Схожий инцидент произошел со мной и в докторантуре. Я был намного старше и, кажется, должен был быть намного умнее. К сожалению, это было не так. Я готовил докторскую диссертацию и слушал продвинутый курс «Математические методы в физике», который читал молодой лауреат Нобелевской премии. Финальные экзамены включали некоторые разделы физики, которых я не знал и которые не затрагивались в курсе лекций. Я получил «неуд». Когда я подошел к профессору, чтобы обсудить с ним свой результат, он сказал: «Вы ведь инженер. Если бы я вздумал прослушать курс по музыке, я бы, наверное, тоже провалился».

Конечно, в тот раз я не бросился к маме за утешением, хотя ситуация тоже казалась мне ужасной. Я в расстроенных чувствах пошел к своему научному руководителю. Он заверил меня, что мне не о чем беспокоиться. Но неудача долго не давала мне покоя. Я, конечно, понял, что мой «неуд» никого не интересовал. А даже если бы и нет, изменилось ли что-нибудь в моей жизни? Вряд ли. Но я прошел тот же курс у другого профессора и получил «отлично». И знаете что? Это тоже не вызвало ни у кого никакого интереса.

Единственный человек, который следит за вашим «журналом» успехов и неудач, – вы сами. И у вас всегда есть время вынести нужные уроки. Если не в первый, то хотя бы в пятый раз.

Когда-то я читал курс лекций по робототехнике в Болгарии в период холодной войны. Я показал слушателям видеозапись с некоторыми проектами своих студентов. Подошло время обеда, и когда я попросил вернуть видеопленку, мне сказали, что ее заперли в сейф для сохранности и теперь ищут человека, который по ошибке унес ключ.

Мне все это показалось странным. Ближе к вечеру я поделился своими впечатлениями с приятелем, который также участвовал в том семинаре. Он доверительно сообщил мне, что задержка с возвратом пленки происходит оттого, что местный профессор – руководитель семинара и его помощники отнесли видеозапись «куда надо» и там ее сейчас копируют. Видеозапись мне вернули, с тем же объяснением. Меня это очень расстроило. Я был разозлен и задет тем, что болгары предали меня и нашу дружбу.

На второй лекции я говорил о научных обменах, призванных укреплять доверие и дружбу между учеными разных стран. При этом я пристально смотрел в глаза руководителям болгарской делегации, как будто намекая, что я знаю об их проступке. Но меня это не удовлетворило. Я был настолько взбешен, что вышел в парк прогуляться, отказавшись от участия в банкете.

В парке я продолжал кипеть. И тут я вспомнил свое упражнение. Я поочередно восстановил в памяти события того дня, повторяя, что ни одно из них не имеет значения. Когда я дошел до фразы «Эта видеозапись не имеет никакого значения», меня осенило. Ведь все именно так! На видеопленке нет ничего такого, что представляло бы какую-то ценность для меня или для них. Что они хотели с ней сделать? До сих пор не знаю. Передать спецслужбам? Показать студентам? Почерпнуть какие-то идеи для своих проектов? Но ведь во время лекции я уже показывал эту ленту. На ней не было ничего конфиденциального или сногсшибательного. Если бы они попросили меня, я с радостью дал бы им копию. С чего я так всполошился? Просто я придал видеопленке значение, которого она на самом деле не имела.

Зачем же портить себе вечер? Когда в голове прояснилось, я вернулся в гостиницу и с удовольствием поучаствовал в банкете, который устроили организаторы.

Этот случай стал для меня наглядным доказательством того, что если я и не могу управлять внешними воздействиями на свою жизнь, я способен сам вырабатывать для себя линию поведения. Как только вы почувствуете, что значение всего определяете только вы, вы почувствуете себя хозяином собственной жизни, а не бессильным рабом обстоятельств и случайностей.

Когда у моей подруги Энн обнаружили рак груди и провели операцию, она написала большую поэму «Модифицированная радикальная мастэктомия», которая была напечатана в медицинском журнале New England Journal of Medicine, а позже вошла в сборник под названием «Модифицированная радикальная мастэктомия и другие поэмы о раке». Американская ассоциация по борьбе с раком распространяла этот сборник в качестве учебного материала, и он стал для многих источником утешения и успокоения. Энн получила от читателей много писем, в которых говорилось о той большой психологической помощи, которую им оказала эта книга. Одно очень трогательное письмо пришло от хирурга, который рассказал, что хотя провел в своей жизни множество операций по поводу рака груди, в том числе и своей жене, только изучив стихотворные произведения Энн, он понял всю глубину психологии больных и их жизни. Именно тогда я узнал, что Энн обладает редким внутренним талантом отрешаться от своих горестей и искренне передавать свой позитивный опыт борьбы с болезнью другим людям.

Несколькими годами спустя мужу Энн, Джулиану, которому было тогда 59 лет, поставили диагноз «болезнь Альцгеймера». Несколько лет у Энн еще были силы, чтобы ухаживать за Джулианом дома. К сожалению, со временем его состояние ухудшилось настолько, что Энн уже не справлялась. Джулиана перевезли в специализированное медицинское учреждение – дом престарелых, километрах в шестидесяти от дома Энн. Она навещала мужа регулярно, а я присоединялся к ней раз в месяц.

Обычно мы забирали Джулиана и ехали с ним в ближайший парк на озере. Там мы брались за руки и медленно прогуливались вдоль озера, напевая старые народные песни вроде «О, моя дорогая Клементина» и даже старинную шотландскую «Лох Ломонд» в честь родины Джулиана. Под конец мы всегда покупали ему мороженое или еще что-нибудь вкусное, зубы у него были белые и крепкие. Такие посещения всегда проходили в очень доброй атмосфере и были наполнены радостью даже тогда, когда мне не было ясно, узнал ли меня Джулиан на этот раз или нет. По дороге домой в машине я всегда радовался тому, что все еще жив. Я уже ждал очередного визита к Джулиану.

Энн рассказала о жизни Джулиана в двух книгах: «Болезнь Альцгеймера: любовная история» и «Необычная вдова». Она описывает, как после первых приступов страха, гнева на судьбу и ужаса перед уготовленными им испытаниями они решили с Джулианом пройти оставшуюся часть пути в любви и согласии. Ее книги использовались Американской ассоциацией по борьбе с болезнью Альцгеймера для психологической поддержки многих семей, члены которых страдают этим страшным заболеванием. Профессиональные медики часто приглашают Энн на различные мероприятия, чтобы послушать ее рассказ об опыте ухода за больным.

Еще когда Джулиан был жив, у меня был другой друг с болезнью Альцгеймера. У него тоже имелись заботливые родственники. Но они не смогли справиться с ощущением страха и трагедии. Они держали больного, словно ребенка, под неусыпным и жестким контролем.

Когда я посещал эту семью, мне всегда было неудобно, и я с радостью уезжал. В этом доме не было тепла и радости. Контраст с примером Джулиана бросался в глаза. Что интересно, оба моих друга до заболевания были очень похожи, да и болезнь протекала у них примерно одинаково. Вся разница была в Энн. Для меня она остается напоминанием о том, что если мы можем придавать всему правильное значение, то способны контролировать события и превращать свои беды в добро, которым щедро делимся с окружающими.

Рискуя показаться хвастуном, должен признаться, что у меня много наград. Целые полки и ящики заполнены ими. Их приятно получать, а банкеты по поводу их вручения порой очень хороши. Но когда я просыпаюсь на следующее утро и смотрю на них – на стекло и красивые корочки, – то не ощущаю, что они много для меня значат.

То же происходит со многими знаками «достижений». Школьный аттестат с отличием, университетский диплом, высокооплачиваемая должность, еще более высокооплачиваемая должность, грамота «продавца месяца», престижный кабинет в университетском кампусе, служебный лимузин, внимание прессы, награды вспоминаются тогда, когда мы думаем о каких-то достижениях. Для меня все это пустой звук.