— Мне жаль, — с неуместным участием проговорил Парминтер, — но я не могу допустить, чтобы какой-то несчастный проныра сорвал мои планы.

— Я буду молчать! — прохрипел Рипли.

— И, конечно же, не будете шантажировать?

Парминтер стал сжимать руки. В глазах Рипли затанцевали черные пятна. Он судорожно оглянулся в поисках какого-нибудь оружия… Даже на помощь не позовешь… все равно никто не услышит… Никого, кроме сидящих за столом людей…

Сидящих за столом людей?

Парминтер вдруг шумно втянул в себя воздух, и Рипли оказался свободен. Он упал на колени, тяжело дыша и не сводя глаз с неожиданных гостей. За столом сидело больше десяти мужчин и женщин, порой в явно старомодной одежде. Их очертания слегка расплывались, словно были размыты по краям.

— Нет! — Парминтер сполз на колени рядом с Рипли.

Не может быть! — Он прижал кулаки к дрожащим губам и, словно безумный, затряс головой.

Один из сидевших за столом мужчин указал на Парминтера.

— Ступай сюда, — промолвил он ледяным голосом. — Есть вещи, которые мы желаем знать.

— Сгинь! — простонал Парминтер. — Ты не существуешь.

— Но, мой друг… — Мужчина вышел из-за стола и направился к Парминтеру и Рипли. Его тело будто струилось, глазницы зияли черными провалами в иное измерение. Парминтер поднялся на ноги и кинулся вон, хлопнула входная дверь.

— Ты! — сказал колышущийся человек. — Ты знаешь, как управлять машиной?

— Я… да, — выдавил Рипли.

— Это хорошо. Пожалуйста, займи свое место за столом. Рипли встал и послушно добрался до огромного кресла.

Усаживаясь, он заметил, что зыбкие люди смотрят на него скорее с ожиданием, чем с угрозой.

— Настал великий миг, — торжественно заявил мужчина. — Связь между двумя уровнями существования всегда была сложной и ненадежной. Те подлинные медиумы, которые еще живы, столь… неэффективны, что на них не стоит тратить времени. Вы понятия не имеете, как горько, когда, материализовавшись с таким трудом, — в его голосе послышалось раздражение, — видишь перед собой человека в истерике… Но теперь — наконец! — создана надежная система, способная приоткрыть завесу. Обмен информацией будет проходить мгновенно я без осложнений. Надеюсь, ты сможешь нам помочь?

— Я.

— Спиритуализм приносит хорошие деньги, — торопливо сказал мужчина, и остальные согласно закивали.

Глядя на них, Рипли подумал о жалкой жизни торговца, и неожиданно пришло однозначное решение. Правда, еще предстоит договориться с Парминтером.

— Я целиком в вашем распоряжении, — объявил он.

— Превосходно! — обрадовался мужчина. — Так как я расходовал эктоплазму активнее остальных, то заслужил право первой очереди. Мое имя — Джонатан Мерсер, я жил на углу Десятой и Третьей. Мне хотелось бы узнать, вышла ли моя дочь Эмили замуж за того молодого бухгалтера и добилась ли наконец кузина Жеан развода.

Рипли опустил руки на скрытый под столом пульт и с видом человека, нашедшего свое призвание, стал набирать программу.

Перевод В. Баканова

А "человеку человеково…"

Эта, пожалуй, единственная мысль, объединяет рассказы включенные в последний раздел сборника. Из пяти представленных произведений только два формально относятся к теме "научная фантастика и религия". Формально… Но если по существу, если вникнуть в содержание того диспута, который ведут на страницах сборника писатели-фантасты, то в данном разделе собраны произведения по этой теме главные. Их авторы настроены очень серьезно. Можно сколько угодно спорить по проблеме атеистичности научной фантастики, даже той ее части, которая программно религиозна, а такую писали английский литератор и теолог Клайв Стейплз Льюис; современные американские авторы Уолтер Миллер младший, Энтони Бучер, Орсон Скотт Кард, Джоан Слончевски и многие другие. Но вывод сделает читатель сам.

И во многом должны предопределить его, как мне кажется, как раз произведения этого раздела: рассказы Артура Кларка и Урсулы ле Гуин, повесть Станислава Лема "Маска", — все это звезды первой величины на небосклоне современной научно-фантастической литературы, а также миниатюра Деймона Найта. Особенно обратите внимание на героев этих произведений: мятущихся, пытливых и непоседливых. Даже во мраке подземелья устремленных мыслями к звездам, а среди звезд не расстающихся со своими человеческими качествами, чувством совести, морального долга перед теми, кого оставили на Земле. Наконец, трагически раздвоенных от необходимости, с одной стороны, безропотно следовать высшему, вложенному в них создателем предначертанию, и снова, совестью, моралью, жаждой свободы мысли и поступка.

Конечно, все это проблемы, которые кому-то вольно обсуждать и как теологические, но мне кажется, что как только они встали перед героем научно-фантастического произведения, то это уже, по крайней мере, ересь, которую никак не впишешь в рамки благонамеренной веры. Наверное к герою научной фантастики лучше всего подходит определение данное персонажу, совсем по другому поводу, впрочем, одной из повестей братьев Стругацких: "человек, который желает странного". И уж коль скоро речь зашла об этих ведущих советских писателях-фантастах, то самое время вспомнить и название их, вероятно, лучшей книги "Трудно быть богом". Читателями научно-фантастической литературы подобное утверждение уже давно понимается как нечто прямо противоположное — богом то легко, стократ труднее остаться человеком.

Завершает последний раздел сборника коротенький рассказ Деймона Найта. Это произведение и рассказ Артура Кларка "Звезда", как и замечательный антиатомный роман Уолтера Миллера "Кантата на смерть Лейбовица", вышедший в 1959 году и во вступительной статье не затронутый просто из-за недостатка места, — об этой книге нельзя скороговоркой, — подводят и читателя верующего и атеиста к проблеме спасения… не бессмертной человеческой души в загробном царстве, об этом доспорим, но потом, когда будет решена задача спасения человеческой цивилизации… спасения живущих и еще не рожденных здесь на Земле.

Что еще другое должна обсуждать сегодня фантастика, как не этот единственный вопрос?

Деревянный дом и надворные постройки занялись сразу и в несколько минут сгорели дотла, а вот купол обсерватории огню поддаваться не желал: покрытый толстым слоем штукатурки, с кирпичной обводкой, он покоился на мощном фундаменте. В конце концов они сложили разбитые телескопы, инструменты, книги, таблицы, чертежи в кучу посреди обсерватории, облили все это маслом и подожгли. Деревянная подставка большого телескопа загорелась, и в действие пришли его часовые механизмы. Крестьяне, собравшиеся у подножия холма, видели, как купол, белевший на фоне зеленоватого вечернего неба, вздрогнул и повернулся сначала в одну сторону, потом в другую, а из прорезавшей купол щели повалил желтовато-черный дым и снопы искр — жутко смотреть.

Темнело. На востоке появились первые звезды. Громко прозвучали команды, и солдаты, угрюмые, в темных мундирах, цепочкой спустились на дорогу и в полном молчании ушли.

А крестьяне еще долго стояли у подножия холма. В их монотонной, убогой жизни пожар — великое событие, чуть ли не праздник. Наверх, правда, крестьяне подниматься не стали и, поскольку становилось все темнее, ближе и ближе жались друг к другу. Через некоторое время они начали расходиться по своим деревням. Некоторые оглядывались — на холме все было недвижимо. За куполом, похожим на улей, неторопливо кружились звезды, но купол не спешил привычно повернуться за ними вслед.