Чарли был бледен и смотрел на Теобальда радостно и вместе с тем испуганно. Герцог, ласково улыбнувшись взволнованному юноше, одними губами шепнул: «Не бойся, я первый».

Взяв одной рукой маленькое кольцо, другой всё ещё держа теплую ладонь, Теобальд, глядя в глаза Чарли, произнёс:

— Я, сэр Джон Теобальд Монтегю, девятый герцог Ратленд, беру тебя, Чарльза Клемента Сеймура, сына седьмого барона Сеймура, в свои мужья. Клянусь всегда быть рядом в горе и радости, болезни и здравии, хранить верность, любить и уважать тебя до конца своих дней.

Сказав слова клятвы, Теобальд осторожно надел колечко на тонкий безымянный палец, стянутый шёлком перчатки.

— Я, Чарльз Клемент Сеймур, сын седьмого барона Сеймура, беру тебя, сэра Джона Теобальда Монтегю, девятого герцога Ратленда, в свои мужья. Клянусь быть верным тебе и всегда быть рядом — в болезни и здравии, в горе и радости. Клянусь любить и уважать тебя до конца своих дней.

Чарли дрожащими руками надел золотое кольцо на палец герцога и, глубоко вздохнув, посмотрел ему в глаза.

Епископ велел Теобальду поцеловать своего супруга, и Чарли ощутил кольцо сильных рук вокруг своей талии, прижался к широкой груди и, откинув голову, доверчиво принял первый поцелуй своего мужа, а не жениха.

Из церкви Теобальд вынес Чарли на руках, и теперь им положено было сесть в одну карету вдвоём. Чарли всё ещё был взволнован и всё ещё чувствовал вкус поцелуя у себя на губах. Теперь, после свадьбы, Теобальд больше не сдерживал себя правилами приличия, и всю дорогу до дома прижимал смущённого юношу к груди, иногда склоняясь к нему, зарываясь лицом в его причёску и вдыхая запах его волос.

За каретой молодожёнов тянулась целая вереница экипажей, в которых ехали многочисленные гости. Добравшись до замка, Теобальд и Чарли первыми, рука об руку вошли в пиршественный зал с длинным столом, ломившемся от изысканнейших блюд. Гости, знатные господа, дарили подарки, восхищались красотой жениха, поздравляли, говорили витиеватые речи, а Чарли, сидя рядом со своим супругом, улыбался, кивал, благодарил, а сам был сосредоточен лишь на том, что рука Теобальда, лежащая на столе, касалась его руки. Убедившись, что никто этого не заметит, юноша мимолётно погладил герцога по руке, и тот, повернувшись, ласково улыбнулся ему.

Торжественный ужин длился допоздна, и гости начали разъезжаться по домам только около полуночи. Уехали лишь те, чьи владения находились неподалёку, а дальних гостей разместили в заранее приготовленных комнатах. Картер взял на себя заботу о немногочисленных оставшихся, а Теобальд и Чарли, попрощавшись с ним, незаметно выскользнули в коридор, и когда их отсутствие было замечено, на лицах гостей появились полные понимания и умиления улыбки: молодым не терпелось остаться наедине, и никто не стал их тревожить.

Оказавшись за дверями шумной гостиной, Теобальд подхватил супруга на руки, и Чарли доверчиво прижался к нему. Они молчали. Юноша чувствовал, как отчаянно бьётся его сердце, как разгорячённая кровь приливает к щекам, а мысли с бешеной скоростью проносятся в голове. Было и страшно, и тревожно, и волнительно, и желанно, и мальчик дрожал от обуревавших его чувств. Они добрались до спальни довольно быстро, но Чарли показалось, что прошла целая вечность, за которую он успел передумать множество мыслей, взлелеять и побороть в себе множество страхов.

В спальне горела свеча. Раньше у постели стояла лишь одна тумбочка, а теперь их стало две, и почему-то именно это заставило Чарли осознать всё до конца.

В комнате Теобальда, нет, в их общей комнате, было две тумбочки, и на одной из них стоял тот самый букет роз, что нёс к алтарю Доминик.

Герцог осторожно поставил юношу на ноги, а сам отошёл запереть на ключ дверь, хотя это и не требовалось. Просто за время пребывания в замке Уильяма он привык делать это каждый раз, ложась спать. Когда он обернулся, Чарли стоял у постели, робко опустив руки вдоль тела и немного испуганно, но вместе с тем ласково глядя на него. В колеблющемся свете свечи он казался невесомым из-за окутывавшей его со всех сторон прозрачной газовой вуали.

Теобальд подошёл к юноше и мягко повернул его спиной к себе. Чарли вздрогнул, ощутив на шее сначала горячее дыхание, а потом тёплые губы. Сильные пальцы заскользили по груди, расстёгивая камзол, и Чарли накрыл тёплые ладони своими. Повернувшись, поцеловал мужа, зарываясь пальцами в волосы, прижимаясь всем телом и второй раз в жизни чувствуя сладкую истому, как тогда, в беседке во фруктовом саду. С губ юноши сорвался удивлённый вдох, когда ладони, лежавшие на его спине, скользнули ниже и сжали, и герцог, почувствовав всё его смущение и трепет, ласково и ободряюще улыбнулся. Чарли, чтобы скрыть раскрасневшиеся щёки вновь повернулся спиной и закинул руки назад, снова путаясь пальчиками в густых волосах мужа. Теобальд с нежностью и благоговением провёл пальцами по тонким рукам в кружевных рукавах, а потом, перехватив маленькую ладонь, прижал к губам.

— Постой, любовь моя, давай распустим твои волосы, — прошептал юноше на ухо герцог.

Чарли кивнул, и Теобальд, вытащив несколько шпилек и ленты, залюбовался светлыми локонами, окружившими его плечи и лицо.

После этого, прижавшись к Теобальду в по-юношески жадном поцелуе, Чарли и сам не заметил, как остался в одной нижней рубашке, выделанной из тончайшего кружева. Она доставала ему до середины бёдер, и потому омега не чувствовал себя полностью обнажённым, но, всё же, ему было неловко. Сквозь кружева были видны соблазнительные изгибы юного тела, и Теобальд жадно прижал Чарли к себе, лаская спину, сжимая сквозь ткань аппетитные половинки, прижимаясь губами к тонкой шее с бьющейся жилкой, вместе с тем осторожно подталкивая супруга к постели. Чарли, трепеща от предвкушения и страха, послушно улёгся на постель, отведя взгляд, не смея смотреть, как Теобальд раздевается. Герцог же не отказывал себе в удовольствии — перед ним на шёлковых простынях, одетый в кружевную рубашку, лежал любимый мальчик, разметав вокруг себя душистые локоны.

Раздевшись и улёгшись сверху, всем телом ощущая трепет невинного юноши, Теобальд приник губами к тёплой шее, жадно сжимая хрупкое тело в объятиях. У Чарли закружилась голова, он весь дрожал от смущения, когда Тео осыпал поцелуями его плечи, руки, ключицы, даже грудь и живот, прикасаясь горячими губами сквозь кружево рубашки.

Юноша чувствовал себя слепым котёнком — сильные руки гладили его, сжимали и тискали, с талии соскользнули на ноги, даря смутные ощущения сладости и истомы. Теобальд всё никак не хотел заканчивать своего обряда поклонения — он не пропустил губами и руками ни клочка кожи, покрывшейся мурашками, заставляя дрожать, растерянно приподнимать голову и жалобно заглядывать в глаза.

Наконец, насладившись каждым дюймом теперь принадлежащего ему тела, Теобальд бережно, медленно и осторожно овладел дрожащим от нетерпения и страха юным супругом, и комнату огласил жалобный вскрик. Герцог поспешил поцелуями и ласками заглушить первую боль, и вскоре страдание на лице Чарли сменилось удивлением и смутной тенью впервые испытываемой страсти. Теобальд любовался трепещущими ресницами своего мальчика, капельками слёз в самых уголках глаз, приоткрытыми раскрасневшимися губами и пылающими щеками, молочно-белыми изящными руками с разметавшимися вокруг широкими кружевными манжетами. Тео чувствовал, что парит, будто между небом и землёй, Чарли весь дрожал от неясных ему пока, новых, удивительных ощущений, задыхаясь от сладкого чувства принадлежности кому-то, защищённости, от осознания себя любимым и желанным. Тонкие пальцы Чарли сплетались с красивыми сильными пальцами Теобальда, их судорожные дыхания смешивались друг с другом, поцелуи становились всё более страстными и иногда несколько болезненными. Теобальд, познавший уже не одного омегу, благоговел и преклонялся перед юношей, впервые подарившим ему не только тело, но и любовь, сжимал его, хрупкого, сладкого, в объятиях, упивался музыкой его стонов и мерными извиваниями.