— Мне нравилось, когда ты пристегивал меня. Иногда мне хочется проткнуть покрышки и «упасть тебе на хвост», чтобы меня снова катал только ты.

— Падай, — улыбнулся Макс. — Хочешь, завтра отвезу тебя на работу? А потом вечером за тобой заеду? А еще лучше, вот, да, завтра я ни-ку-да из дома не выйду. Устрою выходной. Пусть Юрка сам справляется.

Макс погладил округлое его колено под джинсами и довольно сощурился. Отпускало. Медленно, но верно. И накатывала усталость, но она была скорее приятной.

— Пожалуй, я сам отключу твой телефон. ВСЕ телефоны, — пробурчал Мир. — А еще дверной звонок, домофон и солнце заодно. Чтобы не разбудило. И попробуй только не выспаться, — он сдвинул брови, изображая строгость. — Надеюсь, завтра я закончу пораньше. В три у меня интервью, а в обед я встречаюсь с Петром: он должен отдать мне треки к постановке, — Мир немного помолчал, колеблясь, но все-таки произнес. — Он больше не болеет тобой…

— Я не болею тобой, от февраля до Москвы… — тихонько выдохнул Макс. — Я… рад. Я, правда, рад. У него есть кто-то? Или он назло кондуктору купил билет и топает пешком?

Макс мягко сполз на сидении ниже и теперь смотрел на Мира из-под полуопущенных ресниц, пристально, нежно.

— Секс на одну ночь, — Мир пожал плечами. — Или не на одну. Так, по крайней мере, он сказал. Он сильно изменился.

— В последние пару лет у нас с ним были не самые теплые отношения, я знаю… — Макс научился доверять Миру. И не просто доверять, но и доверяться. Даже тогда, когда хочется до дрожи в руках перехватить руль. Мир водит хорошо. Очень хорошо. Просто со временем его странная страсть к лихачеству, отточенная на курсах экстремального вождения, приобрела несколько иные оттенки. — Просто, несмотря на все наши непонятки, я действительно думал, что мы все еще друзья. Хотя бы… приятели.

— Он вообще не хотел пока никому говорить, что в городе. Я и еще какая-то девушка были единственными, кто знал, что он вернулся, — Мир подождал, пока переключится светофор, и снова стронул машину с места. — И… Макс, думаешь, после той безумной ночи вы могли остаться друзьями? Это… было бы слишком больно для него. Так что я его понимаю.

— Не знаю, Мир. Но я не мог не попытаться сохранить наши отношения, понимаешь? Это сложно, забывать. Но можно. — Макс закусил губу. — Он сумел. Но так, как было нужно… нет, как было удобно ему. Это его выбор… что ж…

— Мне нравится, когда ты дуешься, — Мир припарковался у крыльца родного дома, в котором они с Максом жили последние пять лет после того, как «папы» купили дом подальше от городской суеты и переехали. Щелкнул ремнем безопасности и, подавшись вперед, коснулся его губ. — Приехали, родной, вытряхивайся. В душ, а я пока сценарий распечатаю. Или сначала ужин?

— После ужина я обленюсь, так что в душ, а затем ужинать. А потом я буду щекотать твой бок своим сопением, — улыбнулся Макс, ответив на нежный поцелуй.

— Иди, — Мир кивнул и выбрался из салона. Проследил за исчезающим в глубине дома Максом и прошел следом. Пока тот журчал в душе, быстро разогрел лазанью, оставшуюся после позднего завтрака, распечатал сценарий и с чашкой горячего чая устроился в кресле.

В душе Макс плескался недолго. Вышел посвежевший и явно повеселевший. На минутку застыл, прислонившись плечом к дверному косяку, наблюдая за Миром, погруженным в чтение. Улыбнулся. Какие разные, иногда противоречащие друг другу желания, он вызывает. Даже вот такой, домашний, уютный, в старых потертых джинсах и домашней футболке.

«Валить и трахать!» — вопил Макс глубоко внутри.

«Обнять и нежить…» — нашептывало alter ego.

Просто сидеть на полу, обнимать его колени, наблюдая за переменой эмоций на его лице, за малейшими оттенками чувств. Как он сможет пережить эти две недели в Берлине без Мира?

— Я люблю тебя… — Макс преодолел разделяющее их расстояние и опустился на пол, устроив голову на коленях любимого мужчины.

Мир отложил в сторону сценарий и подался к нему. Запустил пальцы во влажные волосы и, перебирая прядки, улыбнулся.

— Я знаю. Я тоже тебя люблю. Ужинать?

— Ужинать, — кивнул Макс. — Ты знаешь, ты просто святой человек! Ты терпишь меня целых десять лет и до сих пор любишь. Только святой может терпеть мои стенания и метания.

Мир фыркнул, не сильно дернув его за волосы.

— Ага. С крылышками. И рожками. А если верить папе, то еще иногда с копытцами и хвостом. Вставай, чудо мое. Извини, на ужин только утренняя лазанья. Надеюсь, ты не против. Готовить что-то сейчас у меня нет настроения. Да и сил.

— Не против, — Макс поднялся на ноги, опершись обеими руками о подлокотники кресла. — Я люблю и рожки твои, и крылышки, и копытца. И особенно хвостик с кисточкой.

— Чучело, — нежно выдохнул Мир, тоже вставая. — Десять лет прошло, а язык как был без костей, так им и остался, — он прошел вслед за Максом на кухню. Стол был уже накрыт, так что ему осталось только сдвинуть свои приборы в сторону и разложить листочки с текстом. — Знаешь, мне нравится то, что я читаю. Из этого может получиться действительно грандиозная вещь.

Макс на миг поджал губы, а потом, вздохнув, принялся за еду.

— Что ж, я рад, что тебе это интересно. Нет, правда, рад. И я уверен, что у тебя все получится. Потом задерешь нос, распушишь кисточку на хвосте, и снова станешь владельцем цветочной лавки, магазина мягких игрушек, ювелирки всякой и нижнего белья. А вообще, тебе стоит переговорить с хореографом. У тебя все-таки в постановках опыт не маленький.

— Танец там не главное, — рассеянно проговорил Мир. — Голос и актерская игра. Это не так, как в шоу твоего отца. Мне… на самом деле хотелось бы попробовать. Но я увязну в этом по самые уши. А через два месяца показ в Монте-Карло.

— И ты боишься, что не успеешь? Чудо мое, — Макс потянулся к нему и коснулся тонких пальцев. — Балда… У тебя эскизов хватит на пять коллекций, а девчонки в мастерской ночевать в ней готовы, только бы ты улыбнулся. Каждый шов, каждую ниточку! Тебе достаточно надуться, и они за ночь перешьют все с нуля.

Мир чуть поморщился.

— Сейчас эти эскизы, может, и актуальны. Но через два месяца их можно будет спускать в унитаз. Все слишком переменчиво… — он отодвинул листочки от себя. — Нет, нужно дождаться музыку, — потер виски усталым жестом. — Заканчивай без меня, солнц. А я в душ и в постель.

— Хорошо, иди ложись, светлый, я приберусь и приду.

Макс проводил его долгим взглядом и с силой потер лицо ладонями. Они оба чертовски устали. Но то ли еще будет. Две недели в Берлине… два месяца на подготовку к показу на Неделях моды в Монте-Карло, которые устраивал князь Монако. В этом году Мира впервые официально пригласили принять участие в таком грандиозном мероприятии. И это действительно было очень важно для него.

Макс доел остатки лазаньи, загрузил посудомоечную машину и долго смотрел в окно, точно никак не мог решиться на то, чтоб пойти в спальню. Что-то дергало, не давало покоя. Может поведение Страхова?

Мир юркнул в постель и выдохнул, расслабляясь. Покрутился немного, а потом свернулся клубочком. Холодно… И ломает. А еще страшно ошибиться. Простой вопрос. Да или нет. Да — и он рехнется, пытаясь успеть ВСЕ. Нет — и будет жалеть всю оставшуюся жизнь.

Да или нет?

Да или нет…

Макс скользнул в спальню почти неслышно. За годы он изучил обстановку и мог пройти по дому с завязанными глазами. Кис недовольно мяукнул, когда Макс чуть сдвинул его, и, нырнув в постель, обнял Мира. Прижал к себе, согревая собственным теплом. Мир мерз страшно, и для того, чтобы согреть его, иногда приходилось включать систему обогрева. Погладил светлые прядки, легко коснулся губами шеи, шепнув едва слышно:

— Доброй ночи, светлый мой…

Мир прикусил губу, опуская ресницы. Нежность… Всепоглощающая нежность. Любовь. Мягкая, уютная. Вот только огня… больше нет.

— Спокойной ночи… Спи сладко, мой любимый паяц…