— Так ты узнаешь ее мысли, а это уже кое-что…
Разговор пошел на повышенных тонах. Я взял бутылку из обожженной глины за горлышко и поклялся Рашели, что разобью ей голову, если она не замолчит. Она, я думаю, заплакала, скрывшись в своей комнате.
Грозовые раскаты перекрывали бой настенных часов, который превратился в едва слышное позвякивание через каждые четверть часа. В окно я увидел соседку, выходящую на крыльцо. Несмотря на порывы ветра, которые задували ей юбку между ляжками, она довольно долго оставалась неподвижной. Вначале я сделал шаг назад, чтобы спрятаться от ее взгляда. Потом, словно бы отвечая на какой-то таинственный, неведомый призыв с ее стороны, я вышел на яркий свет, к самому стеклу. Мы стояли так несколько секунд в немом и дерзком противостоянии. Нас разделяло пространство в сорок метров, тревожимое грозой, но я чувствовал ее ближе, чем когда она сидела напротив меня в кухне и запах ее духов разливался в пространстве.
Некоторое время спустя она вернулась в дом, дрожа от озноба; центральное окно второго этажа осветилось. Я знаю, что именно там они разместили свою ванную комнату. Закрытые занавески позволяют различить против света лишь волнообразные силуэты.
Пока Рашель рассказывала историю Бишели, у меня было время внимательно рассмотреть нашу соседку. Ничто в этой женщине не показалось мне случайным или бессмысленным; чувствуется, что она следит за своей манерой сидеть, скрещивать ноги, держать стакан из-под ликера в своих тонких пальцах, будто она старательно играет давно заученную роль, так же старательно, как наводит макияж. На кого она похожа без облака этой голубой пудры на скулах, без подкрашенных ресниц и подведенного волной кармина рта? Она могла бы с легкостью принять черты Бишели. В течение рассказа я представлял ее прислоненной к толстому стволу дерева, в легком шелковом платье. Магический олень, с горящими глазами и высоко вскинутыми на свету рогами, внезапно появлялся из лесной поросли и приближался к ней, тяжело дыша. В тот момент, когда она закрывала глаза, он прикасался к ее коже своей горячей и влажной мордой. Руку даю на отсечение, слушая Рашель, она должна была почувствовать на своих плечах острые копыта и непристойную пульсацию животного против своего изумленного чрева.
В разгар ночи эта сцена раз сто возникала в моем воображении. Бишель, в которую я никогда не верил, и более чем реальная Анаис, увы, слились для меня в одно щупальцеобразное навязчивое существо. Это гибридное создание населяет часы моих непостижимых мечтаний. Оно ласкает меня и терзает, наполняя попеременно то наслаждением, то ужасом. Отныне я обречен быть с ней, и ничто не кажется мне более страшным и более сладким.
Она отправилась очень рано по направлению к Оллегарду со своими мальчиками. Обутые все трое в сапоги до колен, они шлепают по грязной дороге. Туман такой густой, что я вскоре теряю их из виду, но в течение всего утра слышу, как они выкрикивают имя своей собаки. Он же посадил малышку в машину и медленно поднялся на холм Шируль. Я видел, как он разговаривал несколько минут с водителем школьного автобуса, а затем поехал к поселку.
Рашель встала довольно поздно и не обмолвилась со мной ни словом, даже когда грузовик приехал за Розали. Со времени моего гнева вчера вечером она держится настороже. Около полудня соседи вернулись не солоно хлебавши, и Рашель произнесла единственную фразу:
— Я прекрасно знала, что они его не найдут.
У меня на этот счет есть свои соображения. Их собачонка, если предположить, что она еще жива, может быть только в одном месте. Но сегодня слишком жидкая грязь, и туман не рассеется раньше полдника. Завтра, когда дороги подсохнут, я сяду на трактор и проедусь до Морвиля, чтобы оценить ущерб, причиненный полбе, а заодно загляну в глубь черных садов. Завтра.
Глава 12
Поль открывал шествие, если можно так назвать нашу трудную экспедицию к Оллегарду. Морис, обеспечивавший тыл, следовал в нескольких шагах. Мы погружались по щиколотку в грязь затопленных дорог. Иногда нам приходилось огибать глубокие лужи, заполнившие ложбины, и взбираться на крутые склоны, цепляясь за колючий кустарник. Уже через четверть часа я охотно повернула бы обратно, если бы не Поль, подававший мне пример стойкости. Забрызганный грязью, изодравший руки шипами, он прокладывал нам путь сквозь заросли, измерял глубину луж и помогал нам преодолевать крутые спуски. Злополучный поход, который вчера был предпринят по его инициативе, так мучил его угрызениями совести, что мы отказались наказывать его за непослушание.
Нам все же удалось преодолеть холм Оллегард, который, подобно горбатому великану, возвышался над мрачным пейзажем. Открывая эти дикие земли, усеянные сумрачными скалами, я поняла, почему госпожа Рашель говорила мне о черных садах. Вдалеке из тумана вдруг возникла полуразрушенная колокольня.
— Мы дошли досюда, — сказал мне Поль, — и тогда разразилась гроза.
— Лала был еще с вами?
— Не знаю, может быть, он был с Иоландой позади нас. Мы следили за гадюками.
Составив ладони рупором, мы принялись кричать во все стороны. Эхо возвращало наши крики каскадом. Карканье поднялось со стороны руин.
— Он, может быть, спрятался в старой часовне, — сказал Морис.
— Пойдем посмотрим, но следите за тем, куда вы ставите ноги.
Они оба меня обогнали, рассекая палками заросли.
Мы подошли к куску обвалившейся стены, где различался еще дверной проем. Я подумала о Бишели. Действительно ли она существовала? Легенды часто восходят к реальным историям. Возлюбленный Бишели, возможно, был простым бродягой, но отождествив его с оленем, чьи рога и копыта непреодолимо вызывали в памяти образ дьявола, жители деревни, без сомнения, хотели придать эпидемии чумы характер священного возмездия.
Не знаю, по какой цепочке ассоциаций ко мне вернулся образ господина Симона. Взгляд этого мужчины хранил в себе холод камней, тех, что вдруг появляются, словно кости, на всем протяжении черных садов. Дрожь пробежала у меня по спине, похожая на ту, которую я почувствовала накануне, когда застигла за окном его колеблющийся силуэт.
Мальчики добрались до входа в часовню, от которой остались только шаткие стены и наполовину разрушенный остов.
— Его здесь нет, — сказал Морис, осматривая обломки камней и штукатурки, покрывавшие землю.
Справа от часовни ключом бил фонтан. Под колючим кустарником виднелся зев безглазого льва, извергавший поток мутной воды. Мы продолжали кричать и звать, но наши голоса становились все безрадостнее.
Кантен не больше нас преуспел в своих поисках.
— Нужно смириться, Нани. Я прочесал окрестность на пятнадцать километров вокруг. В каждой деревне я наводил справки у фермеров. Я оставил наш номер телефона, и мне обещали дать знать, если станет что-нибудь известно, но, откровенно говоря, я в это больше не верю. Его, несомненно, раздавили, когда он бродил по дорогам.
— Но тогда ты нашел бы его на склоне.
— Не обязательно. Он такой маленький, что его могло отбросить в лесную поросль.
— Теперь тебе нужно отдохнуть. Не думай больше об этом, мы сделали все, что могли.
Утренние поиски нас всех измучили. После того как мы перекусили, я решила отправить весь мой маленький народец на отдых. Именно этот момент выбрал печник, чтобы ввалиться с грохотом во двор. Со своим подмастерьем он начал разгружать тяжелые колосники, которые звонили, как церковные колокола.
Внезапно разбуженный, Кантен спустился вниз, протирая глаза.
— По крайней мере, — сказал он, — мы не будем больше страдать от холода.
Дом превратился вскоре в настоящую строительную площадку. Удары молота заставляли дрожать стены. Мы все укрылись в кухне, куда вскоре к нам заявился печник с выражением лица, которое не предвещало ничего хорошего. Он объявил нам, что обнаружил трещины в трубах, насквозь пропитанных сыростью.
