— Надо было «тренироваться» в твое отсутствие… — немного вперед и назад, привыкая, расслабляясь. — Двигайся, Влад.

Соколовский тихо зарычал и укусил его за плечо в ответ на «тренироваться». Подался назад и снова толкнулся вперед, вливаясь в ритм. Тело откликалось на каждое движение, на каждый обжигающий поцелуй.

— Мне тоже?.. Надо было «тренироваться»?..

— Надо… проверить… — Дима улыбнулся и тут же застонал, откидывая голову на его плечо. Ладони беспомощно соскальзывали с мокрой стены, волосы налипли на лицо… Неторопливый ритм, изматывающий. Но он чувствовал Влада в себе. И это было… лучшее, что могло быть

— Обязательно… выслушаю твои… рекомендации, — вряд ли это будут рекомендации. Скорее это будут стоны. Громкие, жаркие стоны, вскрики, которые Димка будет стараться задушить, всхлипы, тихое рычание. Хорошо. Толкаться глубже, сильнее, яростнее, обнимая его обеими руками.

Дима не мог долго продержаться. Просто не мог. Слишком… хотел. Слишком ждал. И когда Влад надавил чуть сильнее, вошел глубже и резче, вскинулся, содрогнулся и тонко, протяжно застонал, почти заскулил, с силой цепляясь в его руки. Только бы… не упасть…

— Люблю тебя, — горячечно выстонал Влад, срываясь следом за ним в изматывающий оргазм. Движения его замедлились, и он замер, тяжело дыша. Вода потоками текла по плечам, по спине, по лицу. Он осторожно выскользнул из расслабленного Димки. Капли семени растворились в горячей воде.

— И я… тебя… — еле слышно выдохнул Дима, так, что его шепот поглотил шум воды. Он покачнулся и все-таки осел на мокрый пол, пытаясь отдышаться и уйти от тугих струй, чтобы не били они так сильно по ставшей такой чувствительной коже.

Влад выключил воду и сел рядом с ним на пол, обнимая за плечи. Плитки были горячими, в кабинке было жарко от водяного пара, и шевелиться не хотелось. Совсем. Соколовский поцеловал мокрое плечо, маячившее перед глазами.

— Спасибо… — любит. Шелестом едва слышным за шумом воды. Любит. Димка его любит. Влад обнял его за плечи. — Спасибо, родной.

Дима медленно опустил глаза, даже не пытаясь разобраться в клубке эмоций. Страх, неловкость, облегчение, удивление, тепло, радость. Наверное… Он бы предпочел, чтобы Влад не услышал этих слов. Никогда не услышал. Пусть нечестно, но… Признаться самому себе в том, что это — правда, оказалось тяжелее всего. Но он любит. Действительно любит.

— Влад… — И что сказать? Нечего говорить. Значит, молчи, Бикбаев.

Соколовский коснулся губами его виска.

— Давай вытираться, а? Сейчас разморит, так тут и уснем.

— Я еще не принял душ, — Дима хмыкнул и чуть напрягся, пытаясь понять, в состоянии ли встать, и как держат ноги. — Так что я займусь именно этим, а ты иди, не то простудишься.

Влад широко улыбнулся и совсем по-кошачьи потянулся.

— Извини, что помешал водным процедурам!.. — Он поднялся на ноги, стараясь держаться прямо, раздвинул створки кабинки и шагнул на коврик. — Жду тебя в постели. Или на кухне, если ты голоден.

— Не хочу есть, — Дима тихо фыркнул и, не удержавшись, шлепнул по заднице Влада, а потом поднялся с пола. — Но если притащишь глинтвейна в комнату, буду благодарен.

— По рукам, — Влад закрыл за собой двери кабинки и после трех минут ожесточенных растираний, обернул бедра полотенцем и вышел из душа. Прошлепал на кухню, достал из холодильника початую бутылку вина, отмерил ароматной темно-бордовой жидкости ровно на два бокала, поколдовал со специями и поставил кастрюльку на слабый огонь.

Одеваться он не видел смысла. Выпить вина и вытянуться на постели. Спать, обнимая любимого человека, слышать его дыхание. Соколовский процедил ароматный напиток в бокалы и присел на кухонный диванчик, подобрав под себя ногу.

Дима вышел спустя десять минут. Расслабленный, распаренный, умиротворенный. Провел по влажным волосам и прошлепал сразу в комнату, ведомый желаниями собственного тела. Откинул одеяло и юркнул в постель, со стоном удовольствия вытягиваясь и выдыхая. Хорошо… Боже, как же хорошо…

Влад вошел с двумя бокалами в руках. Сел на постель, скрестив ноги по-турецки, и протянул один из бокалов Димке.

— Вот, это чтобы спалось лучше.

— Спасибо, — с чувством произнес Дима и сел. Забрал у Влада бокал, сделал глоток и прикрыл глаза от удовольствия, чувствуя, как горячее вино растекается по пищеводу. И говорить — не хочется. А кажется, что нужно. Что-то объяснить, что-то… рассказать. Но слов почему-то нет.

— Ты стал легче дышать, — Влад свой напиток выпил почти залпом и, опустив бокал куда-то на пол, вытянулся на постели, устроив голову на коленях у Димки. — Вы все-таки пообщались с хореографом?

— Да. И не скажу, что это был приятный разговор, — Дима улыбнулся и отставил свой почти пустой бокал в сторону. — Спасибо. Мне действительно легче, — он провел кончиком пальца по его лбу, очертил скулу. — Я хочу, чтобы этот Новый год ты был со мной. Здесь или у черта на куличках — все равно.

— А я согласен. Хоть на «здесь», хоть на «чертовы кулички», — Влад повернул голову и губами поймал кончики его пальцев.

— Спасибо, — Дима улыбнулся, склонился, мягко коснулся его губ, а потом рухнул на подушку, раскидываясь «звездой» на широком диване. — Надеюсь, что это будет все-таки где-нибудь поближе.

Соколовский стащил с себя полотенце и бросил куда-то на кресло. Влез под одеяло, устраиваясь поудобнее, и обнял Димку за талию, свернувшись у него под боком уютным клубком.

— И не важно — у самого синего моря или где-нибудь за полярным кругом. Слушай, мне всегда было интересно, как чукчи в чумах любовью занимаются. Там же холодно!

— Боже, Соколовский, — Дима распахнул глаза и расхохотался. — Что за мысли тебе лезут в голову. Хотя… хочешь попробовать? — он вскинул бровь и покосился на Влада, пофыркивая от смеха.

— Отморозить задницу? Ты себе этот хрустальный звон представляешь? — Влад с деланным ужасом воззрился на него. — Неееет. Я теплолюбивое растение.

— И это еще меня называют неженкой, — Дима повернулся, запуская пальцы в волосы Влада. — Черт… Мне так не хватает твоих прядей…

— Я не могу позволить себе длинные волосы, — Влад выдохнул ему куда-то в бок. — Мои герои — обычные парни, а не экстравагантные хайрастики.

— Я понимаю, — Дима вздохнул и закрыл глаза. — Но мне их все равно не хватает.

— Постараюсь так коротко больше не стричься, — Влад гладил его теплый бок под одеялом и улыбался. Так хорошо и так спокойно ему уже давно не было. Зачем он пытался вычеркнуть Димку из собственных мыслей? Из души. Это невозможно. Бикбаев входит в жизнь для того, чтобы остаться в ней навсегда. Забыть его невозможно, как невозможно остановить время. Он просто однажды воцаряется в сердце. Он вызывает сильнейшую бурю чувств. У кого любви, у кого ненависти. Но равнодушными он не оставляет.