Так и проходили дни в Токийском Шаттердоме – раздельная работа, отдельные кабинеты, общее дело, но разные исследования, и только в столовой Ньютон чувствовал, что все осталось по-прежнему.

Без трех минут три Гейзлер подхватил со своего стола папку и бодрым шагом вышел из своей лаборатории, легко пересек коридор и без стука ворвался в кабинет математиков.

-… Это если учитывать периодичность проходной способности, - натянуто закончил фразу Гофман, почти агрессивно стирая надписи со своей доски.

- Учитывать? Не заставляйте меня повторять вам элементарные вещи, растяжимость разлома была установлена еще три дня назад, мы не возвращаемся к этому вопросу, - отмахнулся Германн, поворачивая голографическую модель разлома, и быстро вбивая какие-то данные.

- Доктор Готтлиб, - бодро позвал Ньютон, так и не пройдя вглубь идеально чистого кабинета, и сразу же привлек всеобщее внимание.

- Добрый день, - сдержанно поздоровалась профессор Эзенштерн, на мгновение оторвавшись от компьютера.

- Привет, - махнул рукой Ньютон и выжидающе посмотрел на Германна.

- Вы что-то хотели, доктор Гейзлер? – после недолгой паузы спросил Готтлиб и поправил свои круглые очки, отчего он внезапно напомнил Ньютону его школьного преподавателя по физике.

- Да, можно вас на пару минут, - деловито позвал биолог. Говорить с другом так официально было почти смешно, но Гейзлер держался, как мог. Тем более что недавно Германн устроил ему настоящий разнос, за то что «Ньютон позорит его перед коллегами». А Гейзлер всего лишь по привычке заскочил к математику и с бодрым «Герм, ты не поверишь!» стал рассказывать об электромагнитной железе Громилы и ее действии, которое Ньютону удалось понять при изучении раздавленного органа. В тот день Джонатана не было в лаборатории, а Гейзлер не мог не рассказать о своем открытии. Но оказалось, что вся команда математического отдела была в шоке от внезапного вторжения и бурного неформального общения Ньютона.

Готтлиб потер переносицу и недовольно поджал губы, но все же поднялся из-за своего стола и вышел в коридор к биологу.

- Что? – коротко спросил Германн, разглядывая растрепанного коллегу.

- Третий час, пошли обедать, - пригласил Ньютон, удобнее перехватив папку.

- Ради этого ты меня выдернул? – строго и тихо спросил Германн.

- Ну, тебе же нужно есть, - пожал плечами биолог, словно не замечая тона коллеги, – и у тебя там полно народа, за полчаса ничего не катастрофического не произойдет.

- Вот именно, пока меня нет на рабочем месте, боюсь, работа с места и не сдвинется, - безрадостно сказал Готтлиб. – А тебе разве не нужно работать?

- Нужно, - кивнул Ньютон, - поэтому пойдем в столовую, - Гейзлер подхватил математика под локоть и потащил его с собой.

- Я сам могу, Ньютон, - строго шикнул Германн, высвобождаясь и обреченно вздыхая, направился за биологом к общей столовой.

- Ну что ты хмуришься? Я же знаю, что ты в три обедаешь всегда, да по тебе часы обычно сверять можно, так что не делай вид, будто я тебя отрываю от работы, - с веселой улыбкой заметил Ньютон, слишком хорошо зная своего друга. За пять лет совместной работы биолог не только успел свыкнуться с заскоками математика, но и изучить их. Хоть сам Ньютон и не понимал, как можно каждый свой шаг вписывать в какой-то график и все делать строго по расписанию и на основе инструкций. И, более того, Германн не только упорядочивал все, к чему прикасался, но еще и жутко нервничал, если что-то шло не по плану, или кто-то не укладывался в его расчеты. Гейзлер это прекрасно знал: Германн настолько не переносил его стиль работы, что настоял на разделительной линии в их бывшем совместном кабинете. Тоже один из способов все держать под контролем и как-то оградиться от раздражающего фактора.

- И зачем ты папку взял? – настороженно спросил Германн, когда ученые уже добрались до столовой и успели наполнить свои подносы.

- Я же сказал, я работаю, - охотно пояснил Ньютон, высматривая подходящий столик, - пойдем, - поманил он за собой друга, - Мне нужна твоя консультация, ты же в остальное время занят, - почти обиженно пояснил Гейзлер. И это было правдой, Готтлиб установил такой убойный график работы научному отделу, что Ньютон уже не раз слышал недовольные жалобы сотрудников, а Гофман даже писал жалобу командованию, на которую он так и не получил ответ, да и вряд ли получит. Только за зря испортил и без того не самые лучшие отношения со своим непосредственным руководителем. И, раз у Германна с трудом хватало времени, чтобы в сроки провести свои исследования, то о том, чтобы помочь Ньютону он даже не думал.

- Помощь? – недоверчиво проговорил Германн, усаживаясь за стол рядом с Гейзлером, - и что же биологу может от меня потребоваться? Или ты сам не в состоянии сосчитать число своих образцов?

- Этим Джон занимается, - фыркнул Ньютон и открыл сливки, выливая их в кофе, - Мне нужно, чтобы ты помог с нейромостом, - биолог расчистил на столе место и открыл свою папку, быстро пролистал ее ближе к концу. Германн невольно заметил, что все листы исписаны какими-то химическими формулами, заметками, зарисовками мозга кайдзю и его отдельных частей. А еще от цепкого взгляда математика не ускользнули многочисленные пятна от чернил, кофе и даже бледные почти выцветшие пятна голубой крови кайдзю, которые то и дело попадались на страницах исследовательского материала Гейзлера, от одного вида которого Германна передернуло. Просто дикостью было в такой неряшливой форме вести научные записи.

- Так вот, - Ньютон взял свою булочку, - я тут работал с мозгом Канамори и пришел к выводу, что дрифт система для подключения к Егерю не подходит для дрифта с кайдзю.

- Выводу? По мне так это было очевидно. Бред сумасшедшего использовать дрифт, который создан для подключения Егерю, чтобы увидеть мысли инопланетного зверя, - тут же согласился Германн, но не стал говорить всего, что он думает про затею Ньютона, хотя сказать можно было многое. Начиная от того, что нейромост создан для синхронизации с ИИ Егеря, и заканчивая тем, что одно участие кайдзю в дрифте приводит к его нестабильности.

- Дай я продолжу, ок? – нахмурился биолог и указал на Германна булочкой, - дело в коллективном сознании. Я думаю, что не нужно брать под контроль кайдзю, как это делают пилоты с телом Егеря, нужно стать частью коллективного сознания. – Ньютон довольно улыбнулся и выжидающе посмотрел на друга, который так и замер, не подняв до конца чашку с чаем.

- Частью сознания? – медленно повторил Германн.

- Коллективного, - уточнил биолог и откусил кусок булки, запачкав губы ванильным кремом.

- Ты знаешь, твои идеи с каждым разом все бредовее. Проверься, подозреваю, что твои дрифты могли повредить твой мозг, - посоветовал Германн, отпивая немного чая.

- Почему бредовее? Ты ведь сам сказал, что подключиться к телу кайдзю невозможно. Оно даже близко не схоже с Егерем. Да, и стоит быть реалистами, мы ведь не сможем заполучить живого взрослого кайдзю пусть даже первой категории, чтобы установить с ним дрифт, - последнее Ньютон произнес печальным, едва заметно мечтательным тоном, и Германн невольно закатил глаза.

- Чего ты от меня-то хочешь? – все еще без энтузиазма спросил Германн.

- Я почти восстановил мозг Канамори, еще пара дней и можно будет… - Ньют на мгновение запнулся и облизал губы, - заняться дрифтом. Вот я и подумал, может как-нибудь… ну, не знаю, перенастроить его. Не на подключение, а только на то, чтобы я мог видеть воспоминания кайдзю.

- Ньютон, ты ведь понимаешь, что нейромост - это не просто машина для чтения мыслей и соединение устанавливается за несколько секунд. Это не видеозаписи из жизни, ты не можешь их просматривать по своему желанию. Он не для этого создан, а именно для объединения сознаний пилота с Егерем.

- Но мне не нужен ни Егерь, ни управление, мне нужно нормально рассмотреть воспоминания, - с нажимом произнес Гейзлер, - ты же видел все в дрифте, там все сменяется с такой скоростью, что практически невозможно понять что-то конкретное. А стоит связи начать настраиваться, как дрифт обрывается. А я должен знать все…