– Почему? – Влад, ухватившись за подоконник, резко повернулся. – Неужели есть хоть малейшая разница?
Некоторое время в комнате стояла тишина. Два взгляда испытывающе смотрели друг на друга. Не выдержав, Алексей Викторович отвёл голову в сторону. Он пристально изучал только начинающий распускаться, белый бутон гигантской, многолетней лианы.
– Понимаю, – как можно беззаботней и дружелюбней заговорил доктор, – вы устали, сейчас тяжёлый период. Но мы обязательны… Владислав, мы должны попробовать!
Собеседник криво улыбнулся:
– В который раз? – хрипловато спросил он. – Только правду: что-то изменится?
Доктор с наигранным возмущением поднял руки:
– Да это уже бунт! Настоящий бунт, – мужчина попытался перевести разговор в шутку.
Но тёмно-голубые глаза неотрывно смотрели на него.
– Я задал вам вопрос: что-то изменится? – спокойно повторил Влад. – Хотя… не нужно… Не отвечайте. Я уже все понял. Ваше промедление говорит само за себя. Знаю, вы умеете убеждать, только…
Парень снова повернулся к окну:
– Только… я… вам больше не верю! Предупредите родных, я возвращаюсь домой, – последние слова Влад отчеканил. Потом с улыбкой кивнул на далёкие горы. – Алексей Викторович, я хочу туда.
Доктор удивлённо приподнял бровь:
– Владислав, это безумие! Вам нельзя нагрузки. Вы никогда не дойдете!
– Что ж, пусть будет так, – перебил собеседник, пожав плечами. – Какая разница.
* * *
Вера прислонилась к косяку двери.
– Толя, – негромко окликнула она, продолжающего молчать брата. – Ты вправе поступить так, как решил. Можешь сейчас же уехать и больше о нас не вспоминать. Но я хочу, чтобы ты знал: в любое время здесь тебя ждут.
Толик благодарно, тепло улыбнулся:
– Моей семьёй, всегда была лишь ты. А большего мне и не нужно.
В конце улицы показался высокий столб серого тумана. Дымчатым полотном повис над грунтовой дорогой. То, поднимая клубы пыли, неспешно шествовало к водопою стадо коров. Послышались отрывистые крики пастуха. Сухенький, согнутый дедок семенил позади, угрожающе помахивая гибким тонким прутом.
– Куда пошла? Куда, окаянная? – время от времени кричал старик. – Эх, неразумная, куда ж тебя несёт-то!
Но вдруг пастух резко остановился. Он забыл и о стаде, и о вечно пытающейся сбежать рыжей Зорьке.
– Толька, ты? – дедок, как будто отгоняя наваждение, потёр глаза. – Да как же это? Или мне жара затылок напекла?
Засмеявшись, Толик быстро пересёк сад. Открыл калитку и подбежал к старику:
– Я, дед Вань, я!
– Вернулся всё-таки! – всплеснул руками сосед. – Ну наконец-то! А я подумал, мерещится!
– Оно и не удивительно, что мерещится, – улыбаясь, прищурился Толик. – Наверное, с самого утра пол-литра приговорили?
Старик украдкой посмотрел по сторонам:
– Тише – тише! Ты что, Толя? Что говоришь такое? Ну рюмочку за едой, и то одну!
– Эх, дед Вань, – рассмеялся парень, – знаю я вашу рюмочку! Помните, как три дня стадо искали?
Дедок обиженно засопел:
– Нашёл о чём вспомнить! Я обрадовался, а ты… Нет, чтобы самому угостить! Так он ещё и упрекает! Мы ждали тебя…
Толик крепко обнял старого друга:
– Ну, за этим дело не станет.
– Вот это по нашему! – обрадовался дедок. – Вот это разговор! Мужики как узнают, что ты здесь…
– Всех! Всех, дед Вань, соберём! – продолжил Толик. – Главное, Андрея Тимофеевича не забыть! На самое почетное место посадим…
Старик отступил на шаг:
– Ты что, Толька?! Водка в рот не пойдёт!
– Да шучу я, шучу, – опустив голову, прошептал парень. – Мерзость мы для него, а не люди.
Сосед с досады плюнул:
– Больно он нам нужен! – пробурчал старик, но заметив Веру осёкся. – Дай хоть на тебя насмотреться…
– На меня-то вы смотрите, – кивнул Толик, – а вот куда стадо пошло, не видите!
– Ох, окаянные! – вспомнил про живность пастух. – Куда ж вас занесло?! А ну назад! Назад, говорю!
Дедок побежал, а Толик, облокотившись о калитку, смотрел ему вслед. Как долго он не был дома!
Глава 5
Солнце то выглядывало, то снова пряталось в верхушках далёких гор. Прохладный воздух благоухал терпким, чуть сладковатым ароматом многочисленных цветов. Пестрый, радужный ковёр раскинулся на несколько километров, до самого скалистого подножья.
Влад медленно шёл по извилистой, круто поднимающейся тропке. От долго пребывания в палате голова кружилась, в глазах рябило. Хотелось остановиться, упасть в мягкую, высокую траву. И всё же шаг за шагом, Влад продолжал упрямо идти, не отрывая взгляд от заснеженных пик. Каждый вдох обжигал грудную клетку, пронизывал её, словно ножом. Но казалось там, в горах, станет легче. Наконец угаснет этот нещадный, испепеляющий жар. Угаснет, затихнет…
Ветер играл в цветах, клонил к земле нарядные бутоны. Прерывисто дыша, Влад остановился. Он с тоской смотрел на всё такие же далёкие горы. Заснеженные шапки сливались с бесконечной гладью голубого неба. Если бы взобраться на самый верх. Увидеть всю окрестность: безлюдный, одиноко дремавший берег, череду угрюмых скал, вздымающиеся пеной, ледяные волны. Запомнить, забрать их с собой… Туда… в пустую, неумолимую вечность.
Как же часто Влад, на своем верном, железном друге, взметал к облакам, парил, словно птица над городом, не понимая, что эти минуты бесценны. Парень чётко представил рёв мотора, ощутил холодок родного штурвала. Ещё бы раз, хоть разок… Но верный друг, теперь груда обгоревшего металла. Конечно, стоит сделать один-то звонок. И здесь, через считанные минуты, появиться вертолёт. Он легко поднимется в небо, туда, где нет границ. Парень крепко сжал пальцы. Раньше, не задумываясь, он так бы и поступил. А вот сейчас… от одной мысли замирает, стынет сердце. Нет, Влад, как и прежде, не боялся высоты. Только вот с тех пор многое изменилось. Его самого как будто резко вырвали из привычной среды. Подняли в заоблачную высь. И оттуда, что-то различить, понять невозможно. Остались лишь контуры, едва различимые контуры прошлого.
Влад устало опустился на мягкую, налитую весенним соком траву. Идти дальше сил не было.
Чья-то тень заслонила солнце. Парень не смог сдержать улыбки:
– Ненадолго же вас хватило.