– И все эти годы…

– Да, мы с Сэмми не расставались. Работы было всегда много, платили и платят мне хорошо, так что я смогла и машину купить, и домик в пригородном селе взяла – развалюха была, но кое-как привела в порядок, а год назад подвернулся вариант дешевой квартиры – купила, конечно. Знала бы я, отчего квартира такая дешевая… Но Сэмми должен был узнать наконец, что это – собственный дом, где мы с ним – полные хозяева. Все так хорошо складывалось, если не считать полоумную старуху, а старуха же не вечная – ну, я так думала, и вот…

Сима с тоской посмотрела на песчаный холмик, и Таня вдруг словно душой почувствовала глубину ее горя и непоправимость потери. Единственное существо на земле, которое все эти годы, когда маленькую Симу бросали, предавали самые родные люди, неизменно было рядом, бескорыстно любило свою хрупкую хозяйку и к которому она сама была накрепко привязана, – ушло, отжив свой век, долгий по кошачьим меркам, но такой короткий по меркам человеческим, и теперь этот якорь, оберегавший Симу от волн отчаяния и одиночества, исчез. Она осталась один на один со своими воспоминаниями, и жизнь, которую она строила все эти годы для себя и для Сэмми, отныне разрушена.

А самое главное – невозможно, невероятно жестоко сказать ей: ну, возьми в дом другого кота. После всего, что ей пришлось пережить вместе с ее Сэмми. Другой кот будет именно другим котом, а не частью жизни, половинкой души, отдушиной.

– Знаешь, что мы сделаем? – Таня поднялась и протянула Симе руку. – Вставай, поедем сейчас к моему приятелю. У него фирма по изготовлению разных штук из камня, и мы закажем ему что-то типа надгробия. А то ведь люди потопчут, а так будет памятничек такой небольшой и…

– Придавить его камнем?!

– Все лучше, чем кто-то наступит, не зная. – Таня добыла из кармана пачку салфеток. – А то и специально потопчут, мало ли уродов, увидят холмик и цветы – и потопчут, есть такие кретины. Или собаки бродячие разроют, тоже случается, а так поставим памятник – могила останется в целости. На-ка вот, вытри лицо, и поедем. Он недорого возьмет, я думаю. Такой кот достоин памятника, что этот холмик, чепуха! Идем, Сима, да еще же и машина не заперта осталась.

– Она сама закрывается, когда никого в ней нет, замки срабатывают автоматически.

– Скажи пожалуйста, какие чудеса техники! – Таня покачала головой. – Все, хватит тут сидеть, надо заказать Сэмми памятник. У тебя есть его фотографии?

– Конечно.

– Так я и думала, что полный телефон. Кого ж тебе и фотографировать было, как не Его Котейшество. Поставим памятник, насадим цветов…

– Там песок, ничего расти не будет.

– Что-нибудь придумаем. – Таня потащила Симу к машине. – Едем сейчас же, чего зря сидеть, хлюпать носом? Кстати, старуху твою выпустили, но строго-настрого приказали не лезть к тебе, и заявлению твоему дали ход. Думаю, что вполне и до суда дело может дойти, только адвоката бы тебе хорошего.

– Сосед обещал.

– Сосед? – Таня заинтересованно блеснула глазами. – Женатый сосед-то?

– Не знаю. – Сима вздохнула. – Мужик как мужик, кто его знает, женат он или нет?

Таня фыркнула и пожала плечами. Ну, конечно, такая худышка с глазами испуганного эльфа может особо не заморачиваться насчет женатых или неженатых мужиков, они за ней небось сами табуном бегают. А вот ей приходится думать о своих охотничьих угодьях, не с ментами же романы заводить, в самом-то деле!

– Старуха эта – аферистка та еще. – Таня пытается вывести Симу из депрессии, но понимает, что получается плохо. – Как привезли ее, тут же помирать принялась, но у нас на этот случай своя бригада «Скорой» имеется, там симулянтов на раз выявляют. Ты же понимаешь, у нас специфика такая, многие пытаются изобразить смерть, а не смерть, так инфаркт или еще что-то такое. Ну, так наши доктора приехали, туда-сюда поглядели, послушали, давление измерили и говорят ей: открываем глаза, бабуля, все с вами в полном порядке, симуляция усугубляет ваше и без того непростое положение. А потом уж наши ребята объясняли старухе, что такое ее поведение подпадает под статью Уголовного кодекса и вина ее практически доказана, можно хоть завтра в суд. Ну, у нас умеют доходчиво объяснять, конечно, а старуха эта твоя – та еще штучка оказалась, угрожать принялась, прикинь! Сверни налево, это на Куйбышева, на Капустинском кладбище, туда ехать лучше через промзону.

Симе все равно, на Куйбышева или в другой галактике, потому что, когда она ведет машину, боль каким-то непостижимым образом немного отступает, словно не успела заскочить в салон и теперь бежит позади, злая, как стая волков, и предвкушает свое торжество, когда машина остановится.

– Вот, заезжай в ворота и поворачивай сразу направо, там кирпичное здание, а около него памятники будут. Ну, образцы. Давай, заезжай скорее. – Таня показывает на кованые ворота недалеко от кладбищенской стены. – Паркуйся здесь, и пойдем.

– Но я…

– Когда ты немного придешь в себя, то поймешь, что я была права.

Сима вздохнула и припарковала машину. Все равно домой идти не хочется, что ей делать в пустой квартире, которая со смертью Сэмми перестала быть домом? Может быть, Таня и права – могилку Сэмми могут случайно разорить, просто наступив на нее, а этого она даже представить не хочет.

В дверях они столкнулись с высоким смуглым мужчиной, одетым во все черное. Глубокие залысины придавали его лицу какое-то мрачное, даже зловещее выражение, но глаза оказались светлыми и неожиданно яркими. Что-то было в этом человеке, от чего у Симы мурашки по коже поползли, и она поспешно отскочила от двери, пропуская выходящего.

– Ишь, торопыга! – Таня покачала головой. – Ну, в трауре человек, конечно… Ромка!

Таня втолкнула Симу в большой прохладный зал, заставленный образцами готовой продукции. Здесь и каменные скамейки, и памятники, и мемориальные доски, и даже фигура ангела. Сима с опаской поглядывает на все это разнообразие, думая, что такая скамейка пригодилась бы ей у ворот, если они вдруг снова не откроются… Но теперь там был Сэмми, и у него в этом сне были два глаза, оба – поразительной красоты, как когда-то. И отчего-то лишь сейчас это вспомнилось.

– Чего орешь, тут я.

Из дальней комнаты вышел тощий невысокий парнишка, одетый в опрятный синий комбинезон. Он улыбнулся Тане и с интересом посмотрел на Симу, но она его интереса не заметила, потому что белая каменная скамейка интересует ее сейчас гораздо больше. Хорошая такая скамейка, очень к воротам подошла бы, но как ее туда затащить?

– У нас беда, Ромка.

– Да понял я. – Парень с сожалением посмотрел на Симу. – Фотография покойного есть? Что ставить будем – крест, памятник, ангела или просто камень?

– С ангелом будет, пожалуй, перебор… – Таня толкнула Симу в бок: – Фотку давай.

Сима вздохнула и вытащила сотовый. Конечно, здесь сотни фотографий Сэмми. И в последний год она их делала еще чаще, вот только больного Сэмми она не снимала, разве что накануне, когда он точил когти о ножку стола на кухне и выглядел почти совсем как раньше.

– Что?! – Парень округлил глаза. – Девки, вы совсем спятили?!

– Ничего не спятили! – Таня угрожающе нависла над приятелем. – Ты знаешь, какой это был кот? Ты можешь себе представить, что он для нее значил? Ты понятия не имеешь. Значит, так, Роман. Нам нужен камень такой, отполированный с одной стороны, и на нем портрет Сэмми, и годы жизни. И… что мы там напишем ему, Сима?

– Каждая буква стоит денег, не говоря уж о портрете, да и камень еще… – Парень просматривает фотографии. – Вот эта, пожалуй, подойдет… Красавец, конечно, просто красавец, жаль. Так вот, каждая буква… Эй, не реви, ты что!

Сима и рада бы не плакать, но боль, похоже, догнала ее и радостно вцепилась, наверстывая упущенное.

– Так вот…

– Да поняли уже, Гобсек несчастный, каждая буква. И каждый раз, когда ты будешь звонить мне и просить пробить того или иного клиента по нашей базе, тебе это тоже будет стоить денег.

Они яростно буравят друг друга глазами, и парень сдается: