Не успели ещё толком освоиться и разложить баулы в камере, от соседей раздался стук.

– О, братва, здорово! Деньги, хорошие вещи есть? Можем доставить наркотики, алкоголь. Всё для вас, братва уральская!

– Сейчас подумаем, – крикнул кто-то, отвечая на соблазнительное предложение.

– Можем и анашу достать, – искушали новоприбывший этап из соседней камеры.

У Арбалета, денег, слава богу, не было, да и вообще не хотелось мутить. Кто они, там за стенкой, можно ли им доверять? Но один шустрячок с этапа выпрыгнул на лестное предложение, полез в кабуру договариваться как затянуть контрабанду. Незнакомец с той стороны успокаивал его:

– Братан, давай деньги! Тут опера торгуют, у нас с ними всё нормально. Сейчас принесут.

Вася уральский намазался и загнал им на три грамма ханки.

И уже где-то через полчаса они узнали, кто у них сидит за стенкой. Вскоре распахнулась дверь и…

–Давай на шмон! А говорили, денег нет! – орали надзиратели.

Два часа они по-новой перевёртывали все баулы. Этапникам сразу стало понятно, что за соседи втягивали их подпольную торговлю. Когда дверь за надзирателями закрылась, стукнули в стенку – тишина. Только минул через 20 подошли к этой кобуре.

– А, браток, – начал обезденеженный Вася, – Ну, а что с ханкой?

– У нас тоже шмон был. Всё обшмонали. Ничего нет. – ответили из-за стенки.

Арбалет усмехнулся: всё понятно. Эти ребята из соседней камеры работают заодно с мусорами и просто разводят новоприбывшие этапы на бабло. А потом, когда наладили связь с другими камерами, всё окончательно прояснилось.

Им отписали: «Ваши соседи – это пресс-хата, и вас, братва, эти мрази обманули. Там на весь этаж через хату сидят прессовщики, всех неугодных закидывают к ним, и они ломают людей. На жизнях этих гадов кресты стоят. Им терять уже нечего, и мусора используют их в своих интересах: у кого явки выбивают, у кого – деньги. И ты ничего ему сделать не можешь. Он – за стенкой. Ты его даже в лицо не видел, а встретишь – не узнаешь».

Объегоренный Вася не мог успокоиться, был вне себя от ярости и пинал в стену ногами.

– Говори. – ответили в той стороны нагловатым голосом.

– Это, подтяни, кому деньги отдали, – Вася всё-таки хотел найти в этом гадюшнике хоть какую-то справедливость.

На той стороне что-то невнятно бормотали: ясно, что уже прокололи чужие деньги.

– Меня зовут Абрам. Ты знаешь, кто я? – переговорщик с той стороны сразу начал наезжать на Васю. – Я – самый главный прессовщик в этой тюрьме. И завтра ты, чёрт, превратишься в говно у меня в камере!

Вася негодовал от такой наглости.

– Я всю Россию проехал! Ещё ни в одной тюрьме меня так не дурили. А тут эти продажные суки обнаглели и творят, что хочется им, гадам, и мусорне поганой! Да я его завтра задушу, если только попробуют к ним перевести.

– Ну-ну, не дай бог. Ты не переживай. – успокаивал его Арбалет, – Пусть это будет всем нам уроком.

(Для того, чтобы прекратить эту подлую и позорную для нашей страны практику прессования (зачастую и совершенно невинных людей), практику, буквально калечащую наших, таких же как и все мы соотечественников, необходимо всего лишь одно жёсткое слово Руководителя государства… Но, глядя на то, как униженно и раболепно оправдываются непонятно в чём, наши руководители перед омерзительными в своей наглости европейскими геями и лесбиянками, становится понятно, что ждать нам жёсткого слова и решительного поступка просто неоткуда… Если только небеса от гнева не разверзнутся…).

Арбалет думал только о том, как бы побыстрее уехать в лагерь из этого клоповника, вернее, гадюшника. Ну бывают же на земле такие места!

Почти трое суток он не спал. Клопы никому не давали покоя. При первой же попытке задремать или поспать человек сразу становился кровавым бифштексом. Спасались только крепким чифиром. Все с нетерпением ждали очередного этапа. С соседями (чертями мусорскими) больше не общались. Бог их накажет (или люди добрые глотки перережут). За всё в этой жизни приходится платить. И уж конечно за верную службу АДминистрации. Как всё у этих чертей продумано: загоняют человека в ад и издеваются над ним как над подопытным кроликом. Реконструировать эту систему поздновато, её можно только сломать. И ни в коем случае нельзя ей сдаваться и бояться этих отмороженных бесов, стоять до конца. Хватило бы только сил в этой неравной битве!

А может, только смерть освобождает человека от этого смердящего Ада, который все не хотят замечать и раскрашивают его, как дешёвый глянцевый журнал, в жалкое подобие жизни? Недаром же на могиле одного мудрого чернокожего американца написано: «Наконец-то свободен!»

…Да, маловато нужно нашему многострадальному человеку для счастья. Когда наши подопечные дождались, наконец, что их заказали на очередной этап, они радовались как дети, бегущие к праздничному торту. Вот они маленькие призрачные радости маленького человека, редкие мгновения иллюзорного покоя и счастья, когда его, этого живого ещё человека, гонят из одной кучи дерьма в другую! И бежит он не по своей воле, это безжалостная и неумолимая Система пинает его своими подкованными сапожищами, пытаясь окончательно сломать, смешать со своим дерьмом, растоптать и унизить гражданина великой страны!

Дай бог вам, молодые браться наши, не потерять в этом жестоком аду частицу божественного света, дарованного вам всевидящими небесными покровителями вашими, и достойно пройти через все предстоящие вам испытания.

К радости слабых духом у всех они – разные. Кого Господь больше любит, того и сильнее наказывает, тому и достаются самые сложные испытания, а слабосильным детям своим он не даёт непосильных испытаний. Фактически каждый на подсознательном уровне выбирает то, что он сможет унести. Арбалет выбрал свой нелёгкий путь, видимо полагая, что в поисках истины он должен пройти именно его…

Этап подъехал к колонии под номером 42, где отбывали наркоманы со стажем со всей страны. В этой колонии строгого режима собирались самые хищные отбросы нашего миролюбивого высокоморального общества. Вот и занесла сюда нелёгкая нашего Арбалета.

Перед воротами колонии зеки всегда испытывают лёгкий мандраж: одному богу известно, что ждёт каждого новоприбывшего за этими крепкими воротами. Когда зеки спрыгивают с воронка, у всех одна мысль: «Ну, с богом!» Можно, оказывается, у нас с одним и тем же билетом многократно проскакивать на любимый спектакль:

– Быстрей! Бегом! Руки за голову! Давай-давай, девочки, похватали свои косметички (это так остроумная охрана зековские баулы величает). Слушайте сюда! Называю фамилию, подрываетесь, и по полной доклад: фамилия, имя, отчество, статья, срок, начало срока и конец. Вы всё поняли? – орал заметно пьяный, практически бухой ДПНК (дежурный помощник начальника колонии). Вся ночная смена была на приёме этапа, в поддержку подскочили и конвойные из зоны – всего человек сорок.

– Ну всё, девочки, поехали. – и началось: Иванов Иван Иванович, статья 102, срок – 10 лет и т.д. и т.п.

Зеки перебегали из одной кучи, создавая в другом месте точно такую же, падали на корточки, держа руки за головой, и ждали своей дальнейшей участи.

Арбалет сидел, посмеиваясь над самыми перепуганными зеками, отчеканивающими дрожащим разноголосьем свои весьма содержательные доклады.

После этой дружеской встречи (вернее, не совсем приятной процедуры) весь этап построили и повели в КИЧу (ШИЗО), где, по всей видимости, находились камеры временного содержания. Когда этап, выйдя из шлюза, оказался в зоне, намётанный взгляд Арбалета увидел не совсем приятную для глаз картину. Пока шли до ШИЗО, все пытались рассмотреть свой новый дом. Здесь придётся отбывать свои немаленькие сроки.

Нравится, не нравится –

Спи, моя красавица.

Над тобой летают птицы,

Наши братья и сестрицы.

Так как этап приехал ночью, ничего особо рассмотреть не удалось. Но две пятиэтажки заметно бросались в глаза на общем сероватом фоне. Странно, везде бараки для зеков в один или два этажа, а тут такие пятизвёздочные отели для проживания такой закоренелой и отъявленной публики.