— Не очень, — честно сознался мальчик. — А надо?
— Ничего, научишься. Раз уж жить будем вместе, то и готовить по очереди. Это честно.
— Хорошо, по очереди, так по очереди. А ты никогда еду ниоткуда не заказываешь?
— Заказываю. Я вообще сам частенько дома не ем, но раз уж ты будешь жить у меня, к нам периодически будут наведываться всякие там спецы по защите детей, причём наведываться неожиданно. Так что надо создать видимость здоровой домашней пищи. Понятно?
— Понятно, — Алекс улыбнулся. Мэтт никогда не демонстрировал своей привязанности и разговаривал деланно пренебрежительно, но чуткий мальчик видел теплоту в его глазах, и для счастья ему больше ничего было не надо.
***
На следующий день было суматошно: утром Мэтт ездил с Алексом по магазинам, обеспечивая своё новоявленное чадо одеждой, обувью, книжками, телефоном, наушниками, компьютером, планшетом и многим другим, чем по его понятиям должен был обладать мальчик в шестнадцать лет. Кроме того, он готов был купить не только то, что необходимо, но и то, что Алексу хочется, поэтому вместе с книжками, шмотками и гаджетами они привезли домой множество ненужной на взгляд Мэтта ерунды. Но Алекс сказал, что все эти комиксы, звёздочки-наклейки на потолок, ловец снов, целых две «музыки ветра» разного цвета, плакат с Дартом Вейдером и рюкзак с Бартом Симпсоном ему жизненно необходимы. Мэтт махнул рукой и решил побаловать мальчишку — ведь раньше его никто не баловал, никогда. А вообще, если поразмыслить, «никогда» — страшное слово.
Щедрость Мэтта распространилась и на ещё одну вещь: в обувном магазине Алекс увидел кеды со встроенными колесиками и почему-то решил, что жить без них дальше не сможет. Сам Мэтт кеды не носил с подросткового возраста, считая их моветоном и плебейством, не достойным такого импозантного, богатого мужчины, имеющего немецкие аристократические корни, как он. Однако говоря об Алексе, пришлось сделать скидку на его возраст и воспитание, да и уж наверняка на отсутствие аристократических кровей, и кеды на колёсиках обрели своё надёжное место на обувной полке.
Всю дорогу от торгового комплекса до парковки Алекс весело разбегался и катился рядом с Мэттом, то отставая, то обгоняя, чем неимоверно его раздражал. Когда Алекс предсказуемо врезался в проходившую мимо солидную тётеньку с лохматой шавкой на розовом поводочке, Мэтт резко дёрнул его за шкирку назад, как котёнка, и мальчик притих, опасаясь вызвать ещё большее раздражение. Однако сев в машину, он всё же не удержался и высказался:
— Ты нервный.
— Знаем без сопливых, — шикнул Мэтт, пристёгивая ремень безопасности. — Ну что, ты всем доволен? Хотя бы на сегодня?
— Ага, — мальчик достал из новенького рюкзака скрученный плакат, расправил его и, отстранив от себя на вытянутых руках, ещё раз полюбовался.
После утомительного утреннего похода по магазинам вечером последовал весёлый, но не менее утомительный визит Маргарет и Экси с семьёй. Это было что-то вроде торжества по поводу появления Алекса среди клана Паркеров-Лэнгли и, что уж говорить, мальчишке было это приятно. Он, получается, обрёл не только отца и бабушку, но и тётю с дядей, да ещё и двух кузин в придачу, ну и что, что маленьких.
Однако высидеть несколько часов с гостями после сумбурного и наполненного беготнёй утра было непросто, и когда Маргарет и всё семейство Лэнгли уехали, Алекс с Мэттом окинули одинаковым кислым взглядом гору посуды в раковине, негласно решили, что запихнут её в посудомойку завтра и разбрелись по своим комнатам.
***
Всё начиналось идеально. Мэтт, конечно, много времени проводил на работе, но лучезарная улыбка Алекса, ждавшая его дома, подгоняла и торопила его, и он мчался с работы, никуда не заезжая.
Но всем людям свойственно ошибаться, и Мэттью Паркеру тоже. Он почему-то решил, что приручив Алекса единожды, он уже не рискует его потерять, и постепенно начал возвращаться к прежней жизни. Выяснилось, что, как бы ни радовала его доверчивая улыбка, она никоим образом не заменяла прежнего разгула и свободы, а свободу Мэтт ценил. Сам того не замечая, он начал снова задерживаться на работе, игнорируя вопросительные смски, а вернувшись домой, быстро ужинал с Алексом и уходил работать в кабинет.
В кабинет Алексу ходить не разрешалось, по крайней мере, без срочной надобности, и Мэтт занимался делами спокойно, зная, что его не потревожат. Алекс всего один раз рискнул зайти к нему по делу, но там ему показалось неуютно: оформленный в тёмных тонах и строгих линиях кабинет производил давящее впечатление, да и Мэтт, восседающий за большим чёрным столом среди аккуратно разложенных бумаг, ощущался каким-то чужим и холодным, будто вовсе опекуном Алексу был, не другом, а начальником.
Алекс неуверенно шагнул в помещение, рассматривая чёрные застеклённые шкафы вдоль стен, тяжёлые портьеры глубокого сливового цвета, массивную люстру, выделанную под старину, но удивительно вписывавшуюся в весь этот мрачный чёрный хай-тек.
— Ну, что ты там мнёшься? Раз пришёл, значит, что-то важное, — Мэтт оторвался от бумаг и мельком оглядел застенчиво топчущегося у дверей Алекса.
— Вообще, да, — мальчик неуверенно шагнул навстречу непривычно и неприятно строгому Мэтту, протягивая распечатку с печатью школы и подписью директора. — Тут вот дали список учебной литературы на следующий год, нужна твоя подпись. И вот ещё записка от преподавателя математики. В приюте была совсем другая программа, и я отстаю как минимум на два месяца. Отхватил уже две D*, и они там не знают, что со мной, таким тупым, делать. Уже ведь июнь, аттестация.
— И что должен сделать я? — Мэтт в упор посмотрел на Алекса, и тот втянул голову в плечи. Мэтт сейчас был совсем такой, как в день их первой встречи.
— Не знаю, — очень тихо, почти неслышно ответил Алекс.
Заметив, что у бедолаги побелели губы, Мэтт опомнился: мальчишка уж точно не был виноват в том, что в приюте его учили плохо. И срываться на него из-за не сходящихся отчётов бухгалтера было нельзя.
— Слушай, извини, я неправ. Заработался. Иди ко мне, — Мэтт протянул руку, и Алекс послушно подошёл, чувствуя огромное облегчение. Мэтт осторожно похлопал его по плечу и заглянул в бумаги. — Так, с литературой всё хорошо, я правильно понял? Только моя подпись? — Алекс кивнул. — Окей. А с математикой разберёмся. Наймём тебе репетитора, и он летом подтянет тебя до нужного уровня. Не переживай об этом. Дай-ка я напишу просьбу аттестовать тебя по оценкам из приюта. Ты садись пока.
Алекс послушно сел в кресло с другой стороны стола — чёрное, мягкое, странно пахнущее настоящей кожей — и молча наблюдал за тем, как пальцы Мэтта с завидной скоростью летают по клавиатуре. Закончив с запиской, Мэтт распечатал её, поставил подпись и вручил Алексу.
— Ну что, ты на меня не обижаешься? Я не хотел на тебя срываться.
— Проблемы на работе? — понимающе улыбнулся Алекс.
— Ага, ещё какие. Бухгалтер, пиздюк, то ли сам ворует, то ли прикрывает кого-то. Мои подсчёты не совпадают с его на несколько тысяч, и это, блядь, не смешно.
— Ладно, не буду тогда тебе мешать.
С тех пор Алекс не ходил в кабинет не столько потому, что Мэтт просил его этого не делать, сколько потому, что находиться там было неуютно. Как будто тёмные тона и строгие линии меняли самого Мэтта, превращая его из весёлого, немного раздражительного, но в целом доброго и любящего опекуна в страшного большого босса. Алекс предпочитал дожидаться, когда Мэтт сам выйдет из своего роскошного мрачного логова и станет собой-настоящим.
В любой другой комнате Мэтт был уютным и весёлым. Особенно в гостиной — просторной, бежевой, наполненной светом. Он любил сидеть на белоснежном диване, положив босые ступни на край стеклянного кофейного столика, любил валяться на мягком ковре у камина, отбиваясь от настырного Макса, который пытался поиграть с ним или смачно облизать лицо, любил вечером посидеть в кресле около окна с какой-нибудь книжкой, включив торшер. Алексу было весело слушать его истории, наблюдать, как он подкладывает дров в камин, а потом шурует там кочергой, вороша угли, чтобы поскорее разгорелось.