— Нет, просто что-то голова разболелась. Наверное, из-за погоды, — кивнула в сторону дверей Сакура, чуть улыбнувшись, так и не поднимая глаз.
Да, нужно было непременно поговорить с Саске. Холод этих рук она даже и минуты вынести не могла — быстро убрав руку из его ладони, виновато покраснев, она наконец стала допивать чай в полном молчании.
— Ну, пойдём. Развеешься немного — что-то совсем погрустнела, — сделал вывод Алекс, покачав головой и снова пригладив свои волосы.
Нижняя губа с внутренней стороны снова была автоматически закушена. Как же она ненавидела этот отвратительный жест.
========== Глава 18. Конец отношениям ==========
Чтобы дружить с женщиной, нужно прежде всего быть влюбленным в неё.
(Э. Хэмингуэй)
Этот сеанс в кино был самым скучным, на котором когда-либо приходилось бывать Сакуре. К тому же самым отвратительным: уж никак она не думала, что за просмотром фильма Алекс станет тянуть руку к её ногам, явно соблазнившись короткой длиной её расклёшенной голубой юбки. Всеми силами она пыталась его отстранить и намекнуть, что не хочет продолжать и не одобряет его действий, однако молодой человек стоял на своём, от чего Сакура сдерживалась, чтобы не пересесть на соседнее кресло, которое, на её счастье, оказалось свободным. Правда, она этого так и не сделала — скорее в знак уважения к Алексу, толики которого у неё ещё каким-то чудом остались. Тяжело вздыхая, когда уже вечер опускался на город, она направлялась с ним в сторону своего дома.
Парень прижимал её к себе, и девушка сдерживалась, чтобы не отстраниться: да, ей определённо было неприятно общество Алекса, только сказать ему об этом в открытую она почему-то не могла. На секунду в своих мыслях она пыталась оказаться в объятьях Саске, которые были значительно мягче и теплее, несмотря на то что руки у него были сильнее, чем у Алекса, и она тяжело вздохнула, печально опустив ресницы. Она не хотела показывать парню, что её что-то глодало внутри и не давало вести себя беззаботно, как она и привыкла, да и Алекс, впрочем, к её состоянию не особо присматривался — только изредка опускал глаза, отмечая изменения в её настроении и делая у себя в голове какие-то незримые для спутницы пометки.
— Как фильм? — вдруг поинтересовался он, желая развеять явно напряжённую обстановку. — Я сейчас провожу тебя домой, хорошо, солнышко?
Сакура коротко усмехнулась, даже не посмотрев на него. Вышло это обращение как-то слащаво… Алекс был прекрасным молодым человеком, только создан явно не для Харуно: мимолётно она стала вспоминать, как её называл Саске, когда они были одни. Впрочем, и в обществе он порой не скупался на ласковые слова, из-за чего девушке приходилось краснеть и по-дружески утыкаться носом в его твёрдое плечо, стараясь не захихикать от такого. И тогда, в те моменты, внутри была такая детская радость и такое огромное счастье… А теперь, когда к ней так обратился Алекс, девушка не испытала ни одного прилива тёплых чувств, кроме ностальгии и приятных воспоминаний об Учихе.
— Солнышко… — тихо повторила она про себя, как-то грустно пожав плечами и посмотрев на молодого человека. — Да вроде бы ничего, нормальный… Торопишься?
Сакура снисходительно улыбнулась, пристально глядя на него. И она ничуть не жалела, что парень должен был её оставить, — так она пробудет больше времени с собой и проанализирует все свои поступки. Может быть, даже осмелится позвонить Саске и предложить ему поговорить, вот только двадцать с лишним пропущенных от мужчины, которые она старательно пыталась игнорировать, и слова Хинаты в кафе её сильно смущали: Учиха наверняка будет злым и разъярённым, стоит им только встретиться, и выльет на неё такую тонну своего презрения и ненависти вкупе с обидой, что Сакуре станет стыдно за свои поступки. А Хьюга пыталась просто направить свою подругу в нужное русло, и Сакура согласилась бы на это, только вот то, что она не понимала их отношений с Саске, ей мешало.
Внутри появилось непонятное чувство тревоги и страха.
— Да, немного, — Алекс виновато улыбнулся, пригладив волосы, и Сакура, отметив это действие, еле заметно сощурила глаза: Учиха любил их, наоборот, трепать, что говорило о его взбалмошном характере…
— Ну, ничего, я понимаю… Работа, — Сакура закивала, улыбнувшись и вновь подняв глаза на молодого человека.
Он тяжело вздохнул: то ли действительно испытывал чувство вины, то ли пытался просто сыграть на чувствах Сакуры, как на чёртовом музыкальном инструменте. Она не знала и не могла этого понять: задумавшись про себя, пристально следила за всеми эмоциями на его лице, и ей не нравилось, что Алекс постоянно тёр кончик своего носа и переносицу — признак того, что человек, скорее всего, лгал. Опустив ресницы, Харуно задумалась: девушка никак не могла понять, почему где-то в глубине души она боялась идти дальше и ноги как будто сами просили её остановиться. Она не хотела подходить к собственному дому, будто должно было случиться что-то непредвиденное. Но что могло произойти?
— Я правда очень виноват перед тобой, — Алекс тяжело вздохнул. — В следующий раз мы обязательно проведем куда больше времени вместе.
Он слегка погладил её по волнистым волосам, и девушка улыбнулась. Это прикосновение кончиками пальцев вызвало новую волну воспоминаний: никто ранее, кроме Саске, не приглядывался к цвету её волос, а мужчина и вовсе сделал вывод, что они отливали перламутром.
— Хорошо, — Сакура быстро кинула на него взгляд и вновь опустила глаза, посматривая на убегающую под ногами дорогу.
Алекс повторил за ней то же самое с некоторым облегчением, и Сакура лишь улыбнулась. Ей действительно хотелось остановиться и сказать Алексу о том, чтобы он шёл домой прямо сейчас, а ей якобы нужно заскочить в магазин за продуктами. Но она не могла соврать молодому человеку: Сакура и так погрязла во лжи за такой короткий промежуток времени, а в том, что происходило между ней и Учихой, Алекс был совершенно не виноват. Даже если она захочет с ним поговорить, то что она ему скажет? Мол, извини, что так получается, давай попробуем начать сначала? И вновь их отношения останутся дружескими, чего Сакуре, конечно, не хотелось бы, а потом этот замкнутый круг повторится: они будут присматриваться друг к другу и отмечать в своих поступках и мыслях, что нравятся друг другу не просто как брат и сестра, не как друг и подруга…
Всё будет происходить так же, как и сейчас: когда-то всё это дойдёт до точки невозврата. И больше всего Сакура боялась, что Саске не выдержит всего этого и скажет, что пора это прекратить, а потом за ним навсегда закроется дверь и она не сможет ему ни написать, ни позвонить. Только когда они встретятся лет через десять, она узнает, что он нашёл себе подходящую девушку, растит замечательного и во всём преуспевающего сына и даже не вспоминает о том, что когда-то любил Сакуру Харуно. «…У которой к тому времени не будет ничего, кроме совместных фотографий с Саске», — закончила про себя девушка, сдерживая подступающие слёзы.
Когда они подошли к дому Сакуры, она присмотрелась, поняв, почему так беспокоилась и не хотела идти домой.
Саске сидел на скамейке около её подъезда, пристально глядя себе под ноги и нервно вертя в руках телефон. Он был одет в свои простые джинсовые бриджи и белую майку; подперев голову рукой, широко расставив ноги и уперев локоть в колено, он старался догадаться, что случилось с Сакурой. Девушка была уверена, что он даже заходил к ней домой, проскакивая в подъезд вместе с кем-нибудь, и пытался выломать дверь — если бы Саске этого не сделал, он был бы не Учихой.
Только вот что теперь ему говорить, когда рядом с ней был Алекс, а она держала в руках красную розу, давно исколовшую шипами нежную кожу её пальцев: от нервов девушка старалась как можно сильнее надавить на них, чтобы прийти в себя и ничего не сказать обидного в лицо парня. Но теперь, когда Учиха резво поднялся с места и, нахмурившись, направился к ней, желая узнать, что случилось и почему она в руках какого-то другого молодого человека, она вдруг отметила, что он был красивым даже тогда, когда он злился: до хруста в суставах сжал крупные кулаки, так что сильные руки напряглись ещё больше и открывали взор на выступающие синеватые вены, широкие плечи его были немного сгорблены, а сам он, казалось, готов был выпускать пар из ноздрей, подобно разъярённому быку, посмотревшему на красную тряпку.
