Лицу, во всех отношениях подходившему, сперва давалась легкая и хорошо оплачиваемая работа. Потом ему предъявились требования вначале несколько непонятного характера, затем подозрительного, а затем уже явно шпионского. Постепенно, иногда даже незаметно для самого себя, такое лицо затягивалось в расставленные сети, из которых возврата уже не было.

При вербовке германская разведка нередко пользовалась услугами женщин. В таких случаях иногда практиковался следующий прием.

Намеченная жертва вовлекалась в среду, своим главным жизненным занятием считавшую кутежи и карты, в которой оценку людей друзья и женщины производили по толщине их бумажника. Здесь начинались близкие отношения с очаровательной женщиной, а новые "друзья" с большой готовностью открывали свои кошельки, рассчитывая получить "когда-нибудь, когда будут деньги".

Требования интересной соблазнительницы росли все более, а доставать деньги становилось между тем все труднее. Наконец, наступала критическая минута: любовница грозила уйти к другому, если в ее распоряжение не будет дана определенная сумма денег, одолжить которую можно было у одного из ее "поклонников". Последний обычно был готов исполнить, "такой пустяк", но взамен просил оказать ему также "пустяшную" услугу, — достать какие либо сведения военного характера, не имевшие серьезного значения, но потребные ему, как журналисту и т. д. Если дело велось с военным, то просился обычно приказ по части, не считавшийся по существовавшим понятиям секретом для широкой публики. Сделка заключалась, и роковой конец делался неизбежным.

Когда в дальнейшем, затянутый таких образом в паутину офицер отказывался доставать уже, безусловно, секретные сведения, то ссудивший его деньгами резко менял тактику: требовал немедленной уплаты денег по всем просроченным векселям, грозил донести начальству о неблаговидных поступках, наконец, даже угрожал его жизни.

Именно таким путем стали агентами германской разведки французский лейтенант Ульмо, русский поручик Л., один из адъютантов штаба Варшавского военного округа и многие другие.

Германская разведка не упускала также случая заагентурить военных писарей и рядовых солдат, применяя следующий способ.

При царском режиме из русской армии немало солдат по тем или иным причинам дезертировало за границу. Перейдя границу, они все попадали в германскую контрразведку. Там их самым подробным образом опрашивали, выясняли их связи и знакомства в русской армии и предлагали писать обыкновенные товарищеские письма этим знакомым. Кто-либо из чинов германской разведки в конце такого, письма делал приписку, вроде следующей, ставшей известной русской контрразведке:

"Николай Иванович. Я много хорошего о вас слышал от вашего товарища, и мне бы хотелось с вами познакомиться и вас поздравить. Вашему товарищу живется очень хорошо.

С почтением Краузе".

В приписке ко второму письму уже говорилось:

"Ваш товарищ мне говорил, Николай Иванович, что вы нуждаетесь в деньгах. Если вы рассудительный человек, то можете зарабатывать тысячи. Присылайте какие-нибудь бумаги и будете иметь монету. Для ответа посылаю вам почтовые марки.

Ваш доброжелатель Краузе".

Потом уже следует самостоятельное письмо Краузе:

"Еще прошу, вас, Коля, с первым же письмом выслать или сообщать что-нибудь, чтобы начать дело, чтобы я мог выслать для вас монету. Вы еще писали насчет свидания. Это все может случиться. Почему не приехать за делом, которое вы приготовите раньше".

В дальнейших письмах Краузе уже выражает недовольство присланным, обещаясь впредь платить лишь за сведения военного характера, и просит не присылать "чепухи", добавляя, что в случае его упорства "о получении денег может как-нибудь узнать его начальство".

В другом случае старший писарь одного штаба неожиданно получил из Германии письмо со вложенными 25 рублями "на расходы" и с просьбой прислать по указанному адресу "всякую дрянь, бросаемую офицерами в корзины".

Известен также случай, когда в мае 1914 года некоторые старшие врачи русской армии получили от "русского профессора" одного из германских университетов письма следующего содержания:

"Господину старшему врачу.

Уважаемый коллега!

За свое долголетнее пребывание за границей мне нередко приходилось слышать от немецких профессоров-клиницистов и старших врачей городских больниц, госпиталей и лазаретов, совершенно превратное мнение о постановке русского больничного дела. Здесь за границей очень мало знают Россию и поэтому неудивительно, что о нашей медицинской науке и постановке у нас врачебно-санитарного дела, как в казенных, так и в общественных учреждениях, здесь имеет поверхностное и неправильное представление.

Чтобы помочь немцам разобраться и познакомиться с медицинской стороной русской общественности, я изъявил согласие прочитать посвященный этой теме доклад на предстоящем конгрессе "немецкого общества городской и общественной медицины", в члены правления которого я недавно избран.

Желая осветить этот вопрос в своем докладе возможно более всесторонне я, к сожалению, живя за границей, лишен всякого фактического материала, и это обстоятельство тем сильнее дает себя чувствовать, что большинство больниц России заслуживает должного внимания, благодаря своей образцовой, широко-гуманной постановке лечебного дела.

Поэтому обращаюсь к вам, многоуважаемый коллега, с покорнейшей просьбой сделать распоряжение о том, чтобы мне прислали имеющиеся у вас материалы и данные, относящиеся к истории развития больничного дела вообще и вверенного вам учреждения в частности.

В связи указанной целью меня особенно интересуют вопросы:

На сколько кроватей устроена ваша больница? и т. д…" Затем следует еще девять вопросов, выяснявших вместимость и оборудование больниц, после чего прибавлено:

"Если в вашем распоряжении имеются годовые отчеты, докладные записки, сборники и другой печатный материал, а также планы и фотографические снимки вашей больницы, то я был бы очень благодарен за присылку их вместе с вашим любезным ответом на поставленные вопросы".

Когда же этим делом заинтересовалась контрразведка, то оказалось, что этот "профессор одного из германских университетов" ни кто иной, как офицер германской разведывательной службы, у которого в отчете оказался пробел о постановке врачебного дела в России…

Мнение германского министра о маскировке агентов. — Каждый агент должен иметь подходящее занятие и завоевать общественное расположение. — Рассказ П. Кропоткина. — Обучение агентов специального назначения. — Сохранение тайны находится в обратном отношении к числу лиц ее знающих. — Система оплаты агентов. — Размеры оплаты. — Инструкция по собиранию и доставления сведений. — Собирание общеизвестных сведений и слухов. — Специальные собиратели базарных слухов. — Гибкость агентурной сети. — Расправа с агентами, вышедшими из повиновения.

Завербованным тем или иным способом агентам ставилось непременным условием, чтобы каждый из них прикрывался обязательно каким-либо благовидным занятием, позволявшим сказать, что он живет на добытые собственным трудом средства. Если кто-либо не мог самостоятельно создать себе такого положения, германская разведка помогала ему это сделать. Так, например, агент пристраивался к войсковой части, интересовавшей разведку, под видом булочника, колбасника, фотографа и пр. Как только в часть приезжал какой-либо инспектирующий начальник, производилось какое-либо новое военное упражнение, поверочная мобилизация и пр., такого рода агент сразу все свое внимание направлял на освещение этих событий. Стоя у своего лотка, он методично следил за всем. Другой агент в то же время помещался под благовидным предлогом где-либо у полотна железной дороги, усердно считая проходящие поезда; попивая пиво со стрелочниками и другими низшими агентами дороги и в дружественной беседе выяснял интересовавшие его разные технические вопросы.