— Ты ошибаешься, приятель: мадам нет до меня никакого дела. Ну-ка, неси еще водки. И вели всех свистать наверх. Словом, скажи им всем, — Франческо сделал размашистый жест рукой и чуть было не свалился с высокого табурета. — Да, скажи, что это я угощаю. Я, Франческо Грамито-Риччи, морской волк и сухопутный пьяница, а еще муж самой желанной женщины в мире, которая…
— Франко, дружище, а я не знал, что ты в Париже. — На плечо легла чья-то рука, и Франческо, с трудом сведя глаза в одну точку, увидел в зеркале напротив знакомую ухмыляющуюся физиономию. — Не узнаешь? А помнишь, как мы возили в Гонолулу эту мадмазелину с резиновыми сиськами и ее любовника? Еще она положила на тебя глаз, а я сказал ей, что мог бы заменить кэпа, если она, конечно, не побрезгует простым…
— Стефано, Fucking Dutchman[20]! — воскликнул Франческо, искренне обрадованный встрече. — Вот уж никогда не думал встретить тебя в этом паршивом скучном городе.
— Ну, приятель, ты и загнул. — Стефано уселся на табурет рядом и обнял Франческо за пояс. — Париж — самый веселый город в мире, особенно если у тебя в кармане похрустывают крупные купюры. А как поживает длинноногая сирена по имени Мария?
— Если ты имеешь в виду мою жену, то я как раз собирался сказать тебе и всем, кто плывет с нами в этой вонючей посудине, что она…
Он громко всхлипнул и упал головой на стойку.
— Ну, ну, дружище. Я думаю, тебе нужно выпить парочку таблеток аспирина и лечь спать. Если не ошибаюсь, ты остановился в этом отеле, верно?
Стефано небрежно бросил на стойку деньги и отвел внезапно скисшего Франческо в его комнату, раздел, уложил в постель, заставил выпить аспирин.
— Вот так уже лучше, — сказал он и погасил верхний свет. — Buona notte[21], капитан. Подъем в девять ноль-ноль по Гринвичу Спи спокойно, mio ragazzino[22].
— Ну, совсем я что-то не узнаю, тебя, капитан. Помнишь, как мы шатались по барам Гонолулу, а та принцесса, забыл, как ее, ну, помнишь, ты еще танцевал с ней в волнах прибоя, сказала, что она еще не встречала туземца, так здорово чувствующего их ритмы. Франко, скажи мне, что стряслось?
Они сидели в летнем кафе на площади Сен-Мишель. На столике стояли чашки с cafe au lait[23], перед Франческо еще и высокий стакан с апельсиновым соком. Стефано сказал, что он непременно должен выпить его перед тем, как начать разговор. Апельсиновый сок, считал Стефано, лучшее лекарство от похмелья.
— Пей, — сказал он, кивая на стакан. — Uno, due, tie…[24]
Франческо послушно выпил. Его лицо исказила брезгливая гримаса.
— Послушай, Стефано, я выпил эту баранью мочу только ради нашей с тобой дружбы, — сказал он, вытирая салфеткой губы. — Я всегда уважал тебя и считал отличным моряком, а поэтому скажу тебе прямо и открыто: если ты хочешь предложить мне работу, я отвечу «нет». Понимаешь, мне сейчас совсем не до того. — Франческо горько усмехнулся. — Любовь к женщине, это пострашнее любого тайфуна. Особенно неразделенная.
— Ты что, все еще влюблен в свою длинноногую сирену? — изумился Стефано. — Если не ошибаюсь, вы женаты уже лет десять. Пора бы молоку остыть.
Он пошленько осклабился.
Франческо стиснул кулаки. Он не любил всякие скабрезности, особенно когда дело касалось Марии. Но сейчас он был слишком подавлен для того, чтобы вспылить.
— Да, — буркнул он и отвернулся. — Но я больше не достоин ее любви.
Стефано громко рассмеялся.
— Глупости, капитан. Ни одна женщина в мире не стоит того, чтобы по ней убиваться больше, чем неделю. Тем более в Париже, в этой сексуальной столице мира. Любовь здесь приравнена к высокому искусству, а ее техника доведена до совершенства. Если ты еще не удосужился убедиться в этом, мы сегодня же зайдем к…
— Я никуда не пойду, — сказал Франческо. — Прошу тебя, Стефано, оставь меня в покое.
— Нет, — Стефано приподнялся, перегнулся через столик и похлопал своего бывшего капитана по плечу, при этом попытавшись заглянуть ему в глаза. — Не оставлю. И знаешь почему? Да потому, что я хорошо помню Гонолулу и то, как ты успел вовремя выбить нож из рук того сумасшедшего гавайца. Если бы не ты, от Стефано Троппеа осталась бы сейчас горстка пепла, да и то при том условии, что мадемуазель с резиновыми сиськами согласилась бы взять гроб с моими бренными останками на борт своей роскошной шхуны. Такое не забывается, капитан.
Франческо слабо улыбнулся, припомнив события почти восьмилетней давности. Чудесное было время. Помнится, он веселился как мальчишка оттого, что дома его ждала Мария. О, Господи, как же давно это было.
— Капитан, я вижу, ты слишком долго засиделся на этой мели и тебя пора взять на абордаж. Тем более что у меня есть самое серьезное предложение. Взгляни на меня, Франко. Внимательно взгляни. И скажи, изменился ли Flying Dutchman с тех пор, как ты видел меня в последний раз.
Франческо с любопытством посмотрел на приятеля. Белоснежная сорочка. На шее массивная золотая цепь. Синий блейзер великолепного покроя. И белозубая улыбка. Помнится, у Стефано Троппеа, когда они с ним виделись в последний раз, не хватало нескольких передних зубов. Ну да, он столько раз влипал во всякие истории из-за женщин!
— Ты отлично выглядишь. И одет как миллионер. Рад за тебя, дружище, — искренне сказал Франческо.
— Ну, положим, до миллионера мне пока далековато. — Стефано самодовольно улыбнулся. — Но на моем счету в банке кое-что отложено на черный день. Да и наличность имеется. — Он отвернул полу блейзера и показал пачку стодолларовых банкнот, торчащую из нагрудного кармана. — Я открыл собственную фирму.
— Поздравляю. Это связано с морскими перевозками? — поинтересовался Франческо.
— Ну нет, в последнее время я что-то стал страдать морской болезнью. А потому предпочитаю воздушные путешествия. Как насчет того, чтобы слетать на пару деньков в Боготу?
— Когда? — машинально вырвалось у Франческо.
— Ну, хотя бы сегодня вечером.
— Но у меня…
— А что ты теряешь? Тем более что твоя сирена наверняка не будет возражать. Зато привезешь ей в подарок какие-нибудь золотые побрякушки, и очень даже возможно, что она смягчится и снова назначит тебя хранителем своих прелестей. Женщины странный народ. Они начинают понимать, что любят вас, когда мы вырываемся на волю и перестаем дорожить их любовью. Твоя сирена…
— Она не такая, как все, — перебил его Франческо. — Она… она не прощает измены.
— Скажи мне, какая принцесса! — Стефано улыбнулся и похлопал Франческо по руке. — Тем более ты должен осыпать ее золотом и драгоценными камнями. Ты получишь тридцать тысяч долларов. Наличными и без всяких налогов.
Стефано похлопал себя по правой стороне груди, где лежала пачка денег.
— Что я должен делать? — спросил Франческо.
— А, ничего особенного. Туда ты полетишь налегке. Ну а обратно придется прихватить небольшой аквариум с рыбками. Одна моя клиентка, богатая старушенция с придурью, готова отвалить за этих экзотических тварей огромные деньги. Мои сотрудники встретят тебя и отвезут в самый лучший отель. Счет, разумеется, оплатит фирма. Отдохнешь, посмотришь город. Рыбок тебе привезут в аэропорт. Да, забыл сказать — летишь ты первым классом. Идет?
— Пожалуй, — неожиданно согласился Франческо. — У тебя, судя по всему, солидная фирма.
— О да. И мы имеем филиалы во многих крупных городах. Это тебе не бездельников в круизы возить. Вот тебе аванс. — Он вытащил из кармана толстую пачку банкнот и, быстро завернув в салфетку, пододвинул к Франческо. — Десять тысяч. Остальные получишь сразу по возвращении. Заметано?
— Заметано, — кивнул Франческо, пряча деньги в карман. — Но я должен предупредить…
— Ей ты скажешь, что едешь в Марсель навестить друга. Дело в том, что у нас много конкурентов.
— Мне бы не хотелось врать Марии, — попытался было возразить Франческо.
— Мне кажется, ей нет дела, если даже ты соберешься на луну, — сказал Стефано. — Вчера я случайно видел вас вместе в ресторане. Она, похоже, смотрит сквозь тебя. — Он заметил, как внезапно помрачнело лицо друга, и сказал как можно бодрее: — Но это пройдет. Обязательно пройдет. Я дам тебе адресок одного ювелира в Боготе. Говорят, его изделия пользуются бешеным спросом у коронованных особ и кинозвезд. Я сам читал где-то, что Софи Лорен купила у него бриллиантовые серьги. Настоящие принцессы не могут не любить бриллианты, поверь мне.