Сейчас они шли не торопясь по широкой аллее. За деревьями высились почерневшие от времени и машинной гари громады остекленных корпусов.
— Здесь литейные цехи, — тоном экскурсовода говорил Демьянов. — Их всего четыре — крупного литья, мелкого, стального и точного.
Роман вежливо кивал, хотя не совсем понимал, зачем так много.
— Вот здесь у нас кузница, дальше штамповочный, это где твой дружок работает, — продолжал Демьянов. — Там вот четырехэтажный корпус — механообработка. А вот и сборочные. Их у нас тоже четыре, в зависимости от типоразмеров. Ты же слышал, у нас почти пятьдесят классов станков — от малюсеньких до громил, почти с дом.
— Пойдем в главный сборочный, — произнес Холодковский, до этого хранивший пренебрежительное молчание. Он не понимал, как такой взрослый молодой человек с высшим образованием ничего не смыслит в производстве.
— Если уж ставить конвейер, то только там, — согласился Демьянов.
Они вошли в огромное здание, где вполне могли бы разместиться два футбольных поля. Вверху по рельсам двигались кабины кранов. Люди, сгрудившиеся то там то сям у станков, казались карликами.
Холодковский подошел к окошечку, где было написано: «Табельная».
— Во вторую смену чья бригада работает? — спросил он.
— Крутова, — ответила явно скучавшая девушка и обрадованно добавила: — Идемте, я вас к нему провожу.
Проходя мимо Романа, она даже не взглянула на него, по явно зарделась, что не осталось без внимания со стороны Демьянова, насмешливо ткнувшего его локтем в бок.
«Ну вот, завтра на весь день в редакции разговоров хватит», — беззлобно усмехнулся про себя Роман и переспросил Демьянова:
— Еще один Крутов?
— Да, их три брата и сестра. Ну, сестру ты, положим, хорошо знаешь. А это старший — Андрей. Голова золотая, а руки...
— Крутов! Андрей! Ты где? — услышали они впереди задорный голос табельщицы. — Тебя «Пимен в обозе» ищет.
Откуда-то из-под станины выбрался человек и, привычно ухватив ветошь, начал вытирать руки. Роман пристально посмотрел на него. Скуластый и одновременно узколицый, Андрей не походил на круглолицую Ладу. Разве что ярко-голубые глаза были столь же доброжелательны, в глубине их таились такие же веселые чертики.
— Молодежь языкастая пошла! — сердито пробормотал приближающийся Холодковский. — Конечно, будешь тут в обозе...
Пока Андрей здоровался с Демьяновым и знакомился с Романом, Холодковский как вкопанный стоял перед Андреем, уставившись на его испачканные в масле руки.
— Что, тяжело?
— А то! — усмехнулся Андрей. — Весь день на корточках провозишься, к вечеру не разогнешься. У сборщиков радикулит вроде медали за выслугу лет.
— Сколько человек в вашей бригаде? — спросил Холодковский, не столько обернувшись к нему, сколько к представителям прессы.
— Не знаешь, что ли? Семнадцать. Как и в других.
— И за сколько времени вы станок собираете?
— Смотря какой, — не понимая настырного любопытства Холодковского, ответил Крутов.
— Ну, в среднем?
— За неделю, пожалуй. Да что ты привязался с элементарными вопросами? — начал сердиться Андрей. — Мне, между прочим, работать надо.
— Постой, ишь, торопыга, — заметил Холодковский. — Идея у меня тут возникла.
— Идея? А ну, давай! — воскликнул Крутов.
— Загорелся, — рассмеялся Демьянов и сказал Роману, что Крутов с Холодковским съели не один пуд изобретательской соли.
— А за смену ваша бригада может станок собрать? Или, скажем, часа за три, а? — продолжал задавать наивные вопросы изобретатель.
— Пимен, обалдел? — кратко спросил Андрей. — К чему ты клонишь, никак не пойму. Теоретически, по затраченному времени, может быть, и можно. Но мы ведь друг другу мешать будем. Станок один, а нас семнадцать. Дошло?
— Вот теперь излагаю идею, — спокойно сказал Холодковский, с прищуром оглядев цеховой пролет. — На конвейер пора сборку ставить. Чтобы каждый сборщик делал только свою операцию и станочек шел дальше, к следующему.
— «Шел дальше», — передразнил Андрей. — Некоторые паши станочки по десятку тонн весят. Как ты их пустишь — по воздуху?
— Мне это представляется в виде рельсы огромной длины, закрепленной наверху. По ней скользят приспособления. Ну, что-то типа тельферов, в которых зажаты станины станков.
Андрей с сомнением покачал головой.
— Что, не согласен? — спросил его Демьянов.
— Вы, наверное, помните нашу с ним затею с цепным конвейером? Мы хотели пустить его из литейного в механообрабатывающий. Ну, и что получилось? Звенья начали лететь. Металл не выдержал такую нагрузку. Так что твои тельферы будут без конца ломаться. Нет, надо ходить по земле, а не летать по воздуху.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Может, поворотные круги попробовать?
— Постой. Ты как-то уже предлагал...
— Да. Я подавал предложение монтировать станок не на полу, а на таком столе, который бы вращался, поднимался...
— А БРИЗ, помнится, отказал...
— Да, говорят, чересчур велики расходы, а для роста производительности это почти ничего не дает. Они бы покорячились, как мы, смену-другую...
— А если мы сделаем не один, а, допустим, шестнадцать — двадцать таких столов с гидравликой и универсальными зажимами и укрепим их на подвижной платформе, которая будет двигаться толчками, скажем, через полчаса. Ну, время технологи скажут... Давай-ка на бумаге прикинем.
Они сели за пустовавший столик технолога. Журналисты стали рядом.
Через пять минут первый эскизный набросок был готов.
— Пропадает в тебе художник, Андрей, — заметил Демьянов.
Роман подвинулся поближе. Действительно, эскиз был сделан рукой мастера, скупыми, но выразительными штрихами. Он изображал панораму цеха. У каждого из пятнадцати станков копошились по две-три фигурки.
— А на чем станину предлагаешь крепить? Поворотный стол? Идея, в общем-то, не новая, — заметил Василий Федорович.
— Новизна будет заключаться в универсальном зажиме, который с помощью гидравлики будет поворачивать станину и даже, если нужно, опрокидывать, — запальчиво начал объяснять Холодковский, уже с ходу понявший замысел Крутова.
— А сколько предполагаете оставить операций на сборке? — продолжал допытываться Демьянов. — Ведь сейчас их около пятидесяти?
— Можно укрупнить по циклам, — ответил Крутов. — Оставить, скажем, двадцать. И не одного сборщика ставить, как Пимен предлагает, а по два-три. Поскольку узлы есть тяжелые. Одному устанавливать трудно.
— А эта платформа ваша как будет двигаться? — спросил, входя во вкус, Бессонов.
— На подшипниках, вкруговую, — быстро ответил Крутов.
— С помощью электромоторов, — добавил Холодковский.
— Ну что ж, товарищи, по-моему, это предложение надо поместить в газете, — сказал Демьянов. — Пимен Нефедович, не прикидывали, во сколько это обойдется?
— Миллион, — быстро, не задумываясь, ответил Холодковский.
Роман даже присвистнул, удивляясь легкости, с какой Холодковский распорядился столь значительной суммой, и имитируя Паниковского, протянул руку и пропел:
— Дай миллион, дай миллион!
— Есть еще одна проблема, — произнес раздумчиво Демьянов.
— Какая?
— Королей.
— Кого-кого? — удивился Роман.
Василий Федорович, прищурившись, кивнул на Крутова.
— Вот он лучше скажет.
Андрей замялся:
— Да шутка это.
— Хороша шутка, — саркастически заметил Демьянов и пояснил Роману: — Это так себя сборщики называют.
— Почему?
— Потому что эти люди — все высшей квалификации. Ну, не короли, но профессора своего дела, — с задором ответил Крутов.
— И зарплата, кстати, королевская, — ехидно заметил Демьянов. — Скажи честно, сколько ты, Крутов, получаешь?
— Четыреста-пятьсот...
— Выходит, больше директора? — удивился Бессонов.
— Так ведь эти деньги, как бы это выразиться, нерадостные.
— Почему? Разве могут быть деньги нерадостные?
— Еще как могут. А все дело в организации. У нас ведь как на сборке? Первые полмесяца мы стоим? Стоим. А среднесдельные за простой отдай. А потом вкалывать начинаем по двадцать четыре часа, без выходных. Сверхурочные опять-таки. За выход в воскресенье двойная оплата. Вот и получается, что деньги есть, а работа такая не радует.