–      Нет, щука оказалась очень вкусной. Тётя Нина передавала тебе большое спасибо. Но она предупредила меня, что у тебя здесь «дурная слава».

–      Вот это да! А почему тогда при встрече со мной твоя тётя Нина всегда говорит: «Здравствуй, Серёженька!» А впрочем... тот, у кого не было «дурной славы», просто даром прокоптил свою никчёмную жизнь. Которая, кстати, так коротка и мимолётна.

–      Ты смеёшься, а я тут уже третий день жду, когда же ты меня покатаешь на лодке. Я очень на тебя обижена.

–      Обижаться на деловых людей не надо. А пока, сударыня, собирайте свои вещички, поедем купаться на настоящий дикий пляж. Я покажу вам свои владения.

И Серёжа увидел, как эта чопорная, разряженная в пух и прах, высокообразованная московская красавица побежала по полянке (как самая наивная деревенская девчонка) собирать свои вещи. Серёже даже показалось, что она боится, как бы он не передумал брать её с собой.

Когда Катя вернулась со своей довольно объёмистой сумкой, Серёжа спросил её:

–      Ну, госпожа студентка, будем брать вторую пару вёсел?

Почему–то этим вопросом он очень смутил Катю.

–      Нет, что ты, Серёжа, я не только грести, но и плавать–то по^чти не

умею.

–      Ничего страшного, Катя! – утешил её Серёжа – Зато вы, московские изнеженные и легко ранимые существа, так славно умеете рассуждать о том, что недоступно вашему пониманию... А ты не боишься со мной ехать через глубокое озеро?

–      А ты разве меня не спасёшь?

–      Спасу, конечно. Один раз нас с сестрой тут какие–то хулиганы перевернули, но мы добрались до острова. Сестрёнка у меня – молодчага!

–      А сколько ей лет?

–      Перешла во второй класс. Отличница.

–      А у меня ни брата, ни сестры нет. Скучно одной. Родители всё время заняты. Даже поговорить не с кем. – сочла возможным сидящая на корме будущий педагог Екатерина Антоновна пожаловаться на свою одинокую судьбу усердно налегающему на вёсла ученику уже девятого класса.

Приплыли на остров. Солнышко светило. Погода была самая замечательная. Лодку подтянули на песчаный берег. Катя разложила на зелёной травке свои вещицы. Серёжа отошёл за кусты оглядеться. Когда он вернулся... Катя стояла на песчаном берегу, смотрела на отдалённый кордон... Была она... в чём мать родила! Фигура у ней!.. А вид сзади... просто замечательный!

Серёжу что–то потянуло изнутри, он стал лихорадочно сбрасывать с себя одежду и обувь, потом подумал немного, закинул трусы на куст и решительно, прерывисто дыша, почти побежал к стоящей у берега, заложившей руки за голову, осиянной уральским солнцем, прекрасной московской Афродите. Он сразу, с разгона, начал, как безумный целовать её лебединую шею...

(Уважаемые читатели! Если бы в далёкой нашей юности у нас хватило ума, и мы поступили бы на так популярный сейчас порнографический факультет, мы описали бы вам всё, но мы, сдуру конечно, получали высшее образование на аэрокосмическом факультете и можем рассказать вам профессионально только о том, как проектируются камеры сгорания и турбонасосные агрегаты, как подбираются горючее и окислители, как планируются траектории полётов, почему наши боевые заряды могут попадать в форточки на другом конце земли, над чем работают сейчас в наших самых секретных лабораториях... Но разве вам это будет интересно?!).

Очень скоро до нашего тщеславного героя дошло, что то, что было у него со своими интернатскими подругами и одноклассницами, было всего лишь начальной дошкольной подготовкой. Настоящую Академию Любви пришлось нашему Серёже заканчивать в яростных объятиях ненасытной московской львицы. Началось такое... ну, примерно как в ракетной камере сгорания во время полёта в Чистилище.

...Через несколько дней внимательная и заботливая Серёжина мама заметила ему во время обеда:

–      Серёжа, ты совсем отощал со своим спортом. Кушать надо побольше. Вот, возьми ещё две котлетки... И теперь будешь брать с собой в походы паёк: хлеба, сала, яичек, рыбу и овощей, а то совсем ноги протянешь! (Спасибо тебе, дорогая мамочка, ведь ты спасла своего непутёвого сына от неминуемой гибели! Он уже, можно сказать, и ноги–то еле–еле передвигал! Да, тяжёлым «спортом» пришлось заниматься на каникулах нашему герою! Но он выжил, не сгорел в лихорадочном огне Любви!).

Иногда они, Серёжа и Катя, в редких перерывах между занятиями «Спортом», беседовали и о превратностях жизни, загорая на песочке и слушая плеск неугомонных кисегачских волн. Хорошо им было на острове! Никто их не беспокоил и никто не мешал им безудержно и лихорадочно наслаждаться друг другом. Однажды Серёжа в шутку спросил свою наставницу в изысканной науке интимных отношений:

–      Катя, а тебе родственники ещё женишка тут не подобрали?

–      Да нет пока. Офицеры местные почти все женаты, срочнослужащие всё больше чернота какая–то, поганый народ.

–      Это почему, Катенька?

–      Врут много.

–      Я тоже, Катенька, люблю приврать и фантазировать.

–      Ты, Серёжа, врёшь ради искусства, чтобы людей порадовать, а они – рады выгоды. Одним словом, чурки.

–      Катя, а ты знаешь, сколько у нас тут за колючей проволокой женихов мечтает о такой сладенькой красавице как ты. Может быть, там сейчас какой– нибудь Фёдор Михайлович Достоевский сидит и думает, как вправить мозги нашему глупому народу и направить его на свой, истинный путь.

–      Ах, Серёжа, Фёдорам Михайловичам нужны секретарши, а я... совсем другое.

–      Но ты же такая красивая!

–      Серёженька! Мне очень хорошо с тобой. Ты – самый лучший. Только не зазнавайся и никому не говори об этом. А я знаю, что если через двадцать лет ты случайно встретишь меня, то пройдёшь мимо и даже не вспомнишь, как я любила тебя на этом нашем острове!

–      Нет, Катя, у меня хорошая память.

–      Это хорошо, Серёжа. Не забывай меня никогда.

Серёжа подумал немного, поразмышлял о причудливых превратностях своей судьбы и неожиданно спросил погрустневшую вдруг Катеньку:

–      Катя, а у тебя дети будут?

–      Нет, Серёженька, я же предохраняюсь. Зачем мне без мужа дети?

–      А как это «предохраняешься»?

–      Серёжка! Ну до всего тебе дело есть! Не думай об этом, это – наши женские секреты, а ты ещё... Знаешь, что я думаю?

–      Нет, а что?

–      Запомни мои слова: Тебе всё равно придётся когда-нибудь сесть за письменный стол. Когда будешь писать свои романы, вспомни обо мне хотя бы одной строчкой... Я же тебя так любила.

–      А почему ты, Катя, так думаешь?

–      Потому что ты умнее и талантливее всех, кого я встречала в своей жизни.

–      Да ну! Не смешите меня, дорогая моя учительница!

–      Мы с тобой вместе всего несколько дней. А где твой приволжский акцент? Ты говоришь сейчас, как стопроцентный берлинец. Ты схватываешь всё буквально на лету. Ты когда-нибудь учил наизусть стихи?

–      Пять глав из «Евгения Онегина» я вообще–то быстро выучил...

–      И сейчас помнишь? – заинтересованно спросила его Катя.

–      Конечно. Я проверял. Ни одного слова не забыл.

–      А как поэма начинается?

–      «Не мысля гордый свет забавить...»

–      Молодец. Правильно. А все почему–то думают, что поэма начинается «Мой дядя самых честных правил...». Да ты и по–английски шпаришь уже вполне прилично. Жалко будет, если ты даром растратишь свои таланты.

(Ах, добрая Екатерина Антоновна! Если бы ты знала тогда, что Сергей Васильевич, – по вечному своему легкомыслию – всю свою жизнь будет заниматься только одним делом: напрасным и безвозвратным распылением своих талантов!).

Потом Катя внимательно посмотрела на Серёжу и задала ему чисто «педагогический» вопрос:

–      Серёжа! А какой у тебя в школе самый любимый предмет?

–Конечно «История»!

И Серёжа энергично вскочил с песка, принялся ходить вокруг Кати и с каким–то неистовым вдохновением удивлять её своими историческими знаниями. Он был и остроумен и логичен одновременно. Его яркое повествование было красноречивым свидетельством тех глубочайших и серьёзных познаний, которые он успел почерпнуть из многочисленных прочитанных им книг (со стороны он, наверное, показался бы беснующимся на эстраде советским поэтом. Он просто осыпал свою слушательницу тем огромным запасом сведений, которыми была буквально забита его беззаботная башка. Наверное, целых два часа Катя слушала его выступление, буквально раскрыв рот от изумления и явно наслаждаясь его ораторским искусством (Серёжа наш действительно любил иногда рассыпаться мелким бесом перед красивыми слушательницами, а для некрасивых и престарелых у этого прожжённого проходимца в лексиконе было весьма ограниченное количество слов: «Нет», «Не знаю», «Извините, я спешу», «Мне некогда»... Ну и всё, пожалуй).