Папа тоже стоял на берегу и махал им рукой, призывая причаливать не к причалу, а поближе к разгорающимся кострам.

Когда они пристали к берегу, восторгу ожидающих их «счетоводов» просто не было предела! (Наверное, если бы к ним на лодке приплыл сам Никита Сергеевич, народ на берегу так не ликовал бы радостно и искренне).

Все были поражены такому богатому улову и радовались как дети. Василий Николаевич сразу решил:

–      Ну что, товарищи комиссия, сейчас начнём варить настоящую тройную рыбацкую уху. Рыбы у нас на всё хватит. А щучек и закоптим.

Невдалеке Серёжа приметил ещё и большую кучу линей и, чуть поменьше, кучу крупных карасей (Да, жалко, что папа рано умер: уж он бы сумел накормить всех недоедающих и голодных. У него даже зеки всегда были сытыми и довольными. Может быть и правда, прежде люди были немного другими? Папа рассказывал: офицеры сопровождали вагоны, битком набитые золотом и драгоценностями, а чай пили... без сахара! Где–то нам сейчас таких офицеров и служащих отыскать?!).

Мама, тётя Нина, другие женщины, в том числе и московские дамы деловито и весело (работу же закончили!) хлопотали вокруг «скромного» уральского угощения. Папа отвёл Серёжу в сторону.

–      Ты, сынок, садись на мотоцикл и езжай домой. Людочка там одна осталась. А мы с мамой неизвестно когда вернёмся.

Не успел Серёжа подойти к мотоциклу, как заметил бегущего к нему из ликующей толпы, празднующей удачную рыбалку, Афанасия Петровича.

–      Серёжа! Погоди! Ты что, уезжаешь?

–      Да, Афанасий Петрович, сестрёнка одна дома осталась.

Афанасий Петрович порылся во внутреннем кармане своего пиджака и

достал оттуда блестящую лакированным великолепием, чудную, никогда Серёжкой не виденную, авторучку.

–      Вот, Серёжа, возьми на память. Когда повзрослеешь и станешь министром, будешь ей приказы подписывать. А закончишь школу, приезжай к нам в Москву учиться. Таких как ты у нас называют – «свежей кровью». Удачи тебе!

–      Спасибо, Афанасий Петрович, и вам удачи!

–      Ну что, Василий Николаевич, пойдём вашу знаменитую «тройную» варить. Женщины уже вовсю рыбу чистят! А ты, Серёжа, не забывай, о чём я тебе говорил!

Дома Людочка, уже в качестве молодой хозяйки накормила Серёжу ужином и напоила чаем с самолично состряпанными пирожками. Серёжа, чтобы оказать ей приятность, похвалил её слегка пережаренные пирожки.

Только на следующий день, проводив всех московских и челябинских гостей, Василий Николаевич окончательно вернулся к родным пенатам. Сели всей семьёй ужинать. Мама сама поставила на стол графинчик с домашней, но очень вкусной и весьма крепкой вишнёвой настойкой, которую некоторые остроумные гости отца назвали «Спотыкач».

Папа, проводивший, наконец, гостей, был в прекрасном расположении духа и после второй рюмочки «Спотыкача» спросил Серёжу:

–      Ну, Серёжа, как тебе пришёлся Афанасий Петрович?

–      Хороший дядька, умный и добрый. Интересно с ним поговорили. Мне кажется, он очень много интересного знает.

–      Это верно. А ты знаешь, кто он?

–      Наверное, служащий какой-нибудь.

–      Эх ты, Серёжка! А я–то думал, у тебя намётанный глаз. Нет, Серёжа, Афанасий Петрович – не служащий, он – министр финансов.

Мама отнеслась к этой новости спокойно (видимо, знала уже), сестра тоже довольно хладнокровно из–за своего малолетнего возраста, а Серёжка был просто потрясён этим папиным сообщением. Он, когда рыбачил с Афанасием Петровичем, даже и не задумывался о его служебном ранге. А какой простой, открытый и душевный человек! С таким дядькой и рыбачить, и в разведку ходить можно!

Призадумался Серёжа: «Эх, знал бы это! Вот такому человеку и золото можно было отдать. Сказал бы, что в пещере нашёл. Мне–то оно, скорее всего, не понадобится, а Государству могло бы пригодиться... Когда он сюда снова приедет? Да, хорошо я порыбачил с самим министром финансов! А если бы пришлось рыбачить с каким–нибудь Кудриным, Силуановым или Набиулиной?... Пришлось бы их в озере топить, а отцу сказать, что это какая– то озверевшая щука утянула все наши финансы на дно».

На занятия в школу новоиспечённый сотрудник Министерства финансов не торопился. Его высокопоставленная персона изволила прибыть на уроки только в следующий вторник, и то с большим опозданием.

Когда Серёжа подходил к школе, он заметил, что у входа Ольга Юрьевна вместе с физруком Григорием Павловичем выстраивает свой класс явно для похода на какое–то мероприятие. Когда Серёжа подошёл к ним, все детишки вдруг дружным хором выкрикнули:

–      Здравствуйте, дядя Серёжа!

А что оставалось Серёже? Только достойно ответить:

–      Здравствуйте, первый «Б» класс, краса и гордость первой миасской школы!

–      Ура! – уже не та дружно, вразнобой, прокричала Олечкина малышня. Вот «Здравствуйте, дядя Серёжа!» они явно отрепетировали с каким–то начинающим педагогом (опытные педагоги таких вольностей себе не позволяют).

Но Ольга Юрьевна и не скрывала своей радости увидеть наконец–то будущего государственного казначея «дядю Серёжу».

Проходя мимо него, Оленька взяла его за руку, наклонилась к нему и жизнерадостно улыбаясь, прошептала:

–      Серёжа! А кто такой «Гранит»?

Когда воодушевлённый таким тёплым приёмом Серёжа повернулся к школьному крыльцу, он увидел... стоящую там Александру Семёновну. Самый почётный ветеран миасской педагогики укоризненно качала головой и, наверное, думала: «Ну и молодёжь пошла! Совсем не умеют прилично вести себя! Вот мы в их годы вели себя безукоризненно! Боже мой! Что же далыпе–то будет?».

(Кстати, Александра Семёновна давно уже перешагнула пенсионный рубеж, но выходить на пенсию не собиралась. Напомнить ей об уходе на пенсию было некому: все явно побаивались её непререкаемого педагогического авторитета. Да и что она будет делать на этой пенсии? Семьи она не завела, детей у неё нет, на вечера поэзии в Миассе ходить не к кому... да и Вл.Вл. Маяковский почему–то подумал хорошенько, взял и застрелился... А кто, кроме неё сумеет поставить на место таких разгильдяев как Серёжка–Сапожник?).

–      Здравствуйте, Александра Семёновна!

–      Здравствуй, главный прогульщик школьных занятий!

–      Так, Александра Семёновна, транспорт ходит нерегулярно, а в плохую погоду всё вообще вязнет в болоте.

–      А мне кажется, что ты просто не хочешь учиться и придумываешь всякие отговорки, чтобы только не ходить на уроки (Да, опасная старушенция! Всё правильно просекла! Учеников прямо как рентген просвечивает!).

–      Александра Семёновна! У нас на весь посёлок всего одна машина, да и у той водитель зашибать любит.

–      А почему ты, Серёжа, домашние задания почти по всем предметам не выполняешь?

–      Да пока я из школы до дома доберусь, уже темнеть начинает, электричества у нас нет, а когда будет, неизвестно.

–      Мы, в своё время, занимались и при керосиновых лампах...

–      Александра Семёновна! У нас было немного керосина, да его весь ужи выпили.

–      Что?! Да разве ужи пьют керосин?

–      Конечно! Молоко у коровы сдоят и ползают по всему дому, ищут, где бы керосин найти. Я их уж луплю, луплю по жёлтым башкам, а им всё равно на закуску керосин или солярка требуются.

–      Ужас! Ужас! – простонала бедная Александра Семёновна и поспешила в учительскую, подальше от такого изверга, каким она совершенно искренне считала нашего идеального во всех отношениях героя.

Но, немного подумав, Серёжа всё же решил подстраховаться. Мыслил он вполне логично: у кого Александра Семёновна может уточнить рацион ужей? Конечно, у Наташки Басковой! Она же тоже вроде как в тайге живёт.

На перемене он отозвал Наташу для делового разговора.

–      Баскова, выручай!

–      У тебя всегда какие-нибудь проблемы!

–      Да я к тебе вообще первый раз обращаюсь!

–      Ну, ладно. Говори.

–      Наташа! Если Александра Семёновна спросит тебя: пьют ли ужи керосин, то отвечай: да, пьют.