– Андреас Нефф, аналитик по уголовным преступлениям, из земельного уголовного ведомства. Он оказывает поддержку нашему расследованию, – пояснила Пия. – Он проанализировал оба дела и теперь твердо убежден, что объектом убийцы являются пожилые женщины.

– Ну спасибо! – Катрин бросила гневный взгляд на Крёгера.

Она была самой молодой сотрудницей К‑11 и со своим детским, правильной формы лицом, прямоугольными очками и хрупкой фигурой на первый взгляд казалась значительно моложе своих двадцати шести лет. Но ее безобидная внешность была обманчивой. Катрин была самоуверенной и бесстрашной девушкой. Несколько лет назад именно она дала отпор Франку Бенке и способствовала тому, что он был отстранен от должности.

– И что он за тип?

– Ты сейчас с ним познакомишься, – ответил Кай, который, прислонившись к окну, смотрел вниз, на парковочную площадку. – Дейл Купер [13] на подходе.

– Тогда позвольте мне быстренько сообщить вам скудные результаты баллистической экспертизы, – сказал Крёгер и начал рыться в бумагах, которые принес с собой. – Результаты исследования обеих пуль свидетельствуют о том, что обе они были выпущены из одного и того же оружия. К сожалению, это оружие ранее никогда не попадало в поле зрения, то есть оно отсутствует в системе.

– Таким образом, нам известно, что оба убийства совершил один и тот же преступник, – прокомментировал Остерманн.

– Тот самый, с комплексом матери, – добавила Пия.

– С комплексом бабушки, – подмигнул ей Крёгер и вышел из комнаты.

Мысли Пии вертелись вокруг Кристофа. Вчера, перед его вылетом, они еще раз поговорили по телефону. Он уже должен был приземлиться в Кито. Разница во времени составляла шесть часов, значит, у него там сейчас четыре часа утра. Слишком рано, чтобы звонить. Но она могла написать ему и сообщить, как ей его не хватает уже сейчас. После их вчерашнего разговора она распаковала свой чемодан и рано отправилась спать. Как ни странно, она впервые за последнюю неделю глубоко и крепко спала. Может быть, это было признаком того, что ее решение остаться было правильным.

В комнату вошел Андреас Нефф. Темный костюм, белая рубашка, черный галстук. Коротко стриженные темные волосы были аккуратно причесаны. Черные туфли начищены до блеска. В руке он держал чашку кофе, который сделал себе на кухне, расположенной в конце коридора.

– Доброе утро! – крикнул он решительным голосом, переводя взгляд с Кая на Пию, а затем на Катрин. – А это кто у нас?

– Катрин Фахингер, – прохрипела Катрин. – Лучше оставайтесь на своем месте, если не хотите заразиться.

– Моя фамилия Нефф. Я из земельного уголовного ведомства. – Он быстро взглянул на нее и потерял интерес. – Вы, наверное, секретарь отдела?

Глаза Катрин сузились.

Кай с Пией переглянулись, но потом Кай отвернулся, потому что не мог сдержать ухмылку. Некоторые люди намеренно стремятся уколоть других.

– Так вот, – обратился Нефф к Остерманну, – вчера ночью я кое-что обдумал. На Рождество ничего не случится. Наш убийца – социально интегрированный субъект, у него есть…

– Вы взяли мою чашку, – перебила его Катрин.

– …семья… и, возможно, он даже куда-то уехал. – Нефф не обратил на нее никакого внимания. Он медленно обошел стол и сделал глоток кофе. – Это, собственно, однозначно подтверждает время совершенных убийств – как раз перед праздниками.

Катрин Фахингер встала, преградила ему дорогу и ткнула указательным пальцем в чашку, которую тот держал в руке.

– Это моя чашка, – повторила она настойчиво. – Здесь это написано. Вы видите? Чашка Катрин.

– Да, действительно, – Нефф наморщил лоб, – но другие были грязные. Вам следовало бы их получше мыть. Немного моющего средства творит чудеса.

– Давайте чашку сюда, – ответила зло Катрин, – и принесите себе потом свою собственную.

– С секретаршами нужно всегда поддерживать добрые отношения. – Нефф снисходительно улыбнулся и протянул ей фарфоровый стакан. – К тому же кофе мог бы быть и получше.

– Я отнюдь не секретарша, – подскочила Катрин, – а старший комиссар уголовной полиции Катрин Фахингер.

Андреас Нефф ничуть не смутился и даже не подумал извиниться.

– Так. На чем я остановился? Ах, да, вернемся к личности убийцы.

– Как вам пришло в голову делать такие выводы на основании этой скудной информации? – поинтересовался Кай Остерманн.

– У нас свои методы, – ответил Нефф с сознанием своего превосходства. – Плюс, конечно, достаточный опыт.

Зазвонил телефон, стоявший в центре стола. Пия, которая сидела к нему ближе всех, наклонилась и взяла трубку. Секунд десять она слушала.

– Мы уже едем, – сказала она коротко и положила трубку.

– Что случилось? – спросила Катрин.

– Выстрелы в Майн-Таунус-Центре, – ответила Пия и вскочила. – Кай, попробуй дозвониться шефу. Мы с Катрин едем прямо сейчас.

– Я поеду с вами, – сказал Андреас Нефф с горящими глазами.

– Нет, вы останетесь. – Пия схватила куртку и рюкзак. – Если понадобитесь, мы дадим знать.

– А что мне здесь делать?

– Держите в голове общую картину, – посоветовала ему Пия. – Ведь, в конце концов, вас для этого сюда вызвали.

* * *

– Я помогу тебе, папа! – заявила София и принесла из ванной на кухню маленький пластиковый табурет. – Я точно знаю, что надо класть в куриный суп.

Она поставила табурет прямо перед ним.

– В самом деле? – Боденштайн был мыслями совсем в другом месте, но заставил себя улыбнуться. – И что же?

– Сначала воду, соль, перец, зелень, – перечисляла малышка, загибая пальцы и прислонившись к рабочему столу. – А потом курятину. Только это должен быть био-цыпленок, а не суповая курица. Ах да, еще грибы! Я так люблю грибы!

– Это, должно быть, вкусно, – кивнул Боденштайн. – Именно так мы и сделаем.

– Я хочу резать морковь, – объявила София, выдвинула ящик стола и взяла один из самых больших ножей.

– Может быть, ты лучше почистишь грибы? – Боденштайн отобрал у нее огромный нож.

– Это скучно! Мама разрешает мне резать морковь. – Девочка скорчила гримасу и начала пританцовывать.

– А я нет, – ответил Боденштайн.

– Но я умею!

– Грибы или ничего.

– Тогда ничего. – София спрыгнула с табурета и так его пнула, что тот полетел через всю кухню. Она скрестила на груди руки и, надув губы, демонстративно уселась на пол.

Боденштайн решил не трогать ее и не обращать на нее внимания. Выходные в обществе его младшей дочери раз от раза становились все напряженнее. С раннего утра до позднего вечера она требовала, чтобы ей уделяли внимание, чрезмерно ревновала его к Розали или к Инке и совершенно не слушалась. Козима, похоже, позволяла ей все, только бы она оставила ее в покое. Как это было когда-то с Лоренцом и Розали. В повседневной жизни он заметно больше занимался детьми, чем Козима, поскольку она часто бывала в командировках или допоздна работала в конторе. Если она на какое-то время оказывалась дома, ей было сложно найти там свое место, так как дети привыкли к жизни без матери. Чтобы не потерять их любовь, она баловала обоих и позволяла им все, что Боденштайн, наоборот, запрещал. Дети быстро научились вить из матери веревки, не испытывая к ней при этом никакого уважения. Козима пыталась быть строгой, но при этом никогда не бывала последовательной. В течение всего этого времени Боденштайн, выступая буфером, улаживал их ссоры и следил за соблюдением правил.

Насколько всего этого недоставало теперь Софии, было хорошо заметно по поведению девочки. Шестилетнюю малышку никогда не учили от чего-то отказываться и придерживаться определенных правил. С легкостью она подчиняла себе бабушек и дедушек, а также няню, на отца же ее обаяние действовало не часто. За ее милым личиком он видел огромную назревающую проблему и спрашивал себя, мог ли он этому противостоять и каким образом. Не из-за Софии ли Инка все еще не переехала к нему окончательно, как они, собственно говоря, планировали? Она никогда не говорила ему этого открыто, но уже давно на выходные, когда он брал Софию к себе, она уезжала домой, и он чувствовал себя брошенным. Когда он однажды заговорил об этом, она возразила, утверждая, что она все равно ему не нужна, если Софи здесь, поэтому она может вполне побыть дома или в ветеринарной клинике.