– Боже мой, в вашем словесном потоке я не уловила ни одной четкой мысли! – в итоге рассерженно набросилась на него Пия. – И вы еще психолог!

– Еще никто никогда не называл мои наблюдения и анализ «словесным потоком», – ответил обиженно Нефф. – Все же у меня есть опыт в том, как лучше связать те или иные вещи, когда идет соответствующий обмен мнениями между коллегами.

– Представьте себе, мы приобрели этот бесценный опыт еще несколько лет назад, – ответила Пия резко. – Было бы очень мило с вашей стороны, если бы следующие десять километров вы просто помолчали.

Прежде чем Нефф успел еще что-то сказать, зазвонил телефон, и Боденштайн нажал клавишу динамика, но потом, увидев имя звонившего на дисплее, перевел разговор на свой мобильник. Сначала он молча слушал, затем, соглашаясь, что-то бормотал и закончил разговор, не попрощавшись с собеседником.

– Энгель? – догадалась Пия.

– Угу.

– И как?

– Изрядно.

– Из-за чего?

– Министерство.

– Пресса поработала?

– Разумеется.

За семь лет совместной работы Пия и Боденштайн стали напоминать старую супружескую пару и порой понимали друг друга даже при разговоре телеграфным стилем, как это бывает у людей, которые проводят вместе много времени.

– Этот рудиментарный способ коммуникации, как я понимаю, не предполагает моего участия, – предположил Нефф с заднего сиденья.

– Отнюдь, – возразил Боденштайн, удивившись такому предположению. – Фрау Энгель позвонила сообщить, что население взволновано после паники, которую подняла пресса, и Министерство внутренних дел этим весьма озабочено. Это означает, что на нас давят сверху. Вас устраивает такой перевод?

– Гм, – пробормотал Нефф.

Взгляд Пии упал на часы, встроенные в приборную доску. Сейчас Кристоф уже должен ехать в аэропорт, и она его больше не увидит. В течение трех бесконечно долгих недель.

– На улице и в самом деле достаточно пусто, – заметил в этот момент Боденштайн. – Обычно в пятницу в это время здесь стоишь в приличной пробке.

– Ты прав, – подтвердила Пия. – Ты считаешь, что это связано с?..

– Боюсь, что да, – кивнул Боденштайн.

– Это ужасно, как вы оба жестоко расправляетесь с синтаксисом нашего прекрасного языка, – недовольно проворчал Андреас Нефф.

– В самом деле? – удивилась Пия.

– Супер! – усмехнулся Боденштайн.

И потом оба рассмеялись, хотя для этого не было никаких причин.

* * *

Коллеги, которые в Оберурзеле и Нидерхёхстштадте напрасно искали свидетелей и пытались выудить какую-нибудь информацию у соседей и знакомых жертв, были разочарованы. Целыми днями они ходили от одного дома к другому и получали лишь отрицательные ответы, сопровождающиеся выражением сожаления и пожиманием плечами. По «горячей линии» тоже не поступило ни одного вразумительного сигнала.

Профессор Рудольф никогда не слышал имени Ингеборг Роледер, и наоборот – Ренате Роледер было совершенно незнакомо имя Маргарет Рудольф. Единственная довольно неопределенная параллель, которая, похоже, существовала применительно к ним, заключалась в том, что они были женщинами, и каждая из них имела дочь.

Работа на месте преступления в Оберурзеле также не дала никаких результатов, как и в Нидерхёхстштадте днем ранее.

– Ни следов пули, ни гильзы, ни следов от обуви – никаких зацепок, касающихся преступника, который остается фантомом, – резюмировал Кристиан Крёгер свой короткий и лишенный всяких надежд доклад.

– К сожалению, я могу это только подтвердить, – сказал в завершение Боденштайн. – С обеими жертвами, судя по всему, не происходило ничего особенного: не было ни угроз, ни анонимных звонков и ничего подобного. Похоже, что мы заполучили два довольно бесперспективных дела, и нам остается надеяться только на комиссара по имени «Случай». Или на саморазоблачение преступника.

В переговорной комнате царило молчание.

– Я не считаю дело столь безнадежным, как мои коллеги, – вмешался Андреас Нефф.

– Круто, – пробормотала Пия и закатила глаза, когда он встал, поправил галстук и застегнул пиджак.

– Для меня уже сейчас, – начал Нефф, – вырисовывается отчетливая картина. Преступник действует хотя и произвольно, но вполне продуманно. Нам следует исходить из того, что он очень умный человек, который, правда, импульсивен, но все же держит свою импульсивность под контролем. Он не очень молод, но максимум около тридцати, потому что должен хорошо бегать и лазать. Выкристаллизовывается также и четкий портрет жертвы – женщины шестидесяти – семидесяти пяти лет. И хотя анализ преступлений не указывает на какую-либо связь с психологией, а исключительно с криминалистикой и криминологией, я осмелюсь предположить, что убийца – человек с выраженным комплексом матери.

Он самодовольно улыбнулся и с надеждой посмотрел на присутствующих.

– И что нам это дает? – прошептал Остерманн, повернувшись к Пии. – Может быть, опубликовать предостережение: «Вниманию всех женщин старше шестидесяти! Не выходите больше на улицу, а если находитесь дома, опускайте жалюзи»?

Пия только покачала головой и скорчила гримасу. Она надеялась, что ее начальница, которая, к сожалению, вышла в коридор, чтобы поговорить по телефону, вскоре поймет, что за чванливый тип этот Нефф. Она слушала краем уха, потому что очень ждала, что Кристоф позвонит еще раз.

– С вашего позволения, коллега, – сказал в этот момент Кристиан Крёгер, – это полная чушь. На основании пары зацепок, которыми мы располагаем, невозможно составить портрет убийцы.

– Для вас – может быть, – возразил Нефф, все еще улыбаясь. – А для меня – вполне. Когда я работал в ФБР, я научился…

– Я тоже работал два года в США и тоже там многому научился, – перебил его нетерпеливо Крёгер. – И прежде всего тому, что не следует строить отчаянные предположения, пока у тебя в распоряжении не будет достаточно фактов. Общую картину можно составить только после того, как будет рассмотрена каждая отдельная деталь.

– Именно для этого меня и вызвали, – сказал Нефф снисходительно. – Чтобы держать в голове общую картину, потому что такие люди, как вы, часто преждевременно теряются в деталях.

Крёгер густо покраснел. Среди коллег послышался неодобрительный гул. И хотя Кристиан Крёгер довольно часто вел себя как примадонна, его способности были неоспоримы. Его педантичный метод работы и проницательность уже не раз в решающей степени способствовали раскрытию преступления.

– Так, довольно, – вмешался Боденштайн, который заметил, что Нефф зашел слишком далеко. – Коллега Нефф, сейчас я хотел бы поговорить только с сотрудниками своего отдела. Все остальные свободны. Прошу вас быть наготове. Завтра утром, в десять часов, встречаемся снова.

– Ух, – прошептал Кай Остерманн, – теперь Кристиан впадет в немилость.

– Я тоже, – ответила Пия. – Жаль, что этот мачо так убежден в своей неотразимости. Вообще-то я думаю, что психолог-криминалист вполне мог бы нам помочь.

Катрин Фахингер выглядела так, будто она только что едва избежала смерти. Ее узкое лицо было бледным, а под глазами обозначились фиолетовые круги. Она доплелась до переговорной комнаты и упала на один из стульев.

– Смотри, чтобы тебя не подстрелил замаскированный снайпер, – сказал Крёгер цинично. – Выглядишь как твоя бабушка.

– Тогда посмотри в зеркало. О тебе тоже не скажешь, что ты свеж, как огурчик, – парировала Катрин рассерженно. – Я пришла сюда только для того, чтобы вам помочь, и сразу же нарвалась на оскорбления.

– Кристиан не имел в виду ничего личного. – Остерманн усмехнулся. – Но вчера сработало секретное оружие Энгель, и нам прислали помощь.

– Кого? – спросила Катрин и чихнула.

– Одного фэбээровского корифея из Висбадена, – ответил Крёгер недовольно. – Он все знает и все может лучше других и, если ему верить, пару лет назад практически в одиночку раскрыл серию убийств, совершенных снайпером в Вашингтоне.