"Чем сделали, тем и обозвали", -- мысленно фыркнул Гейб, и густо схаркнул под ноги на белый отмытый дождями лошадиный череп.

Из оцепенения его вывел окрик, он же обнадёжил что всё не так уж и плохо.

-- Не верю своим глазам! Гейб, Ваграут, и ты к нам! А чего один? Опять пожадничал?

-- Что? -- он завертел головой.

От серых палаток, рядком вставшим вдоль речки к нему топали двое: Паре Черныш и Гильни...

"Корс кажется, -- попытался припомнить полное имя второго Гейб, -- ага, Гильни Корс, точно так. Свои это уже хорошо".

Первого он видел последний раз года три назад, здесь же, со вторым был знаком совсем слабенько, но теперь был рад и ему.

-- Ты погляди на него, Паре, -- растянул губы в улыбке Гильни, -- он же совсем ничегошеньки не знает! Он случайно здесь.

Гейб обнялся с Паре, пожал руку Гильни Корсу.

-- Что происходит? -- спросил. -- Я тут осенью неделю жил, ни одной живой души не было.

-- Вот-вот. Тишина была -- сдохнешь и землицей ни кто не присыплет, а теперь... Идём, горло прополощем, там всё тебе и расскажем.

-- Внутри кто?

-- Свои все, или почти свои. Не переживай, сулойам здесь пока ещё не объявлялись.

-- А должны?

-- Куда без них в таком-то деле. Со дня на день ждём.

-- Ты серьёзно?

-- Идём уже, сейчас всё расскажем, не переживай.

Небольшая комнатка порадовала свежестью и неожиданной чистотой: несколько столов, скамейки и стойка из оструганных досок, большой свежесложенный каменный очаг. Не считая их троих и трактирщика за стойкой, пять человек народу. Вот Жон Сова -- ему Гейб прошлым летом проиграл в иссальские листы двух своих лучших тяргов. Вот братья Вирис: Линго и Джори, и Сен Одноусый, с ними три года назад пять недель в пустошах провели, Сен тогда чуть ноги не лишился. А это сам Эррэ Бон по прозвищу Белый паук, куда же без него, отвечает на кивок Гейба двойным нуарским касанием -- сперва лба а за ним подбородка.

-- Одиннадцать недель тому назад, -- упреждая вопросы, издалека начал Паре. -- Объявился в Казараме один вильник, не наш из ниогерских нуйарцев. Кутил неделю да так бурно будто последний день на этом свете живёт, а потом ещё неделю "звенел", что цеп на твоей деревяшке знаменитой. Платил за всё золотыми империками справно и вовремя, в том думаю не его заслуга а хозяин тамошнего кабака была. Но как грится сколько верёвочки не виться а конец всегда отыщется, на каком-то этапе кутежа и распутства денежки у вильника подзакончились. И выложил он тогда перед хозяином трактира самородок золотой с яйцо куриное. Вот такой, -- Паре продемонстрировал размер самородка, -- весом на четверть сотни имперских.

-- А потом ещё один достал, поболе, с кулак -- на полтораста монет. -- Гильни начал разливать ниогерское по кружкам. -- И песок ещё, в мешочке.

-- Ага, -- скривил рожу Паре, -- выбирай дескать, чего для оплаты хватит. Ну не дурак ли?

-- Хозяин, хитрый сучок, золота взял ровно столько, сколько вильник ему должен был, а затем мордовороты им подосланные, всё из горемыки дубинами в соседней подворотне выколотили. Этот дурень, оказывается, золотишко на реке Красной нашел. И мыл три недели один в своё удовольствие...

Гейб опрокинул кружку, справно двигая кадыком выхлестал содержимое в несколько мощных глотков, будто и не вино это было а эль или вайру.

-- Дальше, я так понимаю, всё как по маслу у них пошло, -- сказал он, рукавом губы утирая, -- ухари те вильника облегчили да к праотцам догуливать отправили а сами за золотым камнем засобирались?

-- Хозяин "Белой лебеди", Копар Тихоня его зовут, три подводы снарядил с провиантом и инструментом разным. Это вот, -- Паре обвёл зал взглядом, -- его теперь заведение. Сам в Казараме остался, сын его здесь верховодит.

-- И что, правда в Красной реке золото есть?

-- А то! -- налёг грудью на стол Паре. -- Все молчат, как воды в рот набрали: нет мол ничего, обманул нас Тихоня. А сами моют и моют, моют и моют. Не знаю как остальные, а мы с Гильни, -- он осёкся и виновато поглядел на компаньона. Тот кивнул: говори, чего уж там. -- Мы с Гильни, -- понизил голос Паре, -- уже на сотню с гаком песку намыли. За три дня. Представляешь сколько за полгодика поднять можно.

-- Кто вам позволит, -- ухмыльнулся Гейб, покусывая ноготь большого пальца.

-- Вот! О чём и разговор, потому и спешит народ. Через недельку другую сулойам нагрянут, перепишут всех, посчитают и налогом для начала обложат. А недельки через три, как станет ясно, что золотого камня тут действительно много, людей работных нагонят, охрану да кандальников. Сдвинут нас именем Ихольару на болота, да зачнут для короля и огетэрина, а сдаётся мне -- больше для самих себя, золотишко добывать.

-- Все это понимают, -- сказал Гильни, -- потому и пашут на износ, себя не жалея. Это тот случай, когда день год кормит. Две недели у нас не больше, -- подытожил он, похлопывая по столу широкой ладонью.

-- Золотишка намыть конечно неплохо, но я и на вильнах хорошо зарабатываю, что б ещё в холодной воде кверху жопой с лотком скакать.

-- Сравнил тоже. Одно дело здесь в тишине и спокойствии, другое по болотам шастать, где того и гляди йохор или гремуча ильня в штаны заползёт, или корк ногу по самое "не балуй" откусит.

-- Мне это болото уже словно дом родной, а корки и йохоры вместо родни. Чего я там ещё не видел, что бы бояться.

-- Это да. Но здесь тепло и сухо, а вечером подогретое ниогерское с сидру и кости у камина. Хорошо. Ещё бы баб сюда выписать...

-- Многовато здесь народа для одной маленькой тайны, не находите? Делец этот из Казарама, не знает что ли, что такие дела тишину любят?

-- Он знает, -- заверил Паре, -- видать это у подельников его вода в жопе не удержится.

-- Или гуляка тот, спаси Тэннар его душу, где-то ещё золотым камнем прихвастнуть успел, -- предположил Гейб. -- Я пока сюда шел четыре телеги с людьми насчитал, здесь я их не вижу.

-- Здесь только те, кто про хижину нашу знал. И кто с ними приехал. Остальные ниже по реке. Вчера вечером у нас собрание было, договорились в верхнеречье никого не пускать, наше это. Чужаки пусть внизу колупаются, остатками довольствуются. Хотим сетку в протоке поставить, чтобы крупняк вниз по реке не уходил.

-- Думаешь, золото по реке как говно плавает?

-- Не знаю я как оно плавает, может как говно, а может и нет, но только мысль мне эта вчера показалась разумной. И народ поддержал, не одни же дураки здесь собрались.

-- Не теряйте времени, не поможет сетка. А если и собрались ставить то на перекате после бучало воткните. А ещё лучше не забивайте головы всякой ерундой а подумайте как добытое спрятать, сулойам, полагаю, так просто вас отсюда не выпустят.

-- Погодь, Гейб, а ты что с нами не останешься?

-- Да какой из меня старатель. Здоровья совсем нет, да и дело у меня. Я ведь за новостями сюда шел, тайничок проверить.

Громко хлопнула входная дверь. Гейб как и его товарищи глянул и похолодел, звякая дюжиной колокольчиков, в зал входил Чёрный сулойам. С ним двое -- один высокий и худой с острыми усами, другой пониже, лысый но с седыми кучеряшками над ушами и тоже худой, оба в сером.

-- Быстро они, -- выдохнул Гилни. -- Не ожидал.

-- Даже слишком, -- сглотнул Гейб. Он поднял со скамьи высокую смушковую шапку Паре и нахлобучил себе на голову, заёрзал, поворачиваясь в пол оборота, так что бы вошедшие не могли видеть его шрама. Взял в руки пусть и пустую кружку, поднял на уровень подбородка.

Паре сразу смекнув в чём дело, перекинул через скамью ногу и развернулся лицом к вошедшим, откинулся локтями на стол и развалился широко, прикрывая товарища. Гилни проделал те же самые манипуляции.

Чёрный без особого интереса оглядел комнату и поднял руку. Выдержал паузу привлекая к себе всеобщее пристальное внимание.

-- Послушайте объявление, братья мои, -- сказал он и перевёл взгляд на усача в сером.