадрами выхвачены Джеймс Поттер и Альбус Дамблдор, выходящие из комнаты окровавленного мальчика.

— Щенок выжил, — недовольно пробурчал старик, испытующе глядя на своего спутника.

— Я не буду его добивать, — отшатнулся от него Поттер, — не хочу закончить так же, как Волдеморт.

— Я сам все решу, а ты скройся с глаз…

Оглушительная тишина и взгляды, направленные на Гарри. Он передернул плечами, словно стряхивая с плеч чужое, липкое, какое-то болезненное любопытство и поднялся с места. С Гонта слетел браслет, приковывающий того к месту обвинителя, и он с трудом отошел к своему законному креслу в этом зале, а Гарри легким шагом вышел на середину зала и оглядел магов.

— Во-первых, — начал Поттер, — хочу поздороваться с вами и представиться. Меня зовут Гарри Джеймс Поттер, Лорд Поттер-Блэк.

Гарри склонил голову в церемонном поклоне.

— Во-вторых, я хотел бы немного добавить к тому, что говорил и показывал Лорд Гонт. Я понимаю, что мои слова не истина в последней инстанции, но прошу все же меня выслушать.

— Мы вас выслушаем, — Лорд Питерс не имел ничего против, а лишь довольно приподнимал в улыбке уголки губ, понимая, что этот юноша сейчас забьет последний гвоздь в крышку гроба, в котором они уже были готовы похоронить Дамблдора.

— Спасибо, — Гарри кивнул Главе и выискал мужа, ловя его поддерживающий взгляд. — Вы, наверное, думаете, что я буду говорить о своей тяжкой доле и о том, как сложна была моя жизнь, но нет. Я пришел сюда не плакаться, не просить помощи и защиты, мне нужна справедливость.

По залу прошел одобрительный гул, а Северус впервые широко улыбнулся, шокируя заметивших это магов, привыкших видеть Снейпа в любом расположении духа кроме хорошего, а уж о его ненависти к Поттерам наслышаны были все. Тем удивительнее казался союз двух таких ярких противоположностей — хоть Гарри и Северус и не афишировали свой брак, но по аристократической среде уже поползли слухи о нем, тщательно контролируемые, а вернее, распространяемые лордом Малфоем с полного одобрения молодых супругов.

— Так вот. Я, уж простите великодушно, стал невольным слушателем ваших разговоров и понял, что вся Палата почти единогласно склоняется приговорить Альбуса Дамблдора к поцелую дементора. И, простите еще раз, но никак не могу согласиться с этим.

— Предлагаете его помиловать? После всего, что мы здесь услышали и увидели? — Арес Питерс с разочарованием смотрел на Поттера, думая, что мальчишка оказался все же слишком наивен и мягкосердечен.