— Вы больше не в моей власти, хэймэ Хэмсворт. Ваша воля с вами. Ваша воля в руках того, кого избрало ваше сердце. Но я благодарен вам за выказанное почтение. Итак?..

Том выдохнул медленно, осторожно. Как человек, решающийся шагнуть в ледяную прорубь.

— Как отказавшийся от своей страны я не имею право обвинять, но здесь, перед вами я стою, как муж, отчим и друг. И защищать тех, кто дорог мне — мое право и обязанность. Все сказанное тройном Шиаром в Зале Голоса — правда. Все, что сотворил я и по моему приказу — лишь попытка спасти ту, что не может постоять за себя. Благо многих превыше блага одного работает только в отношении меня. Я обвиняю Голос Санторио в превышении его полномочий. Я свидетельствую против него. Я и те женщины, старики и дети, расстрелять которых он отдал приказ. Но я пришел сюда не только обвинять, — Хиддлстон вскинул упрямый горящий взгляд на императора и тонко улыбнулся. — Я пришел просить. За своего карми, за его сына и его дочь. За Айрима Шиара и Джереми Ли Реннера.

— Вам не откажешь в дерзости, уверенности и силе, хэймэ Хиддлстон… вы не дарк. Во всяком случае, рождены не дарком. Но ваш дух — дух альфы. Истинной альфы.

Император снова обернулся к окну и, кажется, мысленно улетел бесконечно далеко. Его плечи опустились, а волосы завесой скрыли лицо.

— Первая рожденная дарка… Истинно рожденная женщина нашей расы. Сколько веков прошло с того дня, когда у нас перестали рождаться женщины… и это чудо от всех скрыли. Да. Хорошо, потому что чудо может быть ложной, призрачной надеждой. Плохо, потому что лжи и недомолвкам не должно быть места. Ложь порождает еще большую ложь.

— Мой карми уверен, что если бы я родился дарком, то был бы омегой, — улыбка Тома стала лукавой. И тут же исчезла с лица. — Ложь — не самая большая проблема, Ваше величество. Сложившийся в империи порядок насчитывает почти тысячу лет. Сбывшаяся надежда может оказаться ящиком Пандоры, способном уничтожить целую расу. Готовы ли дарки к таким изменениям?

— В этом уверенным быть нельзя, — покачал головой Ниамар. — Я слышу их. Их всех. Сила желания равна тому, насколько четко я слышу. Шиар — кричал. Хэмсворт — кричал. Я слышал крик молодого Гардиана. А сейчас кричат те, кто готов отдать жизни за своего тройна. Я слышу крик юного омеги, который не хочет быть омегой, ведь это зависимость и боль. Это страшно. Но я всего лишь такой же результат развития, как и наше разделение на альф и омег. Не мною это придумано. Я — всего лишь Хранитель… Но и моя миссия когда-нибудь должна завершиться.

Взгляд Хиддлстона стал вдруг жестким и… странным. Показалось или действительно полыхнуло вдруг фиолетовым в глазах?

— У всего должен быть конец, — глухо произнес он и вдруг отступил в сторону третьего пришедшего, до сих пор стоявшего молча. — Ваше величество, разрешите вам представить Ллея, Знающего.

Руки пришедшего третьего взметнулись вверх, а капюшон, закрывающий лицо — упал, явив нечеловечески красивое лицо. Тонкое, слишком непохожее. С яркими большими глазами, в которых переливалось яркое пламя кипящей энергии.

Император выдохнул. Потрясенно. Устало. И почти счастливо. На секунду закрыл ладонями лицо, а когда снова поднял взгляд на гостей, его глаза мягко светились.

— Значит это все-таки правда… Пути вернули вас?

Еще более потрясенным выглядел Шиар. Он замер, застыл просто, не в силах отвести глаз от странного гостя. Ходили разные слухи о том, где пропадал и что на самом деле искал Том Хиддлстон, но самая безумная догадка оказалось самой верной. Он нашел ласок.

— Просто пришло время, — голос у Ллея был глубоким, проникающим. — Просто пришел наш Хранитель, — короткий взгляд в сторону Тома и тонкая улыбка. — Я рад видеть детей Ушедших. Я вижу в вас частицу каждого из нас, — он замолчал, и вперед шагнул Том, усталым жестом потирая висок.

— Ваше величество… Я прошу сохранить это в тайне. Ласки пережили достаточно, чтобы заслужить покой, а не быть шутами на потеху ученым или публике.

— Что ж, понимаю, — кивнул дарк. — И осуждать не могу. Мой народ показал, насколько несовершенными могут быть призванные на служение. А значит, доверие им оказано быть не может. Даю слово, что лишь часть из Принятого здесь будет Услышано другими. Никто из дарков не станет больше судить ни вас, ни вашего карми, никого из вашей семьи. Что касается тройна… Думаю, достаточным наказанием для него станет необходимость быть проводником между империей и вами.

Шиар вздрогнул, но не проронил ни слова. Ниамар Говорил. И все, что он говорил, должно было быть Услышано.

— Но я просил бы… просил бы прародителей хоть изредка говорить с нами. Так, как они сочтут необходимым. Нам нужна помощь. Помощь, которую не смогут дать люди.

— Никого из нас не было бы здесь, если бы ласки не были готовы Разговаривать, — Том невесело улыбнулся и отступил в тень, слово выцветая.

— Я здесь для того, чтобы Сказать, — Ллей с достоинством кивнул. — Мы готовы помочь. Но ваш дом не станет нашим. Мы обрели свой, и останемся под защитой нашего Хранителя, — он повернулся к Тому, приложив ладонь к груди. — Но каждый шаг навстречу приблизит вымечтанное.

— Я… Услышал… — голос Ниамара дрогнул. — И Принял, — из ярко сияющих глаз по щекам скатились слезы. Прозрачные. Едва заметно мерцающие фиолетовым.

Движения ласки не заметил никто. Только сейчас он стоял рядом с Хиддлстоном, а через долю секунды — касался плеч императора. Без слов, глядя в глаза, невесомо проводил по осунувшемуся враз лицу, словно возвращая ему краски и юность. Ласка родителя, несущая умиротворение и покой. И, кажется, замер даже воздух. Чтобы дрогнуть через долгую минуту, поплыть вместе с текущим одеянием ласки, снова прячущемся в шелковую ткань. В ответ на его взгляд, Том еле заметно кивнул, повернулся к Крису и шепнул одними губами: «Проводи». И остался с императором и Шиаром один на один, как только за ушедшими закрылась дверь.

— Ваше величество… — и стало вдруг заметно, как сильно он осунулся и устал. — Вы — последняя инстанция Империи, ее истина. И сейчас я, стоя перед вами, даю вам свое обещание. Что ни словом, ни делом не буду препятствовать общению ласок с теми, кого вы посчитаете достойным своего доверия. Что сделаю все, чтобы помочь империи. Но оставляю за собой право принимать меры в случае необходимости защитить ласок от любой угрозы извне или изнутри. Я оставляю за Индианом Гардианом Хэмсвортом и Джереми Ли Реннером право решать за свою несовершеннолетнюю дочь. Я оставляю право выбора за Карой Реннер-Хэмсворт своего Пути. Я обещаю защиту и содействие, но могу считать свободным от своего обещания в случае нарушения любого пункта или попытки навязать свою волю или угрозе жизни и свободе. Я все сказал.

— Будет так, как ты сказал. Я Услышал и Принял. Будет так, — твердости в голосе Императора хватило бы на уничтожение парочки земных бриллиантов. — Это справедливые слова, хэймэ Хиддлстон. И вы правы. За детей должны решать их родители до того момента, пока дети не вырастут. Никто не отнимет у Гардиана Хэмсворта и Джереми Ли Реннера их дочь. Ни Кару, ни тех детей, которые, быть может, увидят свет когда бы то ни было. Я сдержу свое Слово. И хэймэ Шиар будет тем, кто станет проводником Моего Голоса к вам. Надеюсь, такое разрешение случившегося не вызовет у вас нареканий?

— Безусловно, нет, — Том склонил голову в знак почтительности. — Примите мою благодарность, вы спасли сотни невинных, Ваше величество. Мое Слово отзвучало, а решение о судьбе Хора и обвиненного мною — только Ваше решение, Ваше величество. Все, что я прошу — это позволить мне забрать тройна Шиара на некоторое время с собой. Его ждут. И, кто знает, может, у него появится еще один повод жить.

Хиамэ медленно кивнул.

— До встречи, хэймэ Хиддстон… тройн… Надеюсь, следующая наша встреча окажется более приятной. И повод будет менее трагичный.

В приоткрывшуюся дверь скользнул гвардеец и, без слов кивнув Императору, снова скрылся. Приказ без единого звука. И Шиар догадывался, чья очередь на сей раз предстать перед хозяином Дома.