Герцог встал, и, поцеловав мне руку, удалился. Картер не поднял глаз от тарелки, и несколько долгих минут мы молчали. Наконец он отложил вилку, вытер губы салфеткой и встал.
— Прошу прощения, милый Чарли, меня ждут дела. Вы не обидитесь, если я удалюсь?
— Картер, мне очень нужно поговорить с вами. Вы можете задержаться буквально на минутку?
— Для вас что угодно, — он натянуто улыбнулся и сел обратно.
— Я должен извиниться перед вами. То, что я сделал, произошло случайно. Я шёл к вам с благим намерением, но вы же знаете, куда они обычно ведут.
Картер замер и напрягся.
— Я видел вас вчера в саду. Клянусь вам, что я совершенно не хотел за вами подглядывать, Картер, я не знаю, что понесло меня за вами… Точнее, я хотел просто догнать вас и утешить, так как я понял, что вы влюблены, и что ваш брат запрещает вам жениться. Я не знаю, зачем я пошёл за вами в сад, зачем слушал, но я… Картер, простите меня, ради Бога простите…
— Что ж, Чарли, — альфа горько усмехнулся, — вы не знаете, зачем вы пошли, а я знаю. Это простое омежье любопытство, и я вас не могу в этом обвинять. Вы можете только одно для меня сделать — не рассказывать ничего о том, что видели.
— Я никому не скажу, но это не всё… Вчера же… я просто хотел извиниться перед вами за то, что подсмотрел и…
— О, не продолжайте. Это были вы? Вечером?
— Да, я… Я думал, что застану вас одного и смогу всё объяснить и извиниться перед вами… Но получилось всё ещё хуже.
— Смотрите-ка, ваши благие намерения уводят вас всё дальше и дальше.
— Вы злитесь на меня?
— А вы бы не злились? Хотя нет… Я не злюсь. Это бессмысленно, я верю, что всё это вы сделали не специально. Чего вы от меня хотите?
— Вашего прощения? Вы ведь не будете на меня сердиться?
— Во-первых, я уже сказал вам, что и так не сержусь, а во-вторых, видимо, вы знаете, что скоро меня здесь не будет.
— Знаю. И об этом я тоже хотел поговорить. Я могу чем-то вам помочь? Может, вам что-то нужно?
— Чарли, опомнитесь! Что вы можете сделать? Украсть для меня на кухне буханку хлеба? Нет, вы не можете мне помочь. Но спасибо.
— А всё-таки вы злитесь на меня. Мне казалось, мы с вами друзья, разве не так?
— Простите. Я сейчас не в лучшем расположении духа, но я правда на вас не сержусь. — Он встал, подошёл ко мне и, взяв мои руки, поцеловал сначала одну, а потом другую. — Вы навсегда останетесь единственным омегой, который меня покорил.
========== Часть II. Доминик. Глава 1. Бегство. ==========
На небольшую деревню опустилась непроглядная тьма, принеся с собой тишину и холод. Иногда эту тишину нарушал шелест листьев и порывы ветра. Ущербная луна, загороженная низкими осенними облаками, не давала света, только изредка показывая свой бледный силуэт.
По просёлочной дороге, едва освещённой светом из окон, медленно двигалась фигура, закутанная в необъятный плащ. Если бы кто-нибудь проходил мимо, он бы смог увидеть только хмурое лицо и выбившиеся пряди волос, загораживающие глаза.
Путник брёл к окраине деревушки, никем не видимый и одинокий. Зябко поёживаясь он упорно шагал вперёд, глотая непрошенные слёзы. Вскоре заморосил мелкий холодный дождь, но юноша не повернул обратно, только сильнее стиснул в замерзших руках края холодного, быстро промокающего плаща.
Выйдя из деревни, он помедлил несколько мгновений, обернулся, вгляделся в приветливые окна знакомой с детства улицы. Тихо чертыхнувшись сквозь зубы, он резко повернулся и зашагал дальше по тёмной дороге.
Дождь не переставал, становилось всё холоднее, плащ насквозь промок и совсем не согревал. Идти дальше не было сил, и юноша свернул с дороги в лесную чащу, где ему предстояло провести ночь. В кромешной тьме было ничего не разглядеть, и он передвигался ощупью, часто оступаясь и падая. Измождённый и промокший он, наконец, свалился без сил, накрывшись плащом с головой, и его поглотило тяжёлое забытье.
Проснулся путник рано утром, с головной болью и жаром. Однако оставаться на месте было нельзя, вернуться домой — тоже. Оставалось только идти вперёд. Поплутав немного по лесу он, наконец, нашёл дорогу, с которой свернул вечером, и направился по ней прочь от родной деревни.
К вечеру того же дня юноша, на своё счастье, добрался до небольшого городка, в котором надеялся найти трактир. Это оказалось легче лёгкого — постоялый двор находился на главной площади. Раньше парнишка никогда не бывал в городе, даже в таком маленьком, поэтому на время отвлёкся от мрачных мыслей — рассматривать каменные дома, булыжную мостовую, лавки и магазинчики было куда интереснее, чем прокручивать в голове события вчерашнего дня. Обнаружив трактир он не поспешил внутрь, потому что на площади тоже оказалось много чего интересного. Небольшая церковь с золотым крестом располагалась напротив ратуши и богатого дома, в котором проживал губернатор, рядом с ней — здание суда, ну, а в центре площади грозным чёрным пятном возвышался эшафот. Поглазев пару минут на лобное место, юноша направился к трактиру, помялся немного у входа, толкнул несмело дверь и вошёл в душное тёмное помещение, в котором стоял удушающий запах дешёвого пива и подгоревшего жира. Робко оглянувшись на пеструю толпу пропойц, юноша прошёл к стойке, за которой сидел трактирщик — старый обрюзгший альфа с лоснящимся от пота лицом и толстыми пальцами, украшенными перстнями с камнями, слишком крупными для того чтобы быть настоящими.
— Что надо? — пробасил трактирщик, поворачиваясь к юноше.
— Мне нужен ночлег, — парень скинул с головы капюшон, позволив рыжим вихрам разметаться по плечам, — и еда.
— А деньги у тебя есть? — недоверчиво покосился старик на тщедушную фигурку.
— Вот всё, что есть, — паренёк отвязал от ремня небольшой мешок и вывалил из него несколько медяков.
— Этого мало.
— Я не прошу комнату. Дайте переночевать хотя бы в конюшне. А что насчёт еды — мне хватит ломтя хлеба и стакана воды. Пожалуйста, я не ел со вчерашнего дня.
Несколько мгновений трактирщик медлил, но жалобный взгляд медовых глаз всё же задел что-то в его душе и он, обернувшись через плечо, крикнул:
— Эй, Ирвин, проводи-ка этого бедолагу в хлев! — потом он добавил, обращаясь уже ко вновь прибывшему постояльцу, — Я возьму все твои деньги. И назови своё имя.
— Меня зовут Доминик, я сын крестьянина из Блэквуда.
— Хм, ты омега… И не боишься разгуливать один?
— Нет, — юноша упрямо выпятил подбородок.
— Ну как знаешь, — махнул рукой трактирщик. — Ирвин! Да где тебя носит, дармоед окаянный?
Вскоре «окаянный» появился в поле видимости. Это был невысокий омега средних лет с болезненно жёлтой кожей и спутанными кудрявыми волосами, кое-как стянутыми кожаным обручем. Осклабившись желтозубой улыбкой он выплюнул в сторону трактирщика злобное:
— И зачем я только за тебя замуж вышел, бочка ты пивная? — повернулся к Доминику, — ну пойдём, чего стоишь-то?
Доминик, опустив смущённый взгляд, последовал за вторым хозяином трактира. Войдя в низкое деревянное помещение, служившее и хлевом и конюшней, Ирвин указал на набросанное на полу сено, накрытое драной тряпкой.
— Спать будешь здесь. Еду сейчас принесу.
Доминик кивнул и начал сгребать сено в одну более узкую, но более высокую кипу. Закончив, накрыл его рванью и уселся, обняв коленки руками. Вскоре вернулся Ирвин с куском хлеба, сыром и стаканом молока.
— Держи, подкрепись.
— Но ведь я заплатил только за хлеб и воду… У меня больше совсем нет денег.
— Не переживай, я взял это сам, муж не знает. Ты выглядишь измождённым, а он даже не заметит. Ты ешь-ешь.
— Спасибо! — Ник с удовольствием запустил зубы в долгожданный хлеб.
Ирвин присел рядом и задумчиво сунул в рот сухую травинку. Доминик, доев хлеб, жадно присосался к стакану с тёплым молоком, после чего протянул его хозяину трактира.
— Спасибо, — он утёр рот тыльной стороной ладони.
— Ну так… — Ирвин помедлил, — почему ты здесь? Один? Так поздно?