Литмир - Электронная Библиотека
A
A

С годами ее разговоры о Европе стали не просто болтовней обеспеченной женщины, она заговорила о переезде всерьез, это уже не было прихотью, Регина думала об этом постоянно. Ею овладела настоящая одержимость, но этот момент Борис Георгиевич и упустил. Он не заметил, когда о стране «хамов и быдла» Регина заговорила уже как о чужой стране. Когда она твердо все решила. Дочь впитала все мамины мысли, потому что рано родившая Регина не ощущала себя человеком другого поколения, и они общались как близкие подруги.

Борис не заметил признаков того, что у жены имеется серьезный роман на стороне. Он никогда не входил в ее компьютер, не интересовался зарубежными звонками, зная, что супруга имеет за границей массу знакомых. Откуда взялся этот испанец? Да еще и весьма состоятельный. Конечно, эффектная Регина, обладательница классически правильного, практически идеального лица и идеальной фигуры, уже и не будучи юной девушкой, могла увлечь мужчину и никогда не удостоила бы своим вниманием того, кто не отвечал ее представлениям о финансовой состоятельности.

Борис Георгиевич долго не мог понять, что он сделал не так, в чем ошибся. Ведь он ни жене, ни дочери ни в чем не отказывал, никогда не предъявлял никаких претензий. Они с Региной никогда не ругались и даже почти не ссорились. Только в одном вопросе он проявлял твердость: в своем нежелании уезжать из страны.

– Региночка, ну ты сама подумай, что я там буду делать? – спрашивал он в таких случаях.

– А зачем обязательно что-то делать? – удивлялась Регина. – У тебя есть средства, недвижимость, есть акции, ты можешь получить очень и очень неплохие деньги. Зачем обязательно работать? Неужели нельзя просто жить? Жить в нормальном обществе, с нормальными законами, с нормальным климатом, наконец.

– Ну а что тебя здесь не устраивает? Я не пойму, – пожимал плечами Борис Георгиевич. – У тебя есть деньги, ты посещаешь разные страны, ты же не сидишь безвылазно дома, так чем тебе плохо-то?

Один раз Регина не выдержала и взорвалась.

– Всем! – закричала она. – Меня мутит от нашей политики, от бесконечного и наглого вранья, меня тошнит от наших дорог, по которым невозможно ездить, от повсеместного хамства, от повсеместных поборов, от этих пьяных и наглых ментов, про которых снимают бесчисленные сериалы!

Регина схватила пульт, нажала кнопку выключения и с силой отшвырнула в сторону.

– Что с тобой, Регина? – изумился Борис. – Тебе б на митинг, ей-богу.

– Я для митингов не приспособлена, – заметила Регина. – Я предпочла бы другой выход.

И вскоре показала, какой выход для нее предпочтительней.

После распада семьи в двухэтажном особняке Бориса стало пусто и тоскливо. Все в доме напоминало о предательнице-жене.

Появление Кати вдохнуло в опустевший дом новую жизнь. Зазвучала человеческая речь, а не только переговоры с домработницей относительно оплаты счетов, приготовления пищи и необходимых покупок. Борис верил, что племянница, хоть и пережившая недавнее горе, обязательно принесет в дом частичку света и радости, которые излучает молодость. Так и оказалось.

Борису хотелось утешить Катю, взять под свое крыло, помочь сориентироваться в жизни. Он, привыкший удовлетворять дорогостоящие капризы жены, хотел побаловать девочку, прожившую всю жизнь в аскетичности российской провинции. «Машину, что ли, ей купить?» – подумал Борис.

Но от этой идеи Катя пришла в ужас, и Борис Георгиевич понял, что девушке нужно какое-то время, чтобы просто привыкнуть не только к городским пробкам, но и к темпам жизни, многолюдности. А пока самой стать участницей броуновского городского движения Катя совсем не готова.

– У нас с твоим папой есть троюродный брат, он младше нас, – сказал как-то Борис за ужином, – твой папа с ним почти не общался, а я общаюсь. Но даже не потому, что родственные связи, просто мы приятельствуем, по делам часто пересекаемся. Я же говорил тебе о его семье, помнишь?

– Да, дядя, я помню, – кивнула Катя, – ты говорил, что хочешь меня познакомить с его дочкой, что у нее какие-то завихрения…

– Завихрения есть, сама увидишь, – улыбнулся Борис, – но тебе они не помешают, она девчонка нормальная. Просто я подумал, что тебе сейчас здесь одиноко, друзей пока нет. А Лика собирается ехать отдыхать, родители заняты, а ее собственная компания распалась. Может, ты с ней поедешь? Все равно ведь ты пока не работаешь, свободна, да и возможность есть.

– А что, у Лики нет друзей, с которыми она могла бы поехать? – удивилась Катя. – Кстати, сколько ей лет?

– Она помладше тебя, не знаю точно, то ли двадцать, то ли двадцать два, – ответил Борис Георгиевич, старательно обгладывая куриную ножку. – Вкусная курочка у тебя получилась, Катя. Я всегда считал, что в курице самое вкусное – это золотистая, зажаристая шкурка. А ты ее снимаешь, и мне твоя курица без кожи больше нравится. Тоже золотистая получается. Ты и дома сама готовила?

– А кто же будет готовить-то? – удивилась девушка. – Не папа же, правда? Он только по яичнице был специалист.

– И по ухе, если на рыбалке, – грустно добавил Борис Георгиевич.

– А про курицу, и не только, я так скажу, – продолжила Катя, – тебе нельзя злоупотреблять мясом, у тебя ведь проблемы со здоровьем и питаться нужно правильно. То, что ты пьешь таблетки, – это хорошо, но и диету нужно соблюдать. Курицу тебе можно, но шкурка вредная, в ней содержится много холестерина и жиров. Мучить тебя паровыми рыбными котлетами я, конечно, не буду, но вредное из пищи уберу. Так что не сопротивляйся, привыкай. Никакого мяса, никаких жиров. Захочешь супчика – сварю тюремный, такой, чтобы наваром и не пах.

– Тюремный? – засмеялся Борис. – Ты-то откуда знаешь, какие в тюрьме супчики?

– Не знаю, слава богу, – отмахнулась Катя, – папа так говорил. Кому нельзя есть наваристый бульон, должен есть «тюремный» супчик.

– Хорошо иметь в доме медработника. Как жаль все-таки, что ты не стала врачом, Катюша, – улыбнувшись, вздохнул Борис, – в такой семье…

– Ты же знаешь, училась плохо, – ответила девушка, – математика и химия – это для меня страшное дело. Я медицину люблю, и знания благодаря папе у меня хорошие, не на уровне медсестры. Но точные предметы – это такая беда.

– Ладно, не будем о грустном, – прервал племянницу Борис, которому было приятно почувствовать заботу о себе. – На чем мы остановились?

– На том, что наша родственница не может найти компанию на отдых, – уточнила Катя, – что лично меня очень удивляет. Неужели у нее друзей-приятелей нет?

– Как сказал Ликин отец, путевка не из дешевых, быстро попутчика не найдешь.

– Куда же она собралась? – полюбопытствовала Катя.

– В Доминиканскую Республику, – ответил дядя, – а решать надо быстро, потому что с августа туда уже ехать нежелательно, начинается сезон ураганов.

– Ты же сам говоришь, что поездка дорогая, так что это и не для меня, – покачала головой Катя.

– Конечно, не для тебя, – усмехнулся Борис, – тебе такие путешествия не по карману, а вот я очень даже могу себе позволить отправить племянницу немного отдохнуть. Для меня это деньги небольшие, я на своих куда больше тратил…

– Ну, то на своих… – протянула Катя.

– А ты что – не своя?

Борис Георгиевич вдруг посерьезнел, отодвинул тарелку.

– Так что же ты – не своя? – снова спросил он. – Ты, Катя, осталась совсем одна. Я тоже, как видишь, остался один. А когда мы вместе – значит, мы не одиноки. Просто раньше у каждого из нас были близкие люди, мы были с ними. Теперь их нет, теперь есть только мы с тобой. Договорились? И раз я говорю, что такие траты мне по карману, значит, так и есть. Уж я-то понимаю, сколько денег могу потратить на любимую племянницу, а сколько нет.

– Спасибо, дядя, спасибо тебе, – Катя склонила голову над столом, чтобы не было видно, что глаза стали мокрыми, – не за поездку, конечно, а за то, что не оставил меня одну. Мне не нужны деньги, путевки, машины какие-то. Главное, чтобы не быть одной…

Борис протянул руку, Катя встала, подошла, опустилась на ручку полукресла, на котором он сидел. Дядя обнял ее и, чувствуя, что сейчас сам расплачется, похлопал по спине:

7
{"b":"567762","o":1}