30/III-14/IV 1917 года, по словам того же Селивачева, немцы старательно пускали шары с прокламациями, в которых указывалось на речь в рейхстаге Бетмана-Гольвега о том, что Германия не ведет завоевательной политики.
Тот же ген. Гофман рассказывает в своем "Дневнике" под 15/III 1917 года, что, узнав о февральской революции, но не имея пока что подробностей этого важного события, он распорядился напечатать воззвание на русском языке, чтобы "разъяснить русским солдатам, находившимся в окопах, смысл всех этих волнений". "Иначе эти бедняги ничего не будут знать, а это было бы жалко", — заканчивает Гофман.
Не избежала германской пропаганды также и Румыния. 16 августа Румыния объявила войну Турции, а 18 августа — Германии и Болгарии. Немцы, совместно со своими союзниками, успешно ударили по румынам. И уже в декабре 1916 года русская ставка констатировала[114]:
"…Моральное состояние румынской армии, отведенной в тыл, находится в полном разложении. Усилилась пропаганда, сводящаяся к тому, чтобы убедить офицерские круги в бесполезности дальнейшей борьбы и в опасности со стороны России, которая не возвратит Румынии Молдавию, что Россия не желает образования великой Румынии. Распропагандированные офицеры в свою очередь ведут пропаганду среди солдат. В числе их адмирал Негреску".
В феврале 1917 года на совещании послов союзных держав в Яссах, английский полковник Гриффис докладывал о положении в Румынии следующее:
"Деятельность железных дорог совершенно парализована. Для ее оживления абсолютно никаких мер не принимается. Солдаты, брошенные на железнодорожных линиях, умирают в вагонах с голода. Санитарные поезда брошены на произвол судьбы. Раненые гибнут без пищи и от заражения крови. Для продвижения санитарного поезда на 50 километров требуется 10 дней. Транспорты с ранеными оставались на дорогах, вследствие падежа лошадей. Тиф господствует повсеместно. Рядом с этим, префекты живут в роскоши, почему их лояльность может быть заподозрена. Никто не преследует шпионов противника…"
Немцы этой отчаянной обстановкой пользовались в целях пропаганды.
22 февраля 1917 г. ген. Сахаров сообщал ген. Алексееву, что к нему со всех сторон поступают донесения и предупреждения об усиливающейся германофильской пропаганде в населении и в румынских войсках, особенно среди офицерского состава. Один из начальников дивизии — полковник Струза перешел к противнику и издал "манифест", которым приглашал войска взять пример с его поступка, совершенного им ради спасения отечества, и извещал, что он приступил к организации стотысячной армии из пленных румын, с которой двинется на малодушных, глупых и бесчестных румын, не понимающих настоящих замыслов русских.
20 марта ген. Сахаров уже доносил, что "по агентурным сведениям подчеркивается постепенное усиление господства, враждебного к русским отношения Румынии. Такое явление наблюдается не только в разных слоях румынского общества, но и в кабинете румынского правительства, и даже в рядах войск, где рельефно появились следы планомерной и массовой агитации в пользу Германии. Дисциплина заметно пала: совершенно открыто солдаты заявляют, что офицеры — изменники и не только сами добровольно сдавались в плен, но подговаривали к тому и подчиненных… В обществе и правительстве усилились колебания, и открыто высказывалось, насколько ошибочным оказался союз Румынии с Россией…".
Как видим, германская агентурная служба в Румынии сделала свое дело с очень хорошим успехом…
Можно привести еще такой, весьма характерный, пример германской пропаганды.
В сентябре 1917 года в Турине (Италия) вспыхнули крупные волнения. Во время их подавления было убито много гражданских лиц, среди которых было немало женщин и детей. Германская агентурная служба достала фамилии и адреса потерпевших. Все эти подробности они напечатали в специальной прокламации, которую затем их аэропланы разбросали над занятыми IV Туринским корпусом итальянскими позициями под Кабаретто. В прокламации они, между прочим, писали:
"…Дома убивают ваших жен и детей. Вот их фамилии (следовал подробный перечень лиц, погибших во время подавления волнений). Зачем же нам воевать на чужой земле, когда вас предают дома…" и т. д.
На солдат IV Туринского корпуса эти прокламация произвела колоссальное впечатление: почти весь корпус сдался в плен немцам, или разбежался[115].
В конце 1915 года русское министерство внутренних дел имело сведения, что немцы ведут против России весьма деятельную агитацию среди мусульман, проживающих в России. Среди мусульман Кавказа были отмечены попытки производить денежные сборы на военные нужды Турции. В Туркестане даже были образованы тайные комитеты с целью агитации за восстание против России. Эти комитеты пытались подстрекать афганское правительство к выступлению против России.
Мих. Лемке говорит, что эти сведения до известной степени соответствовали действительности. По его словам, "немцы очень заняты противорусской пропагандой среди магометан и украинцев. С этой целью они создали у себя особые лагеря для наших военнопленных, где и обрабатывали их всякими способами, включительно до голодовок и побоев протестующих…"
В самом начале войны Германия возлагала большие надежды на восстание в Ирландии. Вот одна из германских прокламаций, обращенная к ирландцам:
"Ирландцы-глупцы!
Разве вы забыли, что ваш единственный враг — Англия?
Разве вы забыли ваши обиды, что готовы теперь проливать свою кровь за Англию?
Разве вы потеряли ваш разум, что верите в нелепые лживые известия, опубликованные в газетах относительно Германии?
Разве вы забыли, как англичане обошлись с бурами?
Разве вы забыли манчестерские муки?
Разве вы забыли зверские избиения?
Разве вы забыли, что будущее в ваших руках?
Разве вы забыли, что затруднения Англии — удобный случай для Ирландии?
Боже, храни Ирландию!"[116].
Когда Германии стало очевидно выступление Турции на ее стороне, она взялась за организацию соответствующей пропаганды из Турции на азиатских театрах войны. В этом совершенно откровенно сознается Эрих фон-Фалъкенгайн[117]. Он пишет:
"… Одновременно же была организована в широком размере пропаганда на Кавказе, в Персии, а также через Афганистан по направлению к Индии. Ей помогал призыв к "священной войне", провозглашенный турецким султаном в качестве халифа. Что эти шаги, при слабости сил Турции и трудности переброски Германии в столь далекие страны, — могли дать лишь ограниченные результаты, — в этом отдавался ясный отчет. И все же признавалась, безусловно, необходимым принимать и вести дальнейшую пропаганду уже для того, чтобы предупредить опасности, которые могла создать Англия, вступив на тот же путь, но только в противоположном направлении.
Она располагала на Востоке глубоко вкоренившимся страхом перед британским могуществом, превосходными средствами, большой свободой передвижений. И все же смелая и упорная маленькая работа таких людей, как Нодермейер, Гентых и др., могла посеять семя, которое при благоприятном исходе войны дало бы стократные плоды…"
Приведенных фактов, нам кажется, достаточно для того, чтобы придти к заключению, что немцы придавали пропаганде громадное значение, а в некоторых случаях возлагали на нее даже преувеличенные надежды. Если это дело в истекшую войну у немцев шло не совсем гладко, если отдельные ведомства не могли распределить свои функции и поле деятельности, то это, можно сказать, являлось почти общим явлением и сводилось к вопросу об управлении государством во время войны[118].
