Карета остановилась, скрипнув расшатанными рессорами. На протяжении всего пути Катарина всерьез опасалась, что фамильный экипаж правителей Ламберании попросту развалится в дороге. В последний раз эта карета использовалась по назначению, наверное, еще в те времена, когда привезла в своем чреве в замок отца юную леди Лиситу, мать Катарины. Если отец и покидал когда-либо замок, объезжая свои владения, то делал это исключительно верхом, что же касается леди Готран, она нисколько не была охоча до балов и прочих светских развлечений, так что не совершала никаких выездов.

Легкий ветерок качнул занавеску на окне экипажа, обдав сидящих внутри Катарину и ее гувернантку Гинеору – чопорную пожилую даму, приставленную к девушке для надзора, – смесью деревенских запахов, в которой слишком уж явно преобладал аромат прелого навоза. Если Катарина, почти все время проводившая в конюшне отцовского замка, отнеслась к этому достаточно терпимо, то Гинеора поспешила приложить к носу надушенный платочек.

Катарина потянулась было к дверце экипажа, собираясь выйти наружу, однако гувернантка остановила ее.

– Дитя мое, дождитесь, пока кучер откроет дверцу, – строго потребовала дама. – Девушке благородной крови не подобает делать это самой.

– А что, у девушки благородной крови руки отвалятся? – проворчала Катарина, недовольно поморщившись.

Общество престарелой дамы начинало ее тяготить. Мало того, что, вопреки всем надеждам, отец не остыл за ночь и не изменил своего решения, вследствие чего с утра пораньше пришлось влезать в неудобный корсет и в еще более неудобное платье, а потом несколько дней трястись по ухабам в карете и ночевать в неуютных трактирах, так еще и приходилось на протяжении всего пути выслушивать нудные нотации. Больше всего бесило то, что никуда не денешься. Если дома еще можно было улизнуть из-под присмотра учителей и прислуги, то сейчас оставалось только проявлять чудеса терпения. Во-первых, в таком длиннющем широченном платье далеко не уйдешь, на коня не залезешь и в толпе не затеряешься, а во-вторых, несмотря на своенравный характер, все-таки воля отца значила для девушки очень много. Сколь ни отвратны были мысли о пансионе, возможном браке с каким-то неизвестным принцем или любым другим дворянчиком, как и о замужестве вообще, все же пришлось дать слово благородному лорду Готрану, что его требование будет выполнено. А давши слово, приходилось следовать своему обещанию. В конце концов, еще много чего может случиться такого, что способно расстроить эту дурацкую затею и можно будет с чистой совестью вернуться в родную Ламберанию. А пока можно и потерпеть.

Казалось, прошла целая вечность, пока кучер Оланц, такой же старый, как и доверенная его заботам карета, сполз с козел и доковылял до дверцы. Когда дверца со скрипом отворилась, запахи, витавшие снаружи, явили себя более отчетливо. Пожалуй, даже на конюшне отца никогда не было такой вони. Гинеора вновь зажала нос платочком.

Катарина первой покинула карету. Оланц предупредительно подал руку девушке, хотя по преклонности лет поддержка скорее требовалась ему самому. Следом наружу выбралась дама Гинеора.

– Ну и что это за дыра? – осведомилась Катарина, оглядевшись по сторонам.

– Городок называется Тимпол, ваша милость, – сообщил кучер.

– Городок? – недоуменно переспросила Катарина. – Это же деревня.

То, что явилось ее взгляду, действительно представляло собою самую обычную деревеньку, точно такую же, какие она видела в окрестностях родного замка, совершая верховые поездки. Вдоль дороги стояли приземистые домики под соломенными крышами, огороженные покосившимися заборчиками, по дороге важно шествовали несколько гусей, в придорожной канаве, залитой бурой водой, блаженно похрюкивала свинья, где-то мычала корова.

– А это, должно быть, местная гостиница? – насмешливо спросила Катарина, указав на просторное строение, рядом с которым остановилась карета, отличавшееся от всех прочих домов лишь своими размерами и вывеской над входом.

Уделяя слишком мало времени и еще менее усердия наукам, которым пытались обучить ее специально приглашенные отцом наставники, девушка оказалась почти не в состоянии разобрать, что написано на вывеске, но примерно догадывалась, тем более, что за время поездки уже успела ознакомиться с подобными заведениями. Следующие слова Оланца подтвердили ее догадку:

– Это трактир, ваша светлость. Здесь вы вполне сносно сможете переночевать.

– Ну да, – скептически отозвалась Катарина.

Она бросила взгляд на Гинеору. Похоже, почтенная дама едва не теряла сознание от витавших в воздухе запахов.

– Ну, что, пойдем в этот клоповник, – произнесла Катарина и первой направилась к входу.

– Дитя мое! – почти негодующе окликнула дама Гинеора свою подопечную. – Ваше платье!

– Ах, черт! – чертыхнулась девушка, вспомнив о непривычной для себя необходимости поддерживать подол платья.

Наряд, который мог бы быть уместным в дворцовых залах, здесь явно не вписывался в окружающую обстановку и подол платья, проволочившись по земле, грозил основательно подмести собою дорожку и собрать ошметки навоза, солому, пыль. В отличие от гувернантки, поддерживающей свое платье элегантно, двумя пальчиками, Катарина скомкала подол в ладонях, задрав его чуть не выше колен, чем привела Гинеору просто в ужас. Тем не менее, дама решила отложить на время воспитательный процесс, тем более, с что в настоящий момент ее слишком мутило от дальней утомительной дороги, тряски в старой карете и деревенских ароматов.

Не успела Катарина переступить порог трактира, как дорогу тут же заступила молоденькая стройная цыганка в цветастой юбке. Ее жгучие черные волосы стягивала алая косынка, а на груди позвякивала куча всяких металлических побрякушек, собранных в монисты.

– Позолоти ручку, благородная госпожа, всю правду тебе открою, что было, что есть, что будет, что на сердце лежит, что впереди ждет, погадаю по руке, по костям, по звездам, по картам, не пожалеешь…

– А не пошла бы ты?! – раздраженно огрызнулась Катарина. – Я и без тебя знаю, все, что было и что будет.

Услышав такие слова от своей подопечной, Гинеора поморщилась, однако промолчала. Она и сама ничуть не обрадовалась, столкнувшись с юной цыганкой, и предпочла бы, чтобы та убралась подальше, пусть даже и ценой вульгарной грубости, совсем не подобающей благородной даме.

– Ай, зачем так говоришь, молодая-красивая?! – не унималась цыганка. – По глазам вижу печаль твою, не пожалей монетку, расскажу, что ждет тебя…

– Твое счастье, что я в этом дурацком платье! – в сердцах воскликнула Катарина. – А то сейчас такого пинка схлопотала бы!..

Угроза гадалку оскорбила. Уперев руки в бока, она с вызовом спросила:

– Эй, конопатая, а не боишься сама получить? Космы-то белобрысые мигом повыдираю!

Видимо, наметанным глазом она быстро определила, что благородную девчонку сопровождают лишь престарелая дама да еще более престарелый лакей, а стало быть, можно не опасаться получить по шее. Уж с этой-то неженкой она как-нибудь справится. Однако вопреки ожиданиям юной цыганки Катарину ничуть не смутил вызов, лишь раззадорил.

– А я и выдирать из тебя ничего не буду, просто нос сломаю! – пригрозила она, сжав кулаки.

Две девушки приблизились друг к другу вплотную, каждая сверлила противницу взглядом. Зная горячий нрав юной дочери герцога, Гинеора ничуть не сомневалась, что Катарина пустит в ход кулаки, а этого почтенная дама допустить никак не могла. Дочь благородного лорда в деревенском трактире дерется с какой-то цыганкой, словно уличная бродяжка… Да если герцог узнает… О последствиях даже страшно было подумать. Поэтому, подхватив подол своего платья и призвав на помощь всю имеющуюся в наличии отвагу, дама Гинеора поспешила разнять готовых сцепиться неразумных девчонок.

– Ваша милость, одумайтесь! – призвала она Катарину к благоразумию. – Завтра вы предстанете перед королем Фернаром. А вдруг до него дойдут слухи о том, что благородная девушка вступила в потасовку с какой-то бродяжкой? Будет скандал!