Пока Бережанов похрапывал в кресле, Майкл щелкнул тумблером и проговорил в микрофон:

— "Солнечная"! "Солнечная"! Вас вызывает венероход "Стремительный"!

Вернул рукоятку в положение приема и стал ждать ответа. Сначала была тишина, потом вдруг раздался приятный женский голос:

— Венероход "Стремительный", мы вас слышим, "Солнечная" ждет от вас указаний.

— В связи с нештатной ситуацией на "Туманной", до полного снятия там карантина, нам приказано временно разместиться на вашей станций и провести исследования, всего того, что было обнаружено в ходе экспедиции.

Наступила длительная тишина, казалось, что там, на "Солнечной" решалась их судьба. Майклу даже на пару секунд показалось, что время просто замедлило свой бег. Он уже решил, что им откажут, как вдруг все тот же голос произнес:

— Шлюз номер пять! Северная сторона.

На экране монитора Роберс минут пять пытался определить, где именно находится этот шлюз. Наконец определил и направил венероход в нужном направлении.

"Интересно, а почему именно "Солнечная"? — подумал американец. — Ведь солнечный свет почти ни когда здесь не бывает. Будь моя воля, назвал бы ее "Гейзер", — решил он, — вон их, сколько в окрестностях".

И действительно гейзеров в районе "Солнечной" было не мало. То тут, то там в небо вырывались струи горячей воды. Отчего на такой местности приходилось постоянно маневрировать. И на путь, который венероход по прямой преодолел бы за три минуты, было затрачено времени больше. Майкл остановил машину у шлюза и стал ждать. Во избежание ЧП, он был закрыт. Роберс вновь включил связь.

— "Солнечная", венероход "Стремительный" находится у шлюза номер пять, прошу вас запустить внутрь станции.

— Доступ разрешен.

Даже через стенки венерохода Майкл разобрал раздававшийся шум от поднимающихся ворот. Те медленно со скрипом поползли вверх. В образовавшемся проеме горел свет.

Вскоре проем открылся полностью, космоисследователь завел двигатель и венероход въехал в помещение. Когда он уже был внутри, Роберс отключил двигатель и разбудил Бережанова.

— Ну, вот и дома Валентин Петрович, — проговорил Майкл.

— Почти дома, — поправил его Бережанов. — Почти.

Позади венерохода, раздался шум, стали закрываться ворота шлюза. Когда их нижняя часть вошла в герметичные пазы, космоисследователи выбрались из венерохода. Затем взяв ранцы, с образцами направились в переходной отсек. Лишь только после того, как в шлюзе с помощью вентиляторов воздух Венеры был заменен на Земной, их впустили на жилую часть станции.

Быстрая санитарная обработка одежды, и вот они уже шли на встречу с Майданом Ибрагимовичем.

* * *

Слабый теплый ветерок, создаваемый вентиляторами, бродил по оранжерее станций. Под ветвями апельсиновых деревьев, а садовникам "Солнечная" удалось их здесь вырастить, стояла маленькая деревянная беседка, сооружение, сколоченное из досок от ящиков, в которых когда-то доставили оборудование. Как помнил из разговоров с Майданом Ибрагимовичем, Бережанов помнил, что это самое любимое место того на станции. Только здесь грузин на некоторое время забывал о смерти супруги.

Когда исследователи пришли в сад, Понтиашвилли был уже в беседке. Он сидел за столом и смотрел, как кипит самовар. Увидев входящих гостей, поднялся и произнес:

— Чай будете?

— Чай это хорошо, я не пил его с отъезда с "Туманной", — проговорил Валентин Петрович.

— А тем более такого, какой люблю я.

— Цейлонской? — спросил Роберс.

— Вай, обижаешь! Грузинский, дорогой! Только грузинский!

— Майдан откуда у тебя здесь грузинский? — удивился Бережанов.

— С Земли несколько ящиков привезли. До следующей поставки должно хватить.

Понтиашвилли обнял их, как это было принято у него на родине. Вернулся к самовару, что привезен был с Земли. Говорили, что он был подарен супругой Майдану Ибрагимовичу, и многие удивлялись, как это напоминание о женщине помогало забыть, о ее гибели. Налил в стаканы с серебряными подстаканниками, предложил сахар, который тут же последовал в чай. И лишь только после этого грузин потребовал рассказать о тех событиях, что происходили на "Туманной". Хотелось уточнить, с чем связан карантин, введенный на первой базе. Единственное, что сделал после поступления информации с "Туманной" Майдан Ибрагимович, так это приказал проверить периметр станции.

— Бережёного, бог бережет. — Пояснил он. Затем налил себе еще один стакан чая и спросил, — Значит, вы нашли следы другой цивилизации?

— Да мы нашли, предмет, указывающий, что здесь на Венере, по крайней мере, когда-то существовала, а может и сейчас существует цивилизация. Он сейчас находится, в лаборатории, и ученые уже колдуют над ним, — проговорил Бережанов, — а биологи изучают цветок, напавший на Роберса.

Медленно помешивая в стакане чай, Роберс смотрел на деревья. Они были земными, резкое отличие сразу же бросалось в глаза. Странно было, что они навеяли воспоминания, прошедшие в прошлом. Опять возникла Барбара, на этот раз ее образ ее слился с оскалом цветка.

Майкл вздрогнул. От внимания взгляда Майдана Ибрагимовича не ускользнуло это движение, и он спросил:

— Что с вами, Майкл?

— Да вот вспомнилось нападение цветка. В дрожь бросило.

— Ни чего, это пройдет. Хороший чай снимает стресс…

2

Прошло несколько дней с того момента, как персонал "Солнечной" приютил космоисследователей с "Туманной".

За все это время, не считая первого дня, когда Майдан Понтиашвилли устроил праздничный обед (сославшись на грузинское гостеприимство) в честь гостей, Валентин Петрович постоянно ходил в лабораторию, лично следил за работой ученных, что сейчас возились с "булавой", привезенной Бережановым и Роберсом. Причем делал это не по одному разу в день, надеясь первым узнать тайну загадочного жезла.

Никто и не предполагал там, на Земле, что на Венере понадобятся специалисты по археологии. Отчего и оказались на станции, скорее случайно, чем умышленно, двое ученых, что практиковались в этой области. Остатки огромной цивилизации на Марсе, в этом никто не сомневался. Одни только каналы да лицо, чего стоили, а тут на Венере, вряд ли она когда-то была заселена разумными существами. И климат не тот, и давление. Ну, какой дурак согласится проживать в Аду?

Да вот только цивилизация существовала, об этом свидетельствовал хотя бы странный предмет, что каждый день обследовали на различных устройствах Степан Егоров и Карл Майер. А так как на Венере никто не вел археологических раскопок, так как считалось это дело пустой тратой времени, русский с немцем просиживали за микроскопами, колбами и спектроанализами. Именно в сборе спектральных данных и прочих проб, собранных в ходе обследования жезла, заключалась на данный момент их работа. Снятие с него проб почвы, спектральный анализ воздействия углерода, хотя если честно от этого анализа здесь на планете было меньше всего проку. Пытались установить возраст хотя бы деревьев с использованием дендрологических приспособлений. Как заметил Егоров в беседе с Понтиашвилли, что местные деревья, если не гибли от ураганов, жили как минимум чуть дольше эвкалиптов.

— Если, — сказал тогда Степан, — на Венере когда-то и была жизнь, то эти самые деревья застали ее в самом развитии.

Причем он произнес тогда, скорее, в качестве сравнения. И вот все поменялось.

День начинался, как обычно и не был ни чем непримечателен. Они, как всегда с самого утра, начали возиться в лаборатории. Свет неоновых ламп освещал небольшую комнату, в самом дальнем конце станции, когда-то в этом месте был склад, но Майдан Ибрагимович предложил переделать его для ученых. Появление Валентина Петровича не вызвало ни каких эмоций. Его присутствие уже стало для обоих археологов чем-то обыденным.