Ночь покрыла собой всё, только яркие светила фонарей мелькали еле заметными светлячками, и гудели машины, намекая каждому о том, что город дышит ночной жизнью. Темнота была повсюду и проникала в каждый уголок, будто незримый вирус. И теперь вполне деловые люди, которые днём представляли из себя начитанных и грамотных граждан, становились дикими, необузданными, совершенно неуправляемыми: все грехи, совершённые за эту ночь, непременно покинут город с наступлением утра — их заберёт непроницаемая темнота.

Сакура осторожно встала, быстро натянув на себя собственную футболку — она была единственной одеждой, которая лежала рядом. Прикрывшись, она поспешила подойти к своему шкафу и, пока Саске этого не видит, взять всё необходимое для душа. По внутренней стороне бедра глухо скатилась струя общих выделений, и только от этого ощущения тело бросило не то в дрожь, не то, наоборот, в приятную истому. Хотелось лечь обратно к нему и продолжить то, что было несколько часов назад. Хотя Сакура и чувствовала себя утомлённой, это было бы для неё, пожалуй, лучшей наградой.

Саске не услышал, как она прошмыгнула в ванную комнату, — только заметил, как прикрылась со знакомым скрипом дверь. Что произошло? Почему она так быстро скрылась от него? Прикрыв глаза, он еле заметно улыбнулся — то, что случилось, было для него незабываемым теперь и таким приятным, но всё встанет на свои места, стоит ему подняться с места, и воспоминания этого утра останутся только в увлажнённой от испарины простыни. Как бы Саске не хотел этого признавать, ему было тяжело подниматься с тёплой кровати девушки: она оставила в себе запах её тела, и пахло оно совсем не так, как пишут об этом в любовных романчиках — кожа её не источала запаха лаванды, лилии и сладких фруктов: в ней сочетался запах правильно подобранного парфюма, лёгкого, с примесью ванили, геля для душа, которым девушка так часто любила мыться, и тёплого запаха испарины, некогда бывшей на девичьей спине.

Почему он об этом задумался? Почему он просто не может выкинуть это из головы, будто ненужный мусор?

Нет, Сакуре нужен был не такой человек, как Саске — конечно, он был добрым, заботливым и внимательным, но в Сакуре было что-то такое, что говорило Учихе: она не нуждается в нём, а ценит лишь как лучшего друга. И он взял и стёр все грани своим желанием, казалось, прочертил ластиком линию, которая смогла затереть твёрдый и насыщенный чёрный карандаш. Но след остался — как это обычно бывает на бумаге, — и Сакура сделает всё, чтобы его восстановить, Учиха был в этом уверен.

Покачав головой, Саске поднялся с кровати, осмотревшись, и услышал, как в душе шумит вода. Так привычно, казалось бы, для него — слушать этот звук. Был парадокс: в том, что шумела вода в душе Сакуры, было что-то домашнее, уютное, родное. Этого он не мог выразить словами и мыслями — для этого подходили только жесты и движения. Ради такого он готов был целовать её губы, прижимать к себе, приятными и ласкающими движениями поглаживая волосы. И было бы приятно с ней просто молчать — изредка, прислонившись друг к другу лбами, они делали совершенно своеобразную медитацию, о которой даже никто и подозревать не мог.

И почему он задумался и вспомнил об этом именно сейчас? Это ведь, по-видимому, нужно только ему, но никак не Сакуре.

Поднявшись, он принялся натягивать нижнее бельё и привычные джинсовые бриджи. Всё это не составило труда найти — они лежали едва ли не под кроватью. Приоткрыв форточку, словно находился у себя дома, Саске задумался, сунув руки в карманы. Жаль только, что он не подозревал, что происходило в этот момент с Сакурой.

Под шум воды она медленно стягивала с себя футболку, стоя перед зеркалом, и вид засосов, которые он оставил — маленьких отметин, своеобразных синячков на её шее, груди и плечах, — вызывал какую-то теплоту. Сакура считала себя глупой: почему нет, если она водит этого мужчину за нос, а теперь наверняка скажет ему, чтобы они остались друзьями? Опустив глаза, она осмотрела худое тело, остановив взгляд на низе своего живота, слегка улыбнувшись. Быстрым движением девушка поправила волосы, откинув их за спину, и снова улыбнулась отражению. Губы были всё такими же поалевшими и опухшими.

Сакура не думала о том, что будет происходить дальше, — девушка жила одним днём, что, впрочем, было характерно для такой творческой личности, как она. Благодаря этому они могли дополнять друг друга — только вот вряд ли решались на это.

— Вот… — она тихо зашипела, едва коснулась особенного заметно синяка на шее. — «Дружочек».

Сакура бы очень хотела огреть его по голове чем-нибудь тяжёлым, только вот она была ему слишком благодарна за проведённое вместе утро. Едва заметно улыбнувшись, Харуно поспешила принять душ, чтобы особенно не задерживаться и не внушать Саске пошлых мыслей касательно девушки в душе, и эта мысль вызывала на её очаровательном, покрасневшем после принятия душа лице приятную глазу улыбку.

Когда она вышла из душа, то поспешила пройти в свою спальню. Сакура боялась туда идти — с каждым шагом её сердце отбивало такой чёткий стук, что он отдавался в ушах стремительной волной. Не просто из-за того, что Саске наверняка находился там, — она боялась неизбежного разговора насчёт того, что произошло между ними утром. Сакура и вправду хотела избежать его, забыть, может, оставить где-то на дальней полке, чтобы вернуться к нему когда-нибудь потом. «А лучше поговорить с ним сейчас и выслушать все его нападки, чтобы потом забыть про них и продолжать жить так, как раньше», — заметила про себя Сакура, кивнув мысленно и встав в дверях.

Однако мужчины здесь не было: в комнате было немного жарковато после их времяпровождения, несмотря на то что форточка была приоткрыта, однако сам постоялец комнаты, что был здесь раньше, будто испарился. Когда она накрыла её покрывалом, стало значительно легче, словно так всё и должно быть. Впрочем, зачем она убирала постель? Только для того, чтобы расстелить её снова, как и всегда, и лечь обратно? Ведь часы показывали около восьми часов, а это значило, что скоро Сакура непременно ляжет спать. Но девушка не сомневалась — сегодня она не уснёт ни под каким предлогом. Ведь после всего этого назойливые мысли будут лезть к ней в голову опасными и неприятными червями.

— Жалеешь, да? — мягкий, глубокий мужской голос вывел её из какой-то полудрёмы, в которой она находилась.

Сакура не желала об этом думать. Жалеть… Что за странное слово? Если бы она жалела, она наверняка бы костерила его матом и не только, кричала, била тарелки на кухне, плача и заливаясь слезами, но воспоминание о происходящем вызывало лишь теплоту внизу живота и такие же приятные мысли. И одну неприятную: этого, вероятно, больше никогда не повторится.

Она не спешила поворачивать голову к мужчине, зная, что он всё так же выжидательно смотрит на неё и требует, хотя бы мысленно, не взглядом, ответа.

— А ты? — задала вопрос Сакура, повернув слегка голову в сторону.

Краем глаза она заметила, что Учиха стоит в дверях уже одетый, пристально глядящий на неё, но злой.

— Я? Нет, — покачав головой, он еле заметно усмехнулся. — Я знал, что ты будешь жалеть.

Только вот усмешка на его губах вышла какой-то вымученной, печальной и горькой. Сакура заметила, как несчастно дрогнули уголки его губ, будто у театрального, заезженного, такого горемычного и нелюбимого Пьеро, когда она повернула к нему голову полностью, слегка приоткрыв губы. Она и вправду не жалела о том, что было, и даже не думала о том, чтобы высказывать это в лицо Учихе. Пусть будет так, как есть сейчас, — не имеет разницы.

— Я не жалею. Прости, что сорвалась, — она виновато улыбнулась, тут же отвернув от него голову и посмотрев в окно.

«Прости, что сорвалась? Это всё, что ты можешь сказать мне?» — повторил про себя Саске, скрестив руки на груди. Впрочем, ему ли жаловаться? Он и сам отлично провёл время, даже если не хотел. Наслаждался с ней похотью, развратом, безумством страсти, прижимая её к себе как можно теснее и чувствуя, как сильно она раздирает ему спину.