Вернув револьвер в кобуру, он поднял вырубленную девушку на руки и со вздохом начал подниматься с тяжёлой ношей по лестнице наверх. "А я так хотел перекусить...блин". Отнеся, с перерывами, на приличное расстояние от бывшей потасовки, он посадил девушку на скамейку около каких-то гаражей, достав флягу с водой и начал брызгать на лицо, попутно разглядывая смелую воительницу.

Она весьма недурно выглядела, имея стройную талию, судя по которой, ей было от силы лет восемнадцать. Тонкие, словно нарисованные кистью на полотне, черты лица, украшенные контрастным макияжем, увлекали своей выразительностью, заставляя любоваться ими безостановочно, забыв про мирские заботы, но Кочевника кое-что удивило, отвлекая от всего остального. У неё была серая кожа, как и у всех здесь, но с очень необычной особенностью - она была почти обыкновенная, белоснежная, лишь с оттенками серости. Это озадачило его ещё тогда, когда он вынес её из столовой на солнечный свет. 'Получается, один из её родителей - Чужой?' - увидев, что она открыла свои глаза цвета неба, со слегка зеленоватым оттенком, он задумался, впав в неожиданный приход ностальгии. 'У Неё были точно такие же глаза...' - Кочевник смотрел в постепенно приходящее в сознание лицо и не успел защититься от звонкой увесистой пощёчины, от которой его даже слегка развернуло в сторону.

-А ну не лезь ко мне, алкаш грёбаный! Я тебя сейчас в рулет закатаю, бомжара! - сделав злостную гримасу, забавно отразившуюся на её миловидном утончённом лице, девушка оттолкнула его двумя руками и вскочила на ноги.

Потирая пылающую щеку, Кочевник невольно широко улыбался, так смешно это выглядело. Он шутливо выставил ладони вперёд.

-Успокойся, девочка. Ты бы могла сейчас лежать там с осколками бутылки в спине, а благодаря мне - сидишь здесь и урчишь недовольно, жива-здорова. А насчёт бомжа - обидно, хотя справедливо. Мда, не красавец я, конечно, но и не в женихи тебе лезу.

Она прекратила шуметь и, смущаясь, протянула ему тонкую, но со следами проступающих мускулов, руку.

-Эм...Ева. Ты ведь Чужой, да? Смуглый такой... Пошли, мой дом в двух секторах отсюда, сразу за нашим госпиталем, покормлю хоть, может даже бритву найду папину. Но учти - попытаешься ручонки свои распустить, я тебе их в задницу засуну, старикашка!

- Хах, учту. Я Кочевник, пошли, всё равно мне пока в столовку вашу вход заказан. - Он не хотел пока особо распространяться, что теперь его имя не относится к Чужим, по крайней мере, для него самого. - Но учти, креветки и трюфеля я не люблю, а вот улиток под красное полусладкое - можно.

- Чего? - она удивлённо обернулась, остановившись на месте.

Он лишь глубоко вздохнул, продолжив идти.

Они подошли к её дому, который представлял собой два вертикально скрепленных грузовых контейнера, в котором было вырезано небольшое квадратное отверстие с приваренной решёткой. Оно играло роль окна, насколько Кочевник смог догадаться, а рядом было отверстие покрупней, с металлическим листом на петлях, с увесистым замком на ней. Поковырявшись с ним, Ева открыла скрипящую дверь и жестом пригласила его внутрь.

-Эм, добро пожаловать. Мама с папой ещё на работе, она в госпитале тут работает, а отец - фермер, кормит свинок и других животных, кого удалось притащить сюда, вот...

Он прошёл, пригнув голову, и осмотрелся: пол изнутри было подкопан вниз и покрыт досками с кусками тканей поверх, что представляло собой некое подобие ковра. Ева уже зажгла свечу, когда он присел на любезно предоставленный самодельный табурет за столик и теперь мог как следует рассмотреть окружение. Кроватей здесь не было, только три матраса, укрытых помятыми, но чистыми простынями и подушками. На ввинченных в стену шурупах висела какая-то одежда, а около неё стоял ящик из-под патронов, исполняющий теперь роль сундука с вещами.

Она присела рядом на другой табурет, поставив на стол обыкновенные белые чашки с чаем и несколькими сухарями.

-Что есть, угощайся. Сам знаешь наши порядки, всю еду забирают, фиксированный паёк, все дела... У родителей смена заканчивается через час где-то, подожди их, мама будет рада увидеть ещё одного нормального человека.

-Нормального?

-Ну да. У неё кожа не серая, ну, как у вас, Чужих. Только она не Чужой, никогда не путешествовала. Всё время тут жила, как её привезли.

Он отхлебнул чай и поставил чашку обратно на стол, предпочитая пить слегка охлаждённый.

-Расскажи мне о ней.

-Я сама мало чего знаю о её прошлом... Как ни пыталась что-то узнать, мама сразу "закрывалась". Я родилась спустя два года после Суда, она жила на востоке города, а когда всё началось, пришли военные и начали эвакуацию людей. Брали тогда всех, не обращая внимания на цвет кожи - кто же знал, что после Суда все так с катушек слетят? Ну вот и мама сильно напугалась, когда Красные начали громить лагерь изнутри, а Жёлтые проповедовать тут и там свои идеи о покаянии и искоренении грешников. Все были и так на взводе, так что наши, не церемонясь, начали наказывать особо ярких персонажей, а остальных выкинули наружу, оставив лишь таких, как они сами, даже Чужих в то время выгнали, на всякий случай, ну это ты и сам знаешь наверняка. Мама одна тут осталась из нормальных. Она у меня очень красивая и милая, как ребёнок, вот папа в неё сразу влюбился и договорился, чтобы маму оставили в городе под его ответственность. А потом они жить вместе начали, там дальше и до меня недалеко уже было...

Кочевник невольно любовался Евой. Ведь она так напоминала Её своими чертами, повадками. Он словно вернулся в те годы, когда трава ещё была зелёной, по улицам ездили автомобили и в домах жили люди, а не городские саблезубы и прочая нечисть. Но, вернувшись в прошлое, он жалел лишь о потере своей семьи и любимой, нисколько не жалея о крахе цивилизации. Это было предсказуемо, закономерно. За блестящими машинами, высокими зданиями и улыбчивыми лицами стояла печать рабской, утопающей во лжи и разврате, жизни - такой, где сильный характер старались задушить в зародыше, а слабый человек радовался тому, что 'хозяйской подачки' хватает на то, чтобы не протянуть ноги ещё месяц. Он был рад, что то время закончилось. Теперь он держит крепко в руках оружие, волен распоряжаться своей жизнью как заблагорассудится, а тело и мозг сильны и работоспособны, как никогда.

Разговор продолжался на разные темы. Кочевник рассказывал забавные и не очень случаи из своих путешествий, как их увлекательную беседу прервал смех снаружи. Дверь открылась и в дом вошёл грубоватого сложения мужчина с трёхдневной щетиной, вымазанный в грязи, но улыбающийся через неё белоснежными, словно снег, зубами и с добродушными глазами, полными спокойной уверенности в себе. Заметив гостя, улыбка медленно сползла с его лица и взгляд стал настороженно-холодный. Его толкнули сзади.

-Что ты возишься, медведь косолапый! -звонко смеясь, женщина протиснулась внутрь и тоже заметила Кочевника, но лишь усмехнулась. У него же была совсем другая реакция...

Чашка, которую он в тот момент держал в руках, ещё падала на пол, как в его глазах вспышкой озарились воспоминания, эмоции, чувства и тяжесть утраты...

"Это она. Она!"

-Мария... - смог лишь прохрипеть, чувствуя, что не может больше вымолвить ни слова, хотя ждал этого момента долгое время. Он не был готов. Не сейчас.

Кочевник всё равно не верил самому себе, хотя знал, что всё это реально и не плод его воображения.

-Мы знакомы?.. - женщина начала вглядываться в его лицо, но из-за длинной бороды и волос, отпечатка тяжёлых испытаний, отразившихся на его лице морщинами, она не узнала его.

Со стороны он выглядел, как измождённый Чужой-бродяга, который впал только что в ступор из-за своих чудаковатых мыслей, и совсем было непонятно, почему их дочь впустила его в дом. Но в душе у него была такая буря эмоций, которая могла сравниться лишь с теми бушеваниями стихии, когда миру суждено было умереть два десятка лет назад. Как землетрясения потрясали землю и после соединили всё один материк, как ураганы и потопы разрушали то, до чего могли добраться, так различные чувства сотрясали его изнутри, пытаясь выгрызть щель, пробиться наружу. Но с виду, он был почти спокоен, разве что ошарашен.