Приближались летние каникулы. К немалому удивлению нашего героя, его не только не оставили за прогулы на второй год, но даже перевели в десятый класс всего с одной тройкой (вы, читатели, догадались, конечно, что эту тройку влепила ему принципиальная Александра Семёновна по самому любимому нами... и вами предмету – русской литературе).
Серёжа довольно потирал закалённые трудом и спортом руки, а обедню, как всегда, попыталась подпортить небезызвестная своим коварным злоречием Наташка Баскова.
– Радуешься? А ты знаешь, что многие в школе мечтают только о том, как бы избавиться от тебя? А держишься ты здесь только потому, что Иван Михайлович воевал вместе с твоим отцом, и сейчас они снова дружат. А иначе ты бы отсюда вылетел как пробка.
– Баскова! А что я тебе плохого сделал, и почему ты так меня, безвинного, ненавидишь?
– А за что тебя любить? Люди видели, как ты целыми коробками для своей Оленьки подарки покупаешь! Где ты деньги берёшь? (Вот змея! По самому чувствительному месту ударила!).
Но Серёжа не растерялся.
– Где я деньги беру? – Да продаю школьные знания. А ты–то чего так кипятишься? Мне вообще кажется, что ты дружишь с Фурманом только из деловых матримониальных соображений, а сама влюблена как кошка совсем в другого человека.
– Это ещё в кого?
И Серёжа распахнул свою рубашку и показал своей неотвязчивой критикессе испещрённую красными полосками грудь волкодава (Кстати, раны на Серёжке в последнее время стали довольно быстро затягиваться и исчезать. Лекарств Серёжка не принимал никаких. Единственным средством излечения были... поцелуи доброй Оленьки. Ей понравилось буквально осыпать Серёжкины ранения своими нежными поцелуями... и раны начали исчезать. Господа медицинские лежебоки! Рекомендуем вам этот эффективный метод лечения для его широкого распространения! Мы вообще думаем, что женские поцелуи могут излечивать любые, даже самые тяжёлые болезни!).
– Что?! – взвизгнула, видимо, от прямого попадания в цель Наташка. – Да знаешь, кто ты такой? Ты же настоящий изверг! Нормальные люди не бросаются как бешеные с косами на других людей! (Ага! Значит, всё–таки там, на покосе был её отец! Вот почему она поедом грызёт нашего благородного героя! Да, чувство ненависти будет, пожалуй, посильнее так лучезарно всеми воспеваемой «любви!»). И чего ты сегодня за мной увязался?
– Наташа, я иду на автобус. Мне сегодня нужно домой.
– А Ольга Юрьевна, наверное, одна там люльку качает? Что, спать по ночам не мешают?
– Наташа! Вон наш автобус идёт. Давай в автобусе не будем разговаривать друг с другом, а то пассажиры подумают, что мы с тобой муж и жена на грани развода.
– Не дождёшься! – пробормотала свирепая Наталья (Что это означало, так и осталось неразъяснённым и неизвестным).
Пока ехали в автобусе, погода резко изменилась. Откуда–то налетели мрачные тучи, поднялся ветер, пошёл дождь со снегом... И всё это в весенний месяц май!
Когда сошли с автобуса на станции, Серёжку сразу промочило и насквозь продуло холодным ветром. Он вдруг вспомнил тёплую Оленькину постельку... Но обещал родителям, надо идти.
С чебаркульской дороги чудовищными порывами ветра их чуть не сбрасывало в Ильмень–озеро. Даже суровой осенью такой непогоды никогда не было. Кое-как добрались они до конторы заповедника. Оба мокрые насквозь и продрогшие подошли к Наташкиному дому. Наташка схватила Серёжку за руку и прокричала через порывы ветра и гул шатающихся сосен:
– Серёжа! Подожди меня здесь и никуда не уходи!
Через две минуты она снова появилась на крылечке.
– Всё, Серёжа! Мама и папа сказали не отпускать тебя в такую погоду. Переночуешь у нас и завтра пойдёшь домой... или на лошади уедешь (Боже мой! Оказывается, даже у Натальи Басковой есть сердце).
Но Серёжа упёрся как бык перед новыми воротами.
– Нет, Наташа, спасибо, конечно, но я обещал родителям. Да в лесу и ветра поменьше будет. Я пошёл.
– Ну ты... обожди ещё немного.
Она убежала в дом, скоро вернулась и протянула Серёжке большую аппетитную кральку в виде бублика и почему–то смущённо сказала:
– Вот, возьми. Немного подкрепишься в дороге.
– Спасибо, Наташа! Но я дома поем. – ответил на её товарищескую заботу будущий гордый и непобедимый Воин духа, сглотнул голодную слюну (с утра ничего во рту не было), повернулся и, шлёпая по лужам своими боевыми сапогами, пошёл сквозь дождь и снег в тёмную, как роковая ночь, тайгу. Наташа ещё долго стояла на своём крылечке, сжимая в руках свой невостребованный «этим чёрствым эгоистом» бублик. Но ветер и дождь усиливались, и она ушла в дом к своим родителям.
А Серёжа в это время шёл через густую темноту и сплошные потоки дождя и снега. Дорожку он не видел, только прощупывал её своими бывалыми сапогами. Шёл он быстро, чтобы не окоченеть окончательно и сохранить хоть сколько–нибудь внутреннего тепла. Одежду–то всю можно было снимать и выжимать как после стирки. Хорошо, что хоть ветер действительно немного приутихнул, зато где–то на вершинах хребта что–то подозрительно погромыхивало. Потом похолодало. Дождь прекратился, но снег продолжал валить с прежней безнадёжной густотой и щедростью. Серёжа шёл и думал... о загадочных превратностях своей какой–то несуразной Судьбы.
...Ну, и зашёл бы он к Басковым переночевать... А что бы он отцу Наташкиному сказал и, главное, как бы он ему в глаза посмотрел? Это же он на них с косой бросался, да ещё и угрожал этим взрослым, бывалым таёжникам! Да они же уехали не потому, что испугались его угроз, а просто его, дурака и молокососа, пожалели! А тут зайти к ним в дом и сказать, как ни в чём не бывало: «Здрасьте!». А вот кральку Наташкину надо было взять, а то жрать охота, как чёрту на куличках!... Да и сырость, и холод, да ещё и при пустом брюхе!... Можно было бы и у Басковых переночевать! Утром на какой-нибудь из их кобыл прикатил бы к дяде Саше... А что? Свободные стойла в конюшне есть, а в понедельник отогнал бы её обратно в контору... Нет, лучше бы её в загончик к Граниту поместить... Вот хохма была бы! А то у них в заповеднике все жеребята рыжие, а тут бы вороные пошли! Эх, чёрт, дорогу почти не видно, и скользко. Не шлёпнуться бы ещё и в лужу. Но приходилось продолжать свой путь. Вокруг него сгущалась мёртвая ночная тишина, а сердце сжимало глухое беспросветное одиночество... Эх, сейчас бы скушать чего–нибудь... Хотя бы Наташкину кральку... Не надо задаваться было.
У Серёжки от усталости стали смыкаться глаза. Его потянуло в сон. Вдруг он увидел прямо перед собой парящую в воздухе... кральку. Он даже протянул руку, чтобы схватить её... «Фу, ты, что это за глюки такие? Или, как их там, галлюцинации? Может отдохнуть немного? Нет, совсем замёрзнешь. А что это за мостик только что был на дороге? Откуда он тут появился? Надо идти быстрее. Стоп! Ещё один мостик. Так, под ним ручей. Да куда же я иду? Это же дорога на миассовский кордон, а свой поворот я давно прозевал, и шурую вдоль хребта. Надо поворачивать назад».
Да, завела непогода нашего мечтателя в самую далёкую тьмутаракань. Теперь остаток ночи придётся идти обратно. Серёжа постоял, подумал, пожалел себя, хотел даже всплакнуть немного, но передумал и поплёлся обратно по той же дороге в обратном направлении. Свою очевидную оплошность он сразу попытался свалить на других: «И зачем она мне эту кральку показывала? И всё из–за этих проклятых баб! (Ну, уж это ты, Серёжа, зря! Эти «проклятые бабы» сейчас не спят, ворочаются в своих прогретых постельках и думают, где–то сейчас дорогой их сердцам Серёженька один по глухой тайге шкандыбает!).
Оголодавший совсем (из–за своего горделивого и упрямого характера) и ослабевший из–за длительной ходьбы по болотной грязи Серёжа стал как– то заваливаться набок, потом свернул с дороги, упал в сырую траву и уснул. Проспал он всего несколько минут, потом вскочил как ужаленный электрическим холодом, потёр онемевший и сырой бок и двинул дальше. Так «вырубался» он по крайней мере раз пять, потом где–то далеко между деревьями замелькал долгожданный рассвет, силы снова вернулись к нашему герою, и он пошёл по миассовской дороге уже без остановок. Да и видимость заметно улучшилась. Но, дойдя до ЛЭП, наш герой настолько разочаровался в самом себе, что не пошёл дальше до поворота, а попёр прямо под линией электропередач до самого дома.
