– Так, Петруша, так, – откликнулся командир взвода Павел Гриднев. – Только сначала выжить надо! Дай-то нам Бог удачи!

Пока тридцатитысячный корпус генерала Данненберга полз в сторону Крыма, там на все лады громко и счастливо понеслось одно звучное слово: «Балаклава!» Русские войска в Крыму, совсем потерявшие боевой пыл, повторяли его как заклинание: «Балаклава! Балаклава!»

Бывают сражения обдуманные, стратегически просчитанные, а бывают спонтанные, по порыву воинственной полководческой души. Что касается последних, Наполеон Бонапарт говаривал: «Вмешаемся в битву, а там посмотрим!» Но чтобы вести такие сражения, и нужно быть Наполеоном! Необходимо иметь звериное чутье, чтобы распознавать все сильные и слабые стороны противника, предугадывать каждое его движение, каждый последующий шаг.

Если такого чутья нет, то и дергаться не стоит!

А это было даже не сражение, а безжалостное избиение англичан. И не простых пехотных полков, пушечного мяса в любой войне, а легкой кавалерии, состоявшей из отпрысков избранных аристократических семей объединенного королевства. В тот злосчастный для Европы день голубой кровью умылась крымская земля. Огласка этой катастрофы вызовет великую скорбь в сердцах всей английской аристократии и станет одним из главных военных скандалов девятнадцатого века…

А все было так: турки, стоявшие в четырех редутах по двести пятьдесят человек в каждом, оставили высоты Балаклавы под натиском русских войск, выступивших скоро и внезапно. Солдаты Порты бежали так поспешно, что бросили на холмах свои пушки, за что разъяренные шотландцы едва не перекололи штыками своих союзников. Главное, важные позиции оказались потеряны. Именно в эти часы в командовании англичан и произошло роковое недоразумение.

Лорд Фицрой Сомерсет Раглан, пятый сын герцога Бофорта, главнокомандующий английской армией, человеком был смелым и харизматичным. Когда-то он служил военным секретарем знаменитого Артура Веллингтона, которому сам Наполеон отдал шпагу, и женился на его племяннице. При Ватерлоо Раглан потерял правую руку по самое плечо, что стало для молодого офицера великой трагедией. Но он не пал духом! Тяжелое увечье подтолкнуло его даже к изобретению нового покроя сюртука, а именно рукава, который позже назвали его именем. Вверх Раглан шагал уверенно и смело даже с одной рукой. Он оказался хорошим военным администратором, но не полководцем, и сам знал об этом.

Но проявить-то себя порой так хотелось!

И вот лорд Раглан, держа в левой руке подзорную трубу, разглядел, как эти русские стаскивают с позиций отнятые у турок пушки.

– Генерала штаба Эйри ко мне! – приказывает он адъютанту.

Прибывает Эйри.

– Генерал, – говорит Раглан. – Мой приказ. Пишите… Лорду Лекэну приказываю легкой конницей идти во фронтовую атаку на позиции русских и отбить потерянную турками артиллерию. Батарея конной артиллерии может сопровождать. Французская кавалерия на вашем левом фланге. – Командующий французской армией генерал Канробер гостил в эти часы в лагере союзника – и был лишний повод показать ему, на что способны храбрые англичане! Лорд Раглан раздумывал недолго и добавил: – Исполнить немедленно.

Побледнев, но не подав виду, лорд Эйри записал последнее слово, подозвал офицера своего штаба 15-го гусарского полка капитана Нолэна, и военного, и популярного публициста в одном лице, и отдал ему записку. Вскочив на коня, капитан, даже не представляя, вестником какого черного невежества и преступной глупости является, рванул во весь опор к командиру английской конницы. Через четверть часа у походного шатра лорд Лекэн прочел приказ главнокомандующего.

Он тотчас изменился в лице и прошептал:

– Это же безумие?!

Но, взглянув на непроницаемое лицо Нолэна, который только нахмурился, понял, что капитан ни о чем не подозревает. Тогда Лекэн велел подозвать к себе командира легкой кавалерии лорда Кардигана. Еще через пять минут лорд Кардиган, командир привилегированной драгунской бригады, именуемой в армии «Бригадой легкой кавалерии», в состав которой входила вся знать королевства, узнал, что ему предстоит сделать. Он подкрутил свой тонкий черный ус и холодно прищурил правый глаз.

– Нас посылают на три батареи русских? – поглядев на начальника объединенной кавалерии, как всегда бесстрастно спросил он. – Но этого быть не может, сэр.

– Но это так, – ответил ему начальник.

– А что же… пехота? – по-прежнему хладнокровно спросил лорд Кардиган. – О ней даже не упомянуто в этой записке?

По всем правилам военной тактики подобная атака конницы должна была сопровождаться поддержкой пехоты и артиллерии – это было известно обоим командирам.

– Увы, граф. Ни слова, – покачал головой лорд Лекэн. – У нас нет выбора – это приказ: остается только повиноваться. – Он улыбнулся с горечью. – И я поручаю это предприятие вам. Заранее простите меня, граф. Просто вы – лучший.

Лорд Кардиган вытащил из ножен саблю и, приблизив лезвие к лицу, отсалютовал ею.

– Храни вас Господь! – кивнул ему Лекэн.

В этот день, тринадцатого октября 1854 года, им предлагали совершить чудо!

А точнее, пойти на верное самоубийство…

Большинство легких кавалеристов в лагере англичан, прибывших в Крым – завоевывать варварский край, сохранили душевный подъем паладинов прошлых веков. В этот час они даже не успели понять, что им угрожает. И что жизни их – столь дорогие родному острову! – так стремительно приближаются к концу. Через пять минут капитаны молчаливо разлетелись по своим сотням и тогда же бойко завыли медные трубы горнистов, призывая бригаду легкой кавалерии немедленно готовиться к атаке.

Время приближающейся трагедии под Балаклавой пошло на минуты…

В 11 часов 20 минут лорд Кардиган выехал вперед на черном скакуне Рональде, призере Ипсомских скачек, и скомандовал:

– Бригада легкой кавалерии идет в наступление! Первый эскадрон семнадцатого уланского полка – направляющий! Изо всех сил держать строй!

И лично занял место в первом ряду, как и прочие, растянувшемся по всему фронту. Все происходило на безымянном крымском поле у гор и селений с тяжелыми для европейца названиями, но которым вскорости суждено будет стать известными всей Европе.

И вот уже стройные сотни кавалеристов в богато расшитых красных мундирах, качнувшись вперед, пошли шагом, набирая темп, ускоряя аллюр, а потом уже ветром полетели к русским редутам. И чем дальше, тем бешенее неслись они навстречу неумолимому року!

– Красавцы! – не скрывая восхищения, вымолвил тогда лорд Раглан. Его штабисты с тем же восхищением и предчувствием чего-то страшного наблюдали за этой картиной. – Я решил верно, господа: пусть впереди будет легкая кавалерия! Клянусь памятью короля Георга Первого, они быстрее тяжелых кирасиров Скарлетта доберутся до русских и накажут наглецов! – Держа подзорную трубу в единственной руке, оставленной ему Наполеоном Бонапартом, лорд Раглан взгляда не мог оторвать от несущейся лавины всадников, под которыми от конского стука копыт сотрясалась земля. – Ну какие же красавцы эти рыцари Кардигана!

Зрелище, на первый взгляд, и впрямь было восхитительным – роскошные всадники на роскошных конях стремительно преодолевали расстояние, несясь по долине. Боевые кони «рыцарей Кардигана» так и взрывали копытами сухую крымскую землю! Еще пройдет полчаса – и этих всадников, летящих навстречу смерти, раз и навсегда назовут «бешеными кавалеристами», а саму безымянную долину – «Долиной смерти».

Русские, изрядно оснащенные артиллерией, стояли углубленной подковой между селением Кадыкиойем и Федюкиными высотами, когда увидели, что подняв пыль, прямо между ними по-бычьи прет – неясно куда и непонятно зачем – не менее тысячи англичан – целый осиный рой! Увидели это и те немногочисленные русские, что недавно выставили турок из четырех редутов, а теперь решили спешно увезти орудия. «Пушки на позиции! – заревели пехотные русские офицеры. – Быстрее, ребятки! Быстрее, родные! Силушки не жалейте! Фортуна уйдет! Опоздаем, изрубят всех к чертовой матери!» Солдаты, напрягая жилы, заторопились, оборачивая жерла недавно турецких пушек, отданных так беспечно и глупо противнику, на приближающихся англичан.