Начавшийся, с нескольких капель, дождь быстро усиливался, постепенно превращаясь в ливень. Я могла только приветствовать этот дождь, и надеяться на то, что этот обрушивающийся с неба поток смоет с дороги и запах моего тела и следы моих босых ног. Была и ещё одна немаловажная причина, почему я решила возвращаться по той же Аргентумской дороге. Вчера я видела ещё один открытый фургон с рабынями, длинный, широкий фургон очень похожий на тот, что повстречался нам несколько дней назад. В его кузове точно также, сидели девушки, прикованные за шеи друг к дружке и к кузову фургона. И у всех у них волосы были острижены также коротко, как и мои. Полное подобие обоих фургонов, и способов сковыванию, позволяло предположить, что здесь работала одна работорговая компания.

Во время стоянки я смогла выяснить, что это были девушки, иногда называемые рабочими рабынями. Это – одна из самых низких ступеней среди рабынь, в действительности, наверное, самая низкая. Эти, редко могут подняться даже до статуса девушки чайника-и-циновки. За них не запросят высокой цены. Таких, как они, обычно продают целыми партиями на самых дешёвых рынках, и покупают их, для использования в таких местах, как общественные кухни, прачечные или фабрики и мануфактуры. О таких иногда, достаточно естественно, упоминают, как о «кухонных девках», «девках прачечных», «мельничных девках», и так далее.

Как мне объяснили, этих женщин, закупают оптом на рынках севера, где цены зачастую значительно ниже. Потом их доставляют на юг, уже здесь остригают, и распродают для работы на предприятиях. Я очень надеялась, что втайне от их охраны, смогу наладить контакт с этими женщинами, и получить у них помощь едой, и возможно советом. Они, хотя и рабыни, но были гореанками, а я всего лишь голой, невежественной и неграмотной девушкой с Земли. Конечно сейчас я разбиралась в окружающей обстановке немного лучше, чем тогда, когда я убегала со двора гостиницы несколько дней назад. Я верила, что они накормят меня, и отнесутся по-доброму. Даже притом, что я находилась гораздо выше их на социальной лестнице, будучи свободной, а они были простыми рабынями, я тешила себя надеждой, что они окажутся добры ко мне. В конце концов, должна же существовать женская солидарность в мире, где мужчины так никогда и не отказались от своей власти.

К утру дождь закончился, и я, в предрассветных сумерках, опасаясь быть замеченной, сошла с Аргентумской дороги.

22. Попалась!

- Пожалуйста, не надо шуметь, - прошептала я.

- Кто здесь! - испуганно вскрикнула женщина, и послышался звук дёрнувшейся цепи.

- Пожалуйста, тише, - прошептала я снова. - Я не причиню Вам вреда.

- Что случилось? - зашептала другая женщина, и я услышала как задвигались несколько тел и забренчали цепи.

- Тише, пожалуйста! – отчаянно взмолилась я.

Я переползла через борт рабского фургона, и поскорее присела, скрываясь в темноте. Под своими коленями я почувствовала твёрдые доски дна кузова, застеленные одеялами, или подстилками. Фургон стоял среди рощицы из нескольких деревьев, а два выпряженных стреноженных тарлариона паслись поблизости. В нескольких ярдах в стороне, в темноте ночи угадывалась палатка возниц.

- Пожалуйста, тихо, - прошептала я в темноту.

Я согнулась в три погибели, почти ложась животом на дно фургона, и стараясь, полностью скрыться за бортом. Я не хотела рисковать и выставлять спину, которую даже в темноте можно было разглядеть со стороны палатки.

Хотя будучи на дороге, а зачастую и на привале, фургон обычно держат открытым, этой ночью, возможно из-за зарядивших в последнее время ливней, возницы не поленились и установили тент в положение «частично свернутый». Тент представлял собой длинный кусок брезента, с вшитыми в края двумя длинными шестами. Этот брезент был наброшен поверх конструкции состоящей из пяти жердей. Две пары этих жердей, упираясь в углы кузова, были попарно перекрещены и связаны вверху, образуя две треугольных рамы спереди и сзади кузова. Эти две рамы были соединены между собой пятой жердью, лежавшей, на их крестовинах, и параллельной продольной оси фургона. Брезент укладывается по этой длинной продольной жерди и удерживается на месте своими собственными двумя шестами, свисая спереди и сзади фургона с наклонных шестов. В данный момент, тент был накручен и закреплён на шестах, таким образом, что между его краем и краями переднего и заднего бортов остался промежуток приблизительно около ярда.

- Пожалуйста, - прошептала я, лёжа на животе, на дне кузова, мокрая от дождя и с грязными ногами.

- Кто Ты? – удивлённо прошептала мне женщина.

- Я - та, кто голоден, и отчаянно нуждается в помощи, - ответила я.

- Но мы всего лишь голые рабыни, - заметила женщина. – Чем мы можем Тебе помочь?

- К тому же мы прикованы цепью, - добавила вторая.

- Пожалуйста, дайте мне немного еды, - попросила я. – Я очень голодна!

Это была чистая правда. Я действительно не ела уже больше двадцати анов, с тех пор как получила свою весьма скромную порцию из рук Спьюсиппуса, вечером предшествующим моему бегству. В целом он кормил меня вполне достаточно, но редко досыта. Казалось, что он намеривался держать меня на такой диете, чтобы сделать моё тело таким же красивым как у рабыни для удовольствий.

- В фургоне вообще нет еды, - объяснила мне женщина, и я застонала от отчаяния.

- Еда нам выдают маленькими, точно вымеренными рационами, - добавила вторая женщина, - и затем, строго следят за тем, чтобы мы съели свои порции полностью.

- Но должна же где-то быть еда, - простонала я.

- Еда есть, но она внутри палатки, - сообщила мне первая женщина, -но там возницы, и к тому же она заперта в ящике.

- Вы должны мне помочь. Я такая же остриженная, как и Вы, -взмолилась я.

- Чем мы можем Тебе помочь? – скептически поинтересовалась вторая.

- Лучше бы Тебе бежать отсюда, - покачала головой первая.

- Я не знаю, что мне делать, и куда пойти, - всхлипнула я.

- Ты вообще кто? - спросила первая рабыня.

- Я - свободная женщина, - неосторожно ответила я, и услышал, как женщины отпрянули от меня, загремев цепями.

- Не бойтесь, - попыталась успокоить их я. - Я не причиню Вам вреда. Не вставайте на колени, пожалуйста.

- Ты не можешь быть свободной женщиной, - наконец проговорила первая женщина.

- Ты – просто беглая рабыня, - поддержала её вторая.

- Будь Ты свободной женщиной, - послышался ещё один голос из темноты фургона, - Ты бы не полезла к рабыням. Ты пошла бы к свободным людям!

- Я голодна и несчастна, - проговорила я сквозь слёзы. - Я нуждаюсь в помощи. Мне не важно, кем Вы меня считаете, рабыней или свободной.

- На ней нет клейма, - сообщила ближайшая ко мне женщина.

Я дёрнулась от неожиданности, почувствовав, как её руки проверили мои левые и правые бедра, два наиболее распространенных места у гореанских рабынь для выжигания клейма.

- Похоже, она не врёт, - заметила вторая женщина, со страхом в голосе.

- Я слышала, что есть некоторые мужчины, что не клеймят своих рабынь, - сказал кто-то из женщин, находившихся в фургоне.

- Они - дураки, - ответили ей с другой стороны.

- Это точно, - согласилась вторая рабыня.

- Но её остригли, - сказала первая, ощупав мою голову.

- Значит, она должна быть рабыней, - заключила вторая.

- Некоторые свободные женщины сами стригутся, чтобы продать свои волосы, - подсказали из темноты.

- Я - свободная женщина, - заплакала я.

- Она голая.

- На ней даже нет пояса на животе.

Я сердито отпрянула, от них.

- Свободные женщины не бегают нагишом по полям, моя дорогая, -усмехнулась первая женщина.

- Тем не менее, - твёрдо сказала я, - я - свободная женщина.

- И где же твоя одежда? – съязвила она.

- Меня схватил мужчина, - соврала я. - Он отобрал мою одежду! И состриг мои волосы, наверное, также, ради денег!