Завтрак прошёл в молчании. Картер был подавлен, герцог строг, а я мучительно думал, чем помочь бедному влюблённому. Когда подали чай, дворецкий доложил, что ко мне приехал портной, чтобы снять мерки. Я извинился и вышел, провёл около получаса в своей комнате, крутясь так и эдак, пока портной замерял объём моей груди, мой рост, длину рук.

Вернувшись, я услышал голоса герцога и Картера. Голос Теобальда был холоден и строг, а Картер говорил так тихо, так обречённо, что сердце моё сжалось.

— Прошу тебя. Ты сломаешь мне жизнь. Тео, опомнись. Ты не отец мне. Зачем ты делаешь проблему там, где её нет?

— Она есть, Картер. Ты прекрасно знаешь, что есть. Я не хочу, чтобы до короля дошли слухи о твоей связи. Ты хоть и внебрачный, а всё же сын герцога, и ты не можешь опозорить честь нашего рода. Ты должен знать, в чём твой долг.

— Тео…

— Я всё сказал. Меня, к тому же, волнует не только твой долг и честь нашей семьи. Меня волнует то, что ты не ведаешь, что творишь. Ты думаешь, ты будешь с ним счастлив? Ты думаешь, твоё увлечение продлится всю жизнь? Ошибаешься. Ты можешь творить что угодно, но в старости, когда ты останешься один, ты горько пожалеешь о том, что не послушал моего совета.

— Это не совет, это приказ. И я не могу ослушаться тебя. Я могу только умолять тебя отменить своё решение.

— Нет. Ты женишься. Тебе тридцать два, ты взрослый альфа, и ты не молодеешь год от года. Женись и забудь все свои глупости.

— Как скажешь, — голос Картера становился всё тише, — но знай, что когда я женюсь, когда я повешу на себя нелюбимого омегу, когда я вступлю на праведный, по твоему мнению, путь — ты станешь для меня хозяином. Господином. И никогда больше ты не будешь мне ни другом, ни братом.

Картер поднялся и медленно, как осуждённый на эшафот, направился к выходу из столовой. Я скользнул за колонну, чтобы он меня не заметил, и, выждав, когда он скроется за поворотом, тихо последовал за ним. Я прекрасно понял, что жестокое решение Теобальда не отменить, поэтому всё, что я мог — это поддержать Картера. Я шёл за ним, как в тумане, сам не представляя, как я зайду к нему в комнату, ведь это совершенно неприлично, что скажу ему, как выдам, что всё слышал и всё знаю. Но шёл. Я видел его лицо, когда он вышел из столовой. Это была бескровная застывшая маска, страшная, заставившая меня похолодеть. Я не мог оставить его одного.

Однако он пошёл не к себе, а вышел на улицу. Был уже полдень, солнце припекало, погода стояла дивная, но мне было совсем не до неё. Картер, кажется, немного пришёл в себя — он пошёл быстрее. Он направлялся в парк, а точнее, в самый дальний его уголок, который не обрабатывали садовники. Это был кусочек дикой природы посреди чётко выверенных дорожек и зелёных изгородей. Это место покорило меня с первого взгляда. Там всегда царила тень. Воздух там был напитан ароматом листвы, влажной почвы, птицы в спутавшихся ветвях щебетали неумолчно, и, зайдя туда, человек неожиданно оказывался в глухом лесу, а за спиной его оставалась размеренность цивилизованной жизни. Это было прекрасное место, наиболее подходящее, как мне казалось, для свиданий. Всё там пело хвалу жизни: роса на листьях, птицы в ветвях, сумерки, сплетение неясных колеблющихся теней.

Туда-то и направлялся Картер. Я понял, что он идёт именно на свидание со своим возлюбленным, я знал, что нет ничего хуже, чем подсматривать и подслушивать, но страшная мертвенная маска человека, который всегда был так весел, словно помутила мой рассудок, и я как во сне неслышно шёл за альфой.

В самой глубине этого дикого уголка было темно, звуки речи, которая слышна была в парке, сюда не долетали, и Картер мог не бояться, что кто-то узнает о его тайной встрече. Он и не боялся, потому что не знал, что я следую за ним.

Я неслышно пробрался туда, откуда донеслись до меня голоса, и спрятался за стволом дерева. Сначала я расслышал звук поцелуя, и щёки мои заалели, но я остался. Какая-то неведомая сила пригвоздила меня к месту, и я не мог пошевелиться.

Картер заговорил.

— Всё кончено, Эдгар. Он женит меня, а тебя отсылает из поместья. Его не переубедить. Я пытался, но это бесполезно. Он не позволит тебе оставаться здесь даже если я женюсь. Мне важно знать. Скажи. Ты любишь меня?

— Люблю, — я похолодел, когда понял, что ему ответил не голос омеги, но низкий голос альфы. — Я люблю тебя, Картер, ты же знаешь.

— Тогда давай уедем отсюда. Далеко. Я прихвачу свои деньги — у меня есть немного — и мы уедем. Он не станет нас искать, ему это не надо. Ты согласен? Согласен бросить всё и уйти со мной?

— Согласен, — альфа не колебался ни секунды. — Всюду за тобой.

Я снова услышал звуки поцелуев и жаркий шёпот. То, что я узнал, словно пробудило меня ото сна. Я неслышно выскользнул из дикого уголка, оставив влюблённых наедине, и скорым шагом направился к дому, чтобы они не заметили меня.

Так вот в чём заключался секрет, который Теобальд не хотел открывать. Картер любил альфу.

========== Глава 8. Благие намерения ==========

Я вернулся к Теобальду, который всё ещё сидел за столом, закрывшись газетой. Меня не было около получаса — включая и снятие мерок, и шпионство в саду. И правда, шпионство. Мне было тошно. Хотелось залезть в ванну и смыть с себя всю ту грязь, которую сам же на себя и вылил, поддавшись неизвестно какому порыву.

О, мне вовсе не было противно от того, что я узнал о Картере. Это не касалось меня, а значит, не вызвало во мне отторжения. Мне было противно от того, что я, как последний мерзавец и негодяй, следил за человеком, который от горя ничего не видел и не слышал, что я позволил себе пасть до уровня глупой прислуги, которая вынюхивает, выведывает, читает господские письма и распускает злые слухи. Меня трясла крупная дрожь негодования на самого себя, но я не хотел открываться перед герцогом в своём прегрешении. Я сел напротив него, улыбнулся и принялся пить чай, будто ничего и не произошло.

— А куда ушёл Картер? — этот вопрос должен был полностью исключить вероятность того, что я что-то знаю.

— Он ушёл по делам, не знаю, когда он вернётся. Хотите яблочного джема? Его только что подали.

Я согласился. Беседуя с герцогом, я мысленно оставался в тенистом уголке сада, напоенном запахами весны и цветов, в котором подглядел то, чего мне видеть не следовало. Я всё думал о том, как тяжело должно быть бедному Картеру, который отчаялся до такой степени, что готов уже бежать из замка, не надеясь на поддержку и понимание брата. Я размышлял, могу ли я помочь ему, могу ли рассказать о том, что всё знаю, или лучше оставить это в тайне.

Нет, подобные мысли вызвали у меня ещё большее негодование, чем сам мой недостойный поступок. Подсмотреть и скрываться? Узнать тайну и промолчать об этом перед тем, кто её хранит? Невольно стать свидетелем чьего-то трудного решения и сделать вид, что ни о чём не знаю? Провиниться и не покаяться? Это было выше моих сил. Я почувствовал, что обязан объясниться с Картером, обязан извиниться перед ним, попросить прощения и, наверное, попрощаться. Он уедет, и в этом большом доме у меня не останется друга, который поддерживал меня всё время, которое я провёл в поместье жениха.

Для этого я решил подождать до вечера. Картер не в состоянии думать и рассуждать спокойно, он взвинчен, зол, он решился на отчаянный шаг, и сейчас нельзя бередить его раны. Возможно, к вечеру он успокоится, и я смогу с ним поговорить.

Теобальд был занят весь день, Картера я не видел, и мне ничего не оставалось, как удалиться к себе в комнату и читать книжку. Однако и это не было просто — мысли не желали покидать меня. Я прекрасно понимал, что должен, как жених, согласиться с Теобальдом, поддержать его в желании женить брата, осудить Картера. Но при всём желании я не мог. Я, как это ни ужасно, готов был пойти на многое, чтобы помочь ему, а значит, пойти против своего будущего мужа. Мне трудно было поставить себя на место Картера, но даже если бы он был влюблён в неравного по положению омегу, ему было бы больно не меньше, чем сейчас. Я представил себе, каково бы мне было, если бы я любил Теобальда, но не мог выйти за него замуж, не мог бы быть счастлив, не опозорив и его и себя. Это было страшно.