Однако юная дворянка распалилась не на шутку.

– Да мне плевать, – процедила она сквозь зубы, по-прежнему буравя противницу взглядом. – Плевать я хотела и на ихнего кривоногого королька, и на его малохольного прыщавого сынка, который даже не в состоянии сам найти себе невесту…

Такая дерзость, похоже, удивила даже цыганку. Что касается Гинеоры, то почтенная дама едва не лишилась чувств от изумления и страха. Королевство его величества Фернара Тринадцатого хоть и занимало на карте весьма скромное место, но все-таки являлось королевством и сейчас они находились в его владениях, чуть ли не в двух шагах от столицы. Опасливо оглянувшись по сторонам, не слышал ли кто еще это святотатство, Гинеора прибегла к более весомому для Катарины аргументу:

– А что скажет ваш отец?

Как она и ожидала, такой довод оказался для девушки более убедительным. Смерив цыганку презрительным взглядом, она пробурчала:

– Считай, что сегодня тебе крупно повезло.

– Ой-ой-ой, – подразнила ее гадалка, кривляясь. – Боюсь-боюсь. Меня чуть не побила расфуфыренная кукла.

Катарина скрипнула зубами от злости и демонстративно развернулась, всем своим видом выражая крайнюю степень презрения к цыганке. Та обидно рассмеялась ей в спину.

Поймав взглядом ухмыляющегося трактирщика, Катарина раздраженно крикнула:

– Чего уставился?! Комнаты нам! Живо!

– Выбирайте любые, – отозвался трактирщик, не переставая ухмыляться. – Их всего две.

– Дай ключи! – потребовала юная гостья.

Глаза трактирщика заметно округлились, будто он впервые в жизни услышал само это слово.

– Какие ключи? – удивился он. – У нас не принято запирать двери. Здесь воров нет.

Катарина бросила многозначительный взгляд в сторону цыганки и нарочито громко уточнила:

– Ты в этом уверен?

Цыганка фыркнула, круто развернулась, взмахнув шелком черных блестящих волос и подолом широкой юбки, и вышла на улицу.

– Пока никто не жаловался, – ответил трактирщик.

– Ну да, кому тут жаловаться, – проворчала Катарина. – Похоже, мы первые постояльцы в твоей дыре.

Трактирщик предпочел не вступать в словесную перепалку с юной скандальной особой и скрылся в кухне, предоставив приезжим обживаться самостоятельно.

Более отвратительной ночи Катарина не могла себе представить. На ужин подали какую-то подозрительную похлебку, довольно мерзкую на вид и не соблазняющую запахом, краюху черствого хлеба, плохо пропеченную утиную ножку и кислое яблочное вино. Если бы не голод, Катарина не притронулась бы к еде, как, впрочем, поступила Гинеора. Уже позже, ворочаясь на пропахшем клопами тюфяке, Катарина думала, что уж лучше бы легла спать голодной – в животе что-то бурлило и неприятно перекатывалось. Да и сама комната, где они расположились с Гинеорой, повергала в уныние. Глинобитные стены порядком закоптились, по всем углам расставили сети пауки, а с потолка то и дело срывались вниз крупные тараканы, безуспешно пытавшиеся кому-то доказать, что могут ползать вверх ногами ничуть не хуже мух, которые, кстати, тоже во множестве кружили под потолком. Кроме того, над ухом всю ночь звенели комары, явно выискивая удобное местечко на молодом аппетитном теле, куда бы всадить свой хоботок и обескровить это самое тело. С детства испытывавшая стойкую неприязнь ко всякого рода ползающим и летающим многоногим тварям Катарина с головой накрылась одеялом, надеясь хоть как-то защититься от всей этой мерзости.

В довершение всех бед посреди ночи вдруг раздался чудовищный храп. Катарина несказанно удивилась, обнаружив, что источником столь богатырских звуков является ее престарелая спутница. Вот уж никогда бы девушка не подумала, что такая хлипкая на вид старушенция может так сотрясать воздух. Даму Гинеору, похоже, ничуть не смущали насекомые, которых, как казалось Катарине, вокруг просто кишмя кишело. Лежа на спине, раскинув худенькие ручонки и широко раскрыв рот, престарелая гувернантка заглушала своим мощным храпом все остальные звуки. Это побудило девушку еще плотнее завернуться в одеяло и заткнуть уши. Пару раз храп Гинеоры прерывался и слышалось какое-то причмокивание. В такие моменты Катарине представлялось, что либо один из упрямых тараканов, штурмующих потолок, сорвался вниз и угодил прямо в распахнутый зев дамы Гинеоры, где и окончил свои дни, либо какая-нибудь муха в темноте с разгону залетала туда же и с теми же последствиями. И то, и другое было так отвратительно, что девушка вся передергивалась, словно ее била судорога.

Утром Катарина поднялась уставшая, невыспавшаяся и злая на весь белый свет, а кроме того, в двух местах укушенная клопами. Ее великовозрастная спутница, напротив, выглядела гораздо бодрее, чем накануне, хоть и пожаловалась, что всю ночь не могла сомкнуть глаз в таком жутком месте, совсем не подобающем даме. Выслушивая ее причитания, девушка лишь скрипела зубами от злости.

Едва она затянула себя в корсет и влезла в тесное платье, предварительно проверив, не успел ли там за ночь поселиться кто-либо из ползающих обитателей трактира, раздался стук в дверь.

– Кто там?! – раздраженно спросила Катарина.

– Это я, леди Линслод! – послышался голос Оланца. – Случилось несчастье?

– Какое? Если сдох трактирщик, то я спляшу на его могиле!

Гинеора поспешила сделать замечание своей подопечной:

– Ваша милость, благородной леди не подобает так выражаться.

Катарину так и подмывало спросить в ответ, а подобает ли благовоспитанной даме всю ночь напролет храпеть, как пьяный извозчик, и пережевывать во сне тараканов, но девушка сдержалась. В конце концов, Гинеору можно было и пожалеть. Если ей, молодой сильной девушке, так тяжело дается эта поездка, каково же старушке, привыкшей к спокойной размеренной жизни в замке герцога Готрана? Наверняка отец навязал ей в спутники двух стариков, чтобы умерить прыть дочери, привить ей хоть какое-то терпение и хотя бы подобие благородных манер. Только вот пока что-то плохо получалось.

Между тем Оланц, по-прежнему оставаясь за дверями, сообщил:

– Нас обокрали, ваша милость!

– Что?!

Катарина столь стремительно выскочила за дверь, что этой самой дверью едва не лишила старого кучера сознания и остатков здоровья, растраченного на служение благополучию герцога и герцогини Готран. Оланц едва успел отскочить в сторону, что в его годы казалось просто верхом ловкости и виртуозности.

– Что у нас украли? – резко спросила юная леди.

Кучер развел руками.

– Все.

– Что значит, все?

– Неизвестные украли карету, а там было все, даже ваши наряды. Простите, ваша милость, но сундук такой тяжелый, я думал…

– А деньги?

– Деньги при мне, но…

Катарина махнула рукой и, не дослушав, выбежала в обеденный зал. Как и накануне вечером здесь было абсолютно пусто, лишь трактирщик вытирал грязной тряпкой длинный стол, на который тут же снова садились жирные мухи.

– Ах ты гад! – разъяренно воскликнула Катарина, напрочь забыв обо всех приличиях, подобающих даме благородной крови. – Не ты ли уверял вчера, что здесь нет воров? Где моя карета?

– А я почем знаю? – отозвался трактирщик, безразлично пожав плечами. – Место проходное, шляются тут всякие… Может, та цыганка постаралась, что-то ее сегодня не видно.

– Какой же ты мерзавец! Жалко руки об тебя марать, грязная свинья, а то…

Неожиданно Катарина осеклась и задумалась. А ведь все складывается совсем не так уж и плохо. Их ограбили, она ни в чем не виновата и может с чистой совестью вернуться домой. Ну не пешком же ей идти во дворец к королю Фернару и представать перед его троном в пропыленном оборванном платье, пропахшем деревенскими ароматами. С таким доводом отец не сможет не согласиться. А когда узнает, сколько пришлось вытерпеть его дочурке, исполняя волю родителя, наверняка смягчится и простит все былые грехи.

Хотя, самолюбие слишком уязвлено, чтобы вот так просто сдаться и повернуть назад. Ну да, конечно, это наверняка та самая цыганка, они же все воры и конокрады. Что ни говори, повод не чахнуть в пансионе среди разряженных напудренных дурех и не связывать себя узами брака с каким-то неизвестным парнем, а вернуться домой к привычной беззаботной жизни, очень подходящий. Но, с другой стороны, стерпеть такое от какой-то девчонки ей, поколотившей в родной Ламберании с тех пор, как научилась ходить, стольких мальчишек… Это как-то даже унизительно. Что скажет отец? Что только дома и может хорохориться, а чуть что, сразу расплакалась и под родительское крылышко, под матушкину юбку? Ну уж нет! Она доберется до дворца короля Фернара и докажет лорду Готрану, что сделала все, от нее зависящее, чтобы исполнить волю отца. А уж там как-нибудь сумеет устроить все так, чтобы ее пребывание в королевском пансионе сделалось нежелательным, а то и невозможным как можно скорее. Всякое же может случиться, вдруг пожар или наводнение – уж что-что, а организовать стихийное бедствие она сумеет. Да и не факт, что вообще в этот пансион зачислят – портить отношения с людьми ее тоже учить не надо. Вот тогда уже можно будет возвращаться домой действительно с чистой совестью. Ну, почти чистой. Его светлость не сможет упрекнуть свое чадо, что она отказалась исполнить волю родителя. Она честно пыталась… Ну-у, как бы честно, но об этом будет знать только сама Катарина, для отца же – просто не смогла, а насчет этого уже никакого уговора не было.