Но это была не последняя битва Найтро. В 1960-е годы один из местных химических заводов, в то время принадлежавший компании Monsanto, разработал гербицид «Агент Оранж», который американские летчики распыляли над джунглями Вьетнама. Этот дефолиант вызывал массовое опадение листвы в тропических зарослях, что, в свою очередь, лишало убежищ вьетнамских партизан. Однако побочные эффекты сказались на здоровье более миллиона вьетнамцев и 100 тысяч американских солдат, а также стали причиной врожденных дефектов у более чем 100 тысяч детей.
Это был скверный бизнес, но на тот конкретный момент в том конкретном регионе моя мать была права: вонь заводов Найтро была запахом денег. Огромного количества денег. Однако затем денежный поток стал иссякать. И в конечном счете те же самые отрасли промышленности, благодаря которым возник Чарлстон и расцвела Западная Виргиния, привели их к упадку.
Что касается угледобычи, то в процессе механизации один оператор шахтерского комбайна лишил работы сотни углекопов. В химической промышленности глобализация означала, что капитаны бизнеса теперь могли строить заводы в тех странах и регионах, где экологическое законодательство было более мягким, а рабочая сила – более дешевой. И химические заводы ушли в Индию и Мексику.
Самым разумным решением для многих жителей Чарлстона стал переезд. С 1960 по 1990 год город потерял 40 % населения. К 1988-му уровень безработицы в Западной Виргинии почти вдвое превышал средний национальный показатель. Детей инженеров в моей школе оставалось все меньше – их родители постепенно уезжали из штата или даже из страны.
Чарлстон и Западная Виргиния разделили судьбу множества городов и государств по всему миру, пострадавших от глобализации и постиндустриального упадка на рынке труда. Эти регионы, словно наручниками прикованные к своим сырьевым и промышленным отраслям, в течение многих лет процветали в условиях стабильного экономического роста. Но как только бум закончился, по ним ударила стремительная утечка капитала и населения. Заводы, которые когда-то служили драйверами финансового развития, сегодня просто портят городской пейзаж своими дремлющими стальными силуэтами. Сталелитейные заводы Питтсбурга закрыты. Автомобильная промышленность Детройта столкнулась с конкуренцией со стороны Токио и Сеула, и в результате численность местного населения сократилась с 1,8 миллиона до 700 тысяч.
Но пострадали не только американские города. Английский Манчестер, первый промышленный город в мире, потерял в 1970-е годы 50 тысяч рабочих мест. Угледобывающая промышленность Южного Уэльса пришла в упадок, последнее предприятие закрылось в 2008 году. Конкуренция разорила портовый город Марсель, заставив его население поредеть на 150 тысяч человек.
И к тому времени, как я поступил в колледж, единственным химикатом, произведенным в Западной Виргинии и гарантировавшим надежное рабочее место, был тот самый ярко-синий очиститель, который наша команда неудачников разливала по загаженному полу Чарлстонского концертного зала.
Лицевая сторона глобализации
Но в то время как Западная Виргиния переживала десятилетия экономического упадка, те же самые силы глобализации и трудовой миграции оказывали положительное влияние на другие регионы. В Индии и Китае, общее число жителей которых составляет сорок процентов населения планеты, перемены были разительными.
За 30 лет (с 1982 по 2012 год) число живущих за чертой бедности в Индии снизилось с 60 до 22 % населения. Ожидаемая продолжительность жизни взлетела с 49 лет до 66-ти. Во времена моего детства слово «Индия» ассоциировалось исключительно с матерью Терезой и вечным голодом. Сегодня страна – это прежде всего технологии, глобальная сфера услуг и быстро растущий средний класс.
В Китае изменения были еще более потрясающими: уровень бедности за тот же период рухнул с 84 до 13 %, из нищеты выбрались около 600 миллионов китайцев. Экономика страны выросла в 25 раз по сравнению с показателями 30-летней давности, став второй по величине в мире после Соединенных Штатов.
То, что было скверно для индустриальной Америки и Европы, оказалось просто прекрасным для Индии, Китая и большей части остального мира. Потрясая основы образа жизни многих резидентов промышленных городов и государств Запада, глобализация и инновации содействовали экономическому росту развивающихся стран. Помимо этих последних, в выигрыше оказались и те предприниматели и государства по всему миру, которые воспользовались преимуществами волны технологических инноваций. Нашими самыми ценными товарами вместо соли и сахара, химикатов и топлива стали данные и услуги. Регионы, которые обеспечивают ими мир, сегодня находятся на вершине экономической пирамиды информации. В Кремниевой долине, лежащей в 250 милях от Чарлстона, было создано несколько триллионов долларов богатства, не говоря уже о том, что произведенная там продукция коренным образом изменила жизнь каждого читателя этой книги.
Отрасли будущего
Я знаю, какую книгу хотели бы прочитать родители или бабушки и дедушки в 1960-е годы. В этой книге рассказывалось бы о том, чтó сделает с миром глобализация. Книга, которую мне хотелось бы прочесть больше 20 лет назад, когда я оканчивал колледж, рассказывала бы, что с нами сделает интернет и наступление цифровой эпохи. А книга, которую вы держите в руках, рассматривает постиндустриальные отрасли, которые станут драйверами экономических и социальных перемен в ближайшие 20 лет. Каждая из ее глав фокусируется на одной из ключевых отраслей будущего – робототехнике, передовых науках о жизни, программировании денег, кибербезопасности и «больших данных», а также на геополитических, культурных и поколенческих условиях, на фоне которых все эти отрасли возникают. Я выбрал именно эти отрасли не только потому, что они уже играют важную роль сами по себе, но также из-за их симбиотической природы и потому, что в них можно увидеть отражение более глобальных тенденций.
В главах «А вот и роботы!» и «Будущее человеческого механизма» – это главы 1 и 2 – рассматриваются новейшие достижения в области робототехники и наук о жизни. Они кардинально изменят то, как мы работаем, да и весь наш образ жизни и окажут огромное – хотя и неравномерное – воздействие на все стороны нашего существования. По мере того как роботы начнут все чаще трудиться рядом с нами, в мировой экономике произойдет революция, вдохновленная искусственным интеллектом и машинным обучением, которая может оказаться столь же судьбоносной для рынка рабочей силы, как в свое время сельскохозяйственная, промышленная и цифровая революции. В то же время потрясающие достижения в области биологии подарят людям более здоровую и продолжительную жизнь лучшего качества, чем когда-либо прежде, – и опять же не всем, а тем, кто сможет себе это позволить. Экономические выгоды робототехники и наук о жизни будут точно так же неравномерно распределены между людьми, как это происходит с инновациями: кто-то вырвется вперед, а кто-то может еще сильнее отстать. В ответ на эту угрозу «нового неравенства» нашему обществу предстоит разработать новые способы адаптации.
«Программирование денег, рынков и доверия» и «Когда программы превращаются в оружие» (главы 3 и 4) рассказывают о том, как повсеместное применение компьютерного кода в новых областях экономики – и в виртуальном, и в материальном мирах – преобразит две сферы, которые испокон веков были монополизированы государством: деньги и вооруженные силы. Стремительный прогресс часто приносит с собой некоторое снижение стабильности. Программирование в торговле уже подарило пресловутому маленькому человеку в любой точке мира новые возможности получать, хранить, тратить или переводить деньги. В то же время со своего наблюдательного пункта в кабинете госсекретаря Клинтон и зале оперативных совещаний Белого дома мне ясно виделось будущее отрасли, которая прошла путь от небольшой побочной функции информационных технологий до одной из наиболее быстрорастущих и разрушительных индустрий в мире: применение программного кода в качестве оружия. Сочетание этих факторов может сулить новые возможности, но оно также увеличивает риск злонамеренных действий, направленных на то, чтобы нанести системный ущерб международной экономике.
