- Что? – спокойно спросил Германн, приставив трость к доске, покосившись на Ньютона, который стоял возле белого столика на колесах, на котором грудой лежали склизкие темно-синие и ярко-зеленые части каких-то органов кайдзю.

- Да та~ак, - протянул Гейзлер, и его чуть напряженный тон сразу же насторожил Германна. О, он прекрасно знал, что обычно следует за этим «да та~ак». Он слишком долго работал с Ньютоном, и приготовился к очередному «Прости, я вчера задержался на работе и случайно, честное слово, случайно! Пролил раствор на твои документы» или «Прости, у меня вчера комп завис, я за твоим работал и случайно, честное слово, случайно! Удалил какой-то файл». И таких примеров была масса.

- Ох, нет, Ньютон, что на этот раз? – строго спросил Готтлиб и поджал губы, пытаясь успокоиться.

- Ничего, честно, - на удивление спокойно сказал Ньютон, но это спокойствие быстро сменилось извиняющимся взглядом. Все по стандартной схеме «поведения Ньютона Гейзлера» - Тут корреспонденцию приносили. Ну, я ее разобрал и…

- Боже, что ты умудрился натворить? И на нее пролил свои растворы? – язвительно спросил Германн, прожигая биолога взглядом, но тот все еще был довольно спокоен и даже казался задумчивым.

- Почему ты мне не сказал? – с едва слышной обидой серьезно спросил Гейзлер у друга, чем окончательно запутал Германна. Система поведения биолога, которую пытался составить для себя Готтлиб, чтобы немного лучше понимать своего коллегу в очередной раз дала сбой.

- Не сказал тебе что? – уточнил математик и нервно поджал губы, - даже… знаешь, не важно, просто отдай мне почту, - попросил Германн и, прихрамывая, пересек потертую желтую разделительную линию кабинета и направился к биологу.

- Не сказал, что разводишься, - негромко ответил на вопрос Ньютон, как только его друг оказался достаточно близко.

Германн отчетливо ощутил, как все его внутренности сжались, стянулись в холодный комок, и он резко замер на месте, так и не дойдя до письменного стола Ньютона, на который биолог по привычке скидывал все бумаги.

- Откуда ты это узнал? – чуть дрогнувшим от сжавшегося в груди болезненного чувства, строго спросил Германн и нервно распрямился.

- Там среди бумаг были документы на развод, - пожал плечами Гейзлер.

- И ты счел допустимым вот так бесцеремонно просто взять и просмотреть мою личную почту? – с нажимом спросил Готтлиб, прожигая взглядом Ньютона и чувствуя, как жаркий гнев медленно закипает в крови. Невозможный. Невыносимый. Неисправимый. Сейчас Германн как никогда хотел, чтобы Ньютон просто исчез и перестал разрушать его мир своим назойливым вторжением.

- Я не читал, - возмутился биолог, - но, по-твоему, я что, не могу документы на развод отличить от обычных отчетов или служебных записок? – теперь и в голосе Гейзлер обида слышалась чуть отчетливее, и биолог скрестил свои расписные руки на груди. – Черт, я ведь даже не знал, что ты женат! Столько лет работаем вместе, и ты ни разу даже не упомянул об этом! – с упреком резко сказал Ньютон и даже нахмурился, от чего тонкие морщинки на его лбу стали чуть заметнее.

- А с какой стати я вообще должен говорить на работе о моей личной жизни? – понизив голос, спросил Германн, искренне не понимая, почему Гейзлер, тот самый Гейзлер, который наглым образом влез не в свое дело, просмотрел чужую почту, еще и выдвигает какие-то обвинения и даже злится.

- Да потому что это то, что делают друзья! – выпалил биолог и взмахнул руками, не мигая, уставился на замершего Готтлиба, до которого не совсем сразу дошел смысл упрека Ньютона. « Откуда мне знать, как они себя ведут?» - промелькнуло в сознании математика, но ему хватило самоконтроля, чтобы не произнести это вслух, и вместо этого он, словно по привычке, на автомате выпалил.

- То, как это делаешь ты?

- К примеру, - пожал плечами Гейзлер.

- О, спасибо, но я всегда считал твои откровенные разговоры неуместными и не раз тебе об этом говорил. Вот только это не останавливало тебя от подробных рассказов о студенческой молодости, или флирте, или твоих непонятных диких историй о дурацких митингах.

- Ну, что сказать? Я тебе доверяю, - сухо, словно для отчета, сказал Ньютон и сильнее нахмурился, дергано принялся стягивать с себя перчатки, швырнул их в мусорное ведро, но скомканная влажная от голубовато-синей крови резина со шлепком упала на пол, что явно не заботило Гейзлера, но раздражало Германна. Ньютон подошел к своему столу и начал рыться среди бумаг, даже не обратив внимания, когда одна из папок в шаткой куче соскользнула на пол, и спустя полминуты, уверенно подошел к Германну и всучил ему документы и парочку писем.

- Держи, - серьезно сказал Гейзлер, глядя другу в глаза, от чего Германн почувствовал неприятную тяжесть в ногах. Ньютон медленно вздохнул, прежде чем заговорить. – Ты прав. Это твое личное дело. Но, черт, Герм, мне-то ты мог сказать. Не знаю, что там у тебя произошло, но я могу помочь. Хотя бы выслушаю, - уже чуть мягче с легкой улыбкой предложил биолог, и от его недавнего недовольства уже не осталось и следа. Германн мог лишь поразиться такой смене настроения и все еще не мог понять… никогда не мог. Вот только, когда он взял документы из рук Гейзлера, на душе отчего-то стало спокойнее и все, что смог выдавить из себя Готтлиб, было лишь тихое искреннее «спасибо».

Цифры расплывались перед глазами, и Германн сделал над собой усилие, чтобы выбраться из не прошеных воспоминаний. Шесть часов беспрерывной работы давали о себе знать, и сознание упорно пыталось на что-то отвлечься. Он отлично помнил тот день, помнил развод и непонятную тягу Ньютона знать подробности. Заботливый биолог был просто уверен, что Германн должен был быть разбит этим событием и нуждается в поддержке, а Готтлиб не знал, как сказать, что ему все равно. Он не говорил о разводе, потому что не считает это событие значимым. Возможно, Ванесса была права, когда называла его «бездушным роботом, способным лишь на расчеты», ведь иначе бы брак не стал ему в тягость спустя всего пару месяцев, хоть сам развод удалось оформить много позже. Формальность, в которой Ньютон упорно хотел видеть трагедию, и из которой Германн для себя вынес непростой урок: любовь приводит лишь к неверным решениям и отвлекает от работы.

Германн тихо хмыкнул, вспомнив, как Ньютон ненавязчиво пытался его поддержать. Это была прекрасная неделя «послушного Гейзлера».

- Герм.

Готтлиб даже вздрогнул от тихого голоса биолога. Ньютон на удивление бесшумно пробрался в кабинет.

- Боже, доктор Гейзлер, вас стучать не учили? – резко развернувшись, строго спросил Германн, все еще чувствуя, как быстро бьется сердце.

- Но ты же здесь один, - пожал плечами Ньютон и быстро обошел столы ассистентов, оказался возле рабочего места Германна, поставил на его стол бумажный пакет и чашку кофе.

- Это еще что? – недоверчиво спросил Готтлиб, отложил тряпку на край подставки у своей доски, подошел к своему столу.

- Ну, ты же обед пропустить решил, вот я и попросил в столовой упаковать пару сандвичей с собой и кофе тебе взял. Ты ведь со сливками пьешь, верно?

- Да… - немного удивленно кивнул Готтлиб, открывая пакет и заглядывая внутрь.

- Один с курицей и один с тунцом, выбор тут не богат, взял что было, - пожал плечами Гейзлер, ответив на незаданный вопрос. - Кстати, ты мои бумаги смотрел? – с энтузиазмом поинтересовался биолог, и его глаза озорно заблестели.

- Да, просмотрел, - неохотно ответил Германн и взял чашку с теплым кофе, сделал пару глотков, коротко посмотрел на чистую доску. Все равно сейчас ничего в голову не идет, можно позволить себе перерыв.

- И что? Можешь сделать дрифт без контроля тела? – Ньютон оперся руками о стол и прожигал друга жадным взглядом.

- Попробую, - уклончиво ответил Готтлиб, усаживаясь за свой стол, и достал из ящика влажные салфетки, принялся тщательно вытирать следы мела, которые въелись в кожу. – Но учти, сначала нужно будет опытным путем собрать нужные показатели, ты же когда дрифтовал даже не подумал проверить систему, - упрекнул Германн друга.