Начиная с 1923 года институт начал организовывать работы по обследованию степей и пустынь, по выявлению эпизоотий чумы среди грызунов. Противочумная система стала переходить от мер борьбы со вспышками чумы к предупреждению заболеваний.
С 1932 года институт "Микроб" становится центром, которому в методическом отношении подчинялись создававшиеся один за другим противочумные институты в Иркутске, Ростове-на-Дону, Алма-Ате и Ставрополе. Тем самым было положено начало уникальной, единственной в мире специализированной профилактической службе.
С противочумной службой связаны имена многих замечательных ученых, среди которых особо следует отменить С. М. Никанорова, Н. Н.Сиротинина, В. Н. Федорова, Б. К. Фенюка, Е. И. Коробкову, В. М. Туманского, И. Г. Иоффа, И. С. Тинкера, М. П.Покровскую, В.В.Сукнева, Н. А. Гайского, Ю. М. Ралля, А. М. Скородумова, Н.И.Калабухова. Всех перечислить очень трудно, но каждый из них был яркой, самобытной личностью.
Поначалу работа сотрудников противочумной системы протекала в очень сложных полевых условиях, когда всем им часто приходилось сочетать функции микробиологов, эпидемиологов, зоологов, и паразитологов, а подчас и лечащих врачей. Как ни странно, но с необходимостью оказания общеврачебной помощи населению на территориях природных очагов, чумы им приходится сталкиваться до сих пор. Примеры этого недавно описаны Сучковым, (очерк готовится к печати в новом выпуске сборника, ссылка на который дана на стр. 27).
Не боясь преувеличения, всех их можно назвать героями, ежедневно рисковавшими здоровьем и жизнью. Ведь в то время никаких средств лечения чумы, кроме противочумной сыворотки, еще не было. Эффект же от нее, и то далеко не во всех случаях, достигался только при бубонной чуме, а при легочных формах он практически был равен нулю. В Советском Союзе первые более или менее реальные успехи в лечении этой инфекции были достигнуты лишь в конце 40-х годов, когда Жуковым-Вережниковым вместе с сотрудниками института "Микроб" был предложен так называемый "комплексный метод", основанный на парентеральном введении щелочного раствора сульфидина с метиленовым синим, в сочетании с противочумной сывороткой. Затем стал доступен стрептомицин и положение резко изменилось к лучшему.
В борьбе с чумой в много страниц героизма и подвижничества, которые всегда были свойственны отечественным врачам, студентам — медикам и обслуживающему персоналу. Их имена вписаны в скрижали борьбы с чумой. Однако, как ни странно, о них мало знает наша широкая медицинская общественность. Поэтому напомню только о двух, наиболее ярких, примерах. Один являет собой Ипполит Александрович Деминский (1864–1912) Заразившись чумой в слободе Рахинка от малого суслика и чувствуя приближение смерти, он продиктовал текст телеграммы с просьбой вскрыть его труп для выделения культуры чумного микроба. Тем самым, своей смертью он доказал, что чума сусликов идентична чуме людей. Из Рахинки прах И. А. Деминского в 1956 году был перенесен в Астрахань и захоронен на территории противочумной станции, Второй пример относится к Василию Павловичу Смирнову (1901–1976), который был увлечен идеей вакцинации людей против чумы через конъюнктиву. Работая в Монголии, где он таким образом привил более 100 тыс. человек, В. П. Смирнов заразил себя чумой, чтобы доказать эффективность предложенного им способа. И доказал! Контрольные (биопробные) животные погибли, а он выздоровел и потом долго работал в Иркутске, куда я его пригласил, когда его, в буквальном смысле слова, выжили, из Ставропольского противочумного института.
Из числа чумологов, пожалуй, последней жертвой чумы у нас оказался замечательный ученый Абрам Львович Берлин (род. в 1903 году), несколько лет проработавший в Монголии и побывавший даже на Тибете, результатом чего явилась его уникальная статья "Тибетская медицина и чума" ("Вестник…", 1940). "Последние годы своей жизни он был заместителем директора института "Микроб". Сейчас уже мало кто помнит, что в 1939 году А. Л. Берлин заразился чумой в лаборатории и, не зная еще об этом, приехал в Москву, где и умер. При этом жертвами чумы стали также несколько человек из числа медицинского персонала, имевшего с ним непосредственный контакт. Трагическая гибель А. Л. Берлина заставила тогда ввести новые жесткие правила работы с чумой и другими особо опасными инфекциями, которые полностью себя оправдали и которые в основном сохраняются до сих пор.
Но опасность подстерегала чумологов не только в поле или в лаборатории. Подобно профессору Скородумову многие из них были репрессированы и погибли в застенках ГПУ (НКВД). Тогда это было просто, так как любая вспышка чумы могла служить поводом для ареста по обвинению в умышленном распространении чумы или недосмотре.
Несколько лет назад я начал собирать сведения о сотрудниках противочумной системы, пострадавших в годы сталинских репрессии с целью реабилитации тех, кто не был еще оправдан. Однако эта задача оказалась очень трудной. Во-первых, точными данными не располагает ни один из институтов; возможно, что соответствующие документы в свое время были уничтожены. Кстати, изъяты или уничтожены они были даже в семьях репрессированных (например, в семье А. М. Скородумова или в моей собственной). Во-вторых, многие пострадавшие работали не в институтах, а на противочумных станциях и в отделениях, разбросанных на огромных просторах страны; некоторые из них давно уже были ликвидированы, а на других не осталось никого, кто помнил бы события многолетней давности. Третья причина заключалась в том, что ряд свидетелей событий тех времен до сих пор не избавились от страха за свою собственную судьбу, так как не верят в стабильность перемен, делают вид, что ничего не помнят или вообще избегают разговоров на эти темы. Примечательно, что от ответа на мои вопросы уклонялись даже директора отдельных институтов (из "молодых", которым до прошлого нет дела или которые не верили в невиновность пострадавших!) и переадресовывали их старожилам институтов; в итоге круг замыкался. Но все же кое-что мне удалось собрать, за что я от души благодарен всем респондентам. Особенно я признателен теперешнему директору института "Микроб" профессору А. В. Наумову, профессору Л. Н. Классовскому (Алма-Ата) и недавно умершим профессору И. Ф. Жовтому, моему заместителю в иркутские времена и доктору Л. А. Аваняну (Ставрополь).
Я бы очень хотел привести здесь весь известный мне скорбный список, однако боюсь упустить чье-то имя. К тому же он получился бы очень большим. Пусть же светлая память о всех невинно пострадавших, независимо от того, кем они были — профессорами или простыми рабочими — навсегда сохранится в сердцах ныне живущих и тех, кто идет за ними!
К сказанному добавлю, что судьбой репрессированных сотрудников противочумной системы в 1990 году я пытался заинтересовать общество "Мемориал" (копия письма Юрасову Д. Г. — "историографу "Мемориала" — у меня сохранилась), однако никакого отклика я не нашел. Не думаю, чтобы мое письмо не достигло адресата; тогда почта работала еще хорошо.
Если так можно сказать, я являюсь патриотом противочумной системы и останусь им навсегда. Поэтому мне особенно больно видеть её развал. С образованием СНГ, когда-то монолитная и мощная система, распалась, перестала функционировать как одно целое. В России сохранились 5 противочумных институтов и немногим более десятка противочумных станций, включая наблюдательные, т. е. расположенные вне природных очагов чумы. В то же время на огромных просторах Казахстана и суверенных государств Средней Азии, а также в Закавказье, где расположены основные активные природные очаги чумы, без единого методического руководства остались один противочумный институт (в Алма-Ате) и большое число противочумных станций. Ситуация усугубляется резким ухудшением социально-экономической обстановки в СНГ и экологического положения в районе Аральского моря и в Каракалпакии. К этому добавлю, что пограничные посты и таможенные барьеры служат преградой для передвижения людей, но не могут остановить миграции грызунов — носителей чумы!
