– Тео, но ведь это совсем не грустная история. Твои родители любили друг друга, они были счастливы, – сонно пробормотал пригревшийся и разомлевший Чарли, даже не заметив своего уютного “ты”.
– Были. Пока Уильям не убил папеньку. А отец ненадолго пережил его. Слишком горевал.
– Вы точно знаете, что Уильям это сделал?
– Доказательств нет, но всем всё было очевидно. Он крупно поссорился с ним в предпоследний свой приезд, а потом, когда вернулся, якобы извиниться, папенька скоропостижно скончался. А ведь он был довольно молод. Ему было сорок четыре.
– Это ужасно, Тео. Они так любили друг друга, а родной сын… Ужасно.
– Да, Чарли. У Уилла тёмная душа. Человек, поднявший руку на собственного отца, способен на что угодно. Постарайтесь не оставаться с ним наедине. Мало ли что взбредёт ему в голову. Хорошо?
– Хорошо. Тео, мне правда очень жаль ваших родителей.
– Спасибо. Они были прекрасным примером у меня перед глазами. Я пообещал себе, что вступлю в брак только по любви.
– И что же, вы выполнили обещание?
– Да. Я беру в мужья вас, мой хороший. Я люблю вас.
– И я вас люблю.
========== Глава 4. Первый бал ==========
Парадная зала была залита светом множества огней и сверкала золотом, вечерними туалетами и бриллиантовыми шпильками в пышных причёсках омег. Бал в замке герцога Ратленда, приближённого королевской семьи, был событием огромного масштаба, и весь свет лондонской аристократии собрался в пышно убранном поместье. Богатые экипажи подъезжали к парадной двери один за другим, гости прогуливались по дорожкам парка парами и группами, вокруг трещали и полыхали искрами шутихи и журчали фонтаны. Тёплый вечер плавно перетекал в ночь.
Герцог праздновал приезд брата.
Поднимаясь по лестнице, чинные гости здоровались с хозяином дома, стоявшим между братом и женихом. Придворные господа, знавшие о помолвке герцога, впервые видели его юного избранника, стоявшего рядом, скромно потупившись. Его смущение не мешало по достоинству оценить его красоту: Чарльз был одет в белоснежную кружевную блузу с пышными рукавами, облегавшую его гибкий стан и обхватывавшую тонкую шею ажурным воротничком, белые атласные брюки и атласный же белый плащ, изящными складками ниспадавший до самого пола. Бриллиантовые серьги-капельки и искусственные белые цветы, вплетённые в пышную причёску, довершали туалет будущего герцога, застенчиво прятавшегося за могучую спину жениха.
Омеги вежливо подавали юноше руки, альфы осыпали комплиментами и любезностями, и нельзя было не растрогаться, увидев пунцовые от смущения щёки неискушённого юноши. Теобальд искоса поглядывал на своё сокровище; широкая улыбка выдавала хорошее расположение духа, однако не была столь искренней, какой казалась при беглом взгляде: герцог едва ли мог не заметить плотоядные взгляды, которые бросал Уильям на юного Чарли.
Зная любовь брата к юным невинным омегам, Теобальд не отходил от жениха ни на минуту, однако сальные взгляды ощущал спиной, и его передёргивало от негодования.
Чарли ничего не замечал. Он восторженно смотрел на вереницу богато одетых гостей, на их весёлые лица, на счастливые улыбки, он видел своего Теобальда, высокого, статного, с копной волнистых тёмных волос и ясным взглядом добрых серых глаз, и, как ему казалось, влюблялся с каждым мигом всё сильнее.
Картер, стоявший позади братьев, также пребывал в чудном расположении духа. За весь день он не пересёкся с Уильямом ни разу до нынешнего момента, а стало быть, настроению его не из-за чего было быть дурным.
В зале играла музыка, некоторые пары уже кружились в танце, кто-то уединился на мягких креслах и пуфах в оконных нишах. Все веселились. Когда хозяева поместья смогли присоединиться к гостям, оставив свой пост у парадной двери, все гости уже нашли себе дела. Теобальд вновь скользнул взглядом по изящной фигуре своего жениха, улыбнулся и подошёл к нему.
– Дорогой Чарли, позвольте пригласить вас на танец, – Теобальд протянул ему руку.
Чарли вспыхнул, потупился, улыбнулся и вложил руку в большую тёплую ладонь герцога. Теобальд обнял юношу за талию и, прижав к себе, закружил по залу. Омега счастливо улыбался, послушно покоряясь движениям Теобальда, всматривался в его красивое лицо, чувствовал под своей ладонью его сильное плечо. Прошёл первый тур вальса и начался второй. Теобальд и Чарли всё кружились по залу, обмениваясь влюблёнными взглядами. Герцог любовался изгибом лебединой шеи, схваченной кружевным воротничком, бликами серёжек на нежной коже, выбившимися из причёски локонами, нежно сжимал тонкую ладонь, доверчиво лежавшую в его руке.
Очарование было нарушено кадрилью, грянувшей с оркестрового балкона. Картер, стоявший неподалёку, подошёл к остановившимся Теобальду и Чарли.
– Тео, позволь мне сменить тебя. В твои-то годы – и танцевать кадриль?
Теобальд благосклонно улыбнулся.
– Что же, молодёжь, веселитесь, – и направился к угловому диванчику, однако добавил в последний момент, озорно покосившись на брата. – Не забывай, что ты почти так же стар, как я.
Картер сделал вид, что обижен, и Чарли рассмеялся. Молодые люди пустились в пляс под весёлый ритм, разливавшийся по залу, смеясь и задыхаясь от бешеного ритма.
Танец с Теобальдом был исполнен нежности и был знаком своеобразного единения. Чарли был близок к нему, чувствовал его тепло, размеренное дыхание, и невольно представлял себе ночь, которая должна была увенчать их роман. Чарли был слишком чист, чтобы воображать её в буквальном смысле, более того, он даже не в полной мере знал, что именно надо воображать, но это было томительно, сладко, и у юноши кружилась голова, а тело само покорно двигалось, подчиняясь сильным рукам Теобальда. С Картером было не так. Весёлый танец, шум музыки, синхронный топот ног, сбивающееся дыхание и зуд в усталых ногах – вот и всё. С Теобальдом Чарли испытывал трепет влюблённого, с Картером – ликование ребёнка перед невиданным доселе торжеством.
После Картера Чарли танцевал с несколькими незнакомыми альфами, которые, как позже объяснил Теобальд, были представителями блестящей лондонской молодёжи. Вечер плавно переходил в ночь, а лампы сияли всё так же ярко, всё так же блестели пышные туалеты, всё так же отовсюду слышался смех и светские разговоры. Чарли, устав танцевать, присел на пустой диван у стены, обмахиваясь веером, и по-детски восторженно любовался танцующими парами. Несколько минут он сидел в одиночестве, но вскоре из другого конца зала к нему двинулся Уильям. Близнецы были одеты схоже – это была задумка графа, который пришёл в восторг от мысли, что все будут их путать. Однако Чарли не спутал бы жениха с его братом никогда в жизни. Добрые серые глаза Теобальда излучали тепло и нежность, а сейчас к юноше придвигался с развязной улыбкой и хищно блестящими глазами совсем другой человек.
– А, Уильям, вы тоже устали танцевать? – Чарли улыбнулся, решив, что будет вежлив с будущим родственником. Наивный юноша не хотел верить в то, что рассказывали ему о Уильяме, и он пообещал себе, что не станет верить слухам, пока не убедится воочию. Да, он знал, что граф обесчестил юного Доминика, и испытывал из-за этого глубокую неприязнь к нему, но верить в то, что Уильям – отцеубийца Чарли не мог. Даже услышав это от Теобальда.
– Да. Балы так утомляют, не правда ли? – Уильям лениво откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу.
– Что вы! – удивлённо взглянул на него юноша. – Мне так весело! Мне никогда ещё не было так весело.
– Мой милый Чарли, вы юны и восторженны. А таким старикам, как мы с братом, уже всё безразлично.
Чарли задело и обращение, и взгляд графа на жизнь, который он зачем-то приписал и Теобальду.
– Тео не всё безразлично, вы не правы. Разве он стал бы устраивать бал, если бы ему это не нравилось?
– Ах, детка, как вы наивны! Конечно, давать балы – обязанность придворных господ. Не будь Тео обязан хоть раз в год собрать «досточтимую публику», – Уильям выделил голосом последние слова так, что Чарли сразу понял, как он относится к этой самой досточтимой публике, – он бы никогда не позвал в дом этих напыщенных разодетых обезьян.
