Не тоскуй, старушка Песя, От капризов непогоды, Лучше лейся, словно песня, Сквозь оставшиеся годы. Не лейте на творог сметану, Оставьте заботы о мясе, И рыбу не жарьте Натану, Который тоскует о Хасе. Век за веком: на небе – луна, У подростка томленье свободы, У России тяжелые годы, У еврея – болеет жена. Когда черпается счастье полной миской, Когда каждый жизнерадостен и весел, Тетя Песя остается пессимисткой, Потому что есть ума у тети Песи. Носятся слухи в житейском эфире, Будто еще до пожара за час Каждый еврей говорит своей Фире: Фира, а где там страховка у нас? Пока мыслителей тревожит, Меня волнует и смешит, Что без России жить не может На белом свете русский жид. Письма грустные приходят От уехавших мошенников: У евреев на свободе Мерзнут шеи без ошейников. Снова жаждали забвенья Все, кому любви отраву Подносил бездельник Беня, Кличку Поц нося по праву. Торжественных не надо церемоний Для проводов работника провизии; На пенсию давно хотелось Моне Уйти до появления ревизии. Свежестью весны благоуханна, Нежностью цветущая, как сад, Чудной красотой сияла Ханна Двадцать килограмм тому назад. Жажды власти нет в Ароне, Дух Арона так притушен, Что на царском даже троне Был бы Двойре он послушен. Весенний воробей В любви апофеозе Поет среди ветвей, Как Соломон о Розе. От жизненных страшных коллизий, Кошмаром потрясших эпоху, Была только польза для Изи, Умевшего слушаться Броху. Как любовь изменчива, однако! В нас она качается, как маятник. Та же Песя травит Исаака, Та же Песя ставит ему памятник. Гвоздика, ландыш и жасмин, Левкой, сирень и анемоны Всем этим пах Вениамин, Который пил одеколоны. Не спится горячей Нехаме; Под матери храп непробудный Нехама мечтает о Хайме, Который нахальный, но чудный. Всюду было сумрачно и смутно; Чувством безопасности влеком, Фима себя чувствовал уютно Только у жены под каблуком. В кругу семейства своего Жила прекрасно с мужем Дина, Тая от всех, кроме него, Что вышла замуж за кретина. Стала мрачной дочка Фира, Ей печаль туманит очи, Фира хочет не кефира, Фира Фиму очень хочет. Известно всем, что бедный Фима Умом не блещет. Но и тот Умнее бедного Рувима, Который полный идиот. Нервы если в ком напряжены, Сердцу не поможет и броня; Хайма изводили три жены, Хайм о каждой плакал, хороня. Неслышно жил. Неслышно умер. Одет молчащей глиной скучной; И во вселенском хамском шуме Растаял нотою беззвучной. Слава Богу – ни в чем не калека, Слава богу – и всласть мне и впрок Чуть прихваченный холодом века Мой земной незадачливый срок. Лишь хочу, чтоб на грани разлуки, Когда сердце уже отжило, Были краткими смертные муки, Чтоб родным не пришлось тяжело. Семья от бога нам дана, Замена счастию она. Женщиной славно от века Все, чем прекрасна семья; Женщина – друг человека Даже когда он свинья. Тюремщик дельный и толковый, Жизнь запирает нас надолго, Смыкая мягкие оковы Любви, привычности и долга. Мужчина – хам, зануда, деспот, Мучитель, скряга и тупица; Чтоб это стало нам известно, Нам просто следует жениться. Творец дал женскому лицу Способность перевоплотиться: Сперва мы вводим в дом овцу, А после терпим от волчицы. Съев пуды совместной каши И года отдав борьбе, Всем хорошим в бабах наших Мы обязаны себе. Не судьбы грядущей тучи, Не трясина будней низких, Нас всего сильнее мучит Недалекость самых близких. |