- Именно, это основная проблема, но, основываясь на обрывочной информации из дрифта, я смог вывести этот коэффициент, - Германн указал тростью на обведенное число в углу доски, и в этот раз он заметил, как переглянулись его коллеги. – Вас что-то не устраивает? – строго спросил Готтлиб.
- Вовсе нет, - быстро сказал Акиро, - просто, …
- Дрифт с кайдзю, более нелепую вещь себе и представить трудно, - ожил Гофман, тоже поднимаясь из-за рабочего стола, - простите, конечно, шеф, - последнее слово немец особенно выделил, - но раньше разлом исследовался при помощи сканирования, а не на основе медитаций с умирающим мозгом какого-то монстра.
- Я знаю. Последние годы все мои усилия были потрачены на изучение разлома, - напомнил Германн и оперся на трость, - дрифт является новым способом его изучения. И, к вашему сведению, именно таким способом, пусть и с риском для жизни, нам с доктором Гейзлером удалось узнать, как именно можно пройти сквозь разлом. Вы намерены и дальше отрицать ценность информации, полученной таким путем, доктор Гофман? – словно отчеканил Германн, прожигая взглядом своего коллегу.
- Ладно, - кивнул Карл, - просто хотел сказать, что дрифт - сомнительный источник информации.
- А, следовательно, и все наши исследования, я вас верно понял? – все так же сухо спросил Готтлиб, - если вас не устраивают мои методы, то можете покинуть исследовательскую группу. Это не станет большой потерей для исследований.
Гофман даже покраснел и сжал кулаки, но, вопреки ожиданиям Готтлиба, промолчал и даже выдавил из себя что-то отдаленно напоминающее улыбку.
- Нет, шеф, что вы, никаких претензий, - произнес немец, прежде чем вернуться на свое рабочее место. Но, даже когда работа исследовательского отдела возобновилась, царившая в кабинете тишина оставалась тяжелой, словно пропитанной напряжением.
***
- Вид у тебя убитый, что, без меня под боком работа стоит на месте? – весело спросил Гейзлер и несильно толкнул Германна, чтобы он проходил вперед и перестал гипнотизировать гарниры в столовой.
- При чем тут ты? Просто я еще не свыкся с новой группой.
- Конечно, столько лет работал один, ты вообще с живыми людьми общаться разучился, - бодро рассмеялся биолог, высматривая свободное место в просторной столовой, и махнул Германну, чтобы он следовал за ним к пустому столику.
- А как же ты? – ехидно заметил Готтлиб, не обращая внимания на взгляды своей исследовательской группы. Математики уже успели занять дальний столик и при виде своего начальника разом притихли, а Эзенштерн не громко окликнула Германна, приглашая его к ним.
- А ты разве считаешь меня простым человеком? – лукаво спросил Гейзлер и уселся на свободное место, - знаешь, наш дрифт, хоть он и был обрывочный, но все же дал мне возможность посмотреть на мир твоими глазами. И на меня в том числе. Я правда выгляжу таким пухлым? – немного обеспокоенно спросил Ньютон и похлопал себя по животику.
- Слегка, - с ухмылкой сказал Готтлиб и сел рядом с коллегой, но увидев, как биолог грустно смотрит на свою тарелку не смог сдержать смешка, - да не волнуйся, ты похудел, пока участвовал в вылетах при сборах органов. Но жаренного бы ел поменьше, так и гастрит заработать недолго.
- Да ерунда, я в колледже вообще питался одними сэндвичами, и ничего, - пожал плечами Гейзлер.
- Оно и видно, - неодобрительно произнес математик.
- Это что еще за намеки? – надулся биолог, отпивая свой кофе, - ладно, как там разлом? Уже вычислили, когда нам ждать гостей?
- У тебя что, уже образцы заканчиваются?
- Нет, просто интересуюсь, что в этом такого? Раньше я о твоей бредятине все знал, а теперь ты через коридор, так что … Что? Просто интересно.
- Определить время не так сложно. По периодизации можно сказать любое число, самое ранее - сорок восемь недель. И по нарастающей - в два раза: девяносто шесть, сто девяносто два, триста восемьдесят четыре…
- Я понял, - перебил Ньютон, лениво перемешивая спагетти с соусом.
- Естественно, лучше всего исходить из самого раннего варианта, но нужно также рассчитать место появление разлома. Сейчас мы работаем именно над этим.
- Ну, хоть у тебя прогресс есть, - кивнул Гейзлер и сразу ответил на незаданный вопрос, - я собирался заняться электромагнитным излучателем Громилы, но стоило снять лишнюю поврежденную ткань с железы…
- Ньютон, я вообще-то обедать пытаюсь.
- Прости. Так вот, снять ткань с железы и все, Бродяга к чертям ее раздавил! Она так повреждена, что и исследовать нечего. И с чем я остался? С поврежденным мозгом, почти целым, разделенным на сегменты кишечником, мышцами и жабрами, - Ньютон почти агрессивно ударил вилкой по тарелке.
- А как же изучение твоего дрифта? – ради поддержания беседы спросил Германн, хотя сам бы предпочел посидеть в тишине, после очередного спора с Гофманом у него все еще болела голова. А теперь еще и Ньютон решил усилить боль в висках рассказами о своих образцах.
- Мне еще не с чем дрифтовать, - устало выдохнул биолог. – Я только приблизительно через месяц смогу восстановить повреждения Канамори, пока почти все свободное время изучаю нейромост. Те дрифты были не совсем удачны.
- Это мягко говоря, - кивнул Германн, неспешно разбираясь со своим обедом.
- Ладно, они были ужасны, ты это хотел услышать? – фыркнул биолог, - нагрузка слишком сильная, образы обрывочны, соединение невозможно удержать дольше нескольких секунд, а в коллективном сознании нельзя вычленить какую-то отдельную информацию в общем потоке. В их способе общения вся проблема. Нейромост не приспособлен для работы с коллективным живым сознанием.
- Я рад, что хоть сейчас ты это понял, - хмыкнул Готтлиб, чувствуя на своей спине пристальные взгляды и стараясь не обращать на них внимания.
- Что, совсем плохо с ассистентами? – понимающе спросил Гейзлер, поглядывая на стол с остальными учеными. Только сейчас он заметил, что они с Германном сидят особняком от остальных, и даже ближайшие от них столики все еще были свободны. Группа Готтлиба предпочла сесть вместе с разнорабочими. Хотя столовая и так была полупустая, так что расположение людей бросалось в глаза не слишком сильно.
- С ними все в порядке, они работают и, пока ошибок в их расчетах нет, все хорошо, - спокойно сказал Германн.
- Ага, вот только мы с тобой снова, словно ботаники из средней школы - за отдельным столом, - хмыкнул биолог.
- Меня это никогда особо не заботило, - пожал плечами Германн, - это ты все детство из шкуры вон лез, лишь бы не походить на, как там тебя называли? «Зубрила»? – он бы и рад был это не вспоминать, но обрывки жизни Ньютона яркими вспышками наполняли его воспоминания, и теперь ему казалось, что он не просто знает Гейзлера, а вырос вместе с ним. Пусть даже в дрифте он видел далеко не все.
- Ну, я хотя бы пытался общаться с людьми, - заметил Ньютон и чуть не поперхнулся, поняв, что затронул тему, которую вовсе не стоило поднимать. - Чувак, прости, я не хотел, - быстро понизив голос, искренне извинился биолог, и, поддавшись какому-то непонятному порыву, хотел взять Германна за руку, но так и замер.
- Не нужно, - холодно предупредил Готтлиб, глядя на неловкий жест коллеги, который, чтобы хоть как-то оправдать свои движения, взял со стола салфетку. – Тем более, с тобой же я общаюсь, - спокойно заметил математик и не стал уточнять, что Ньютон был единственным, с кем он вообще мог регулярно общаться.
- Отлично, - успокоился биолог, - ну, хорошо хоть тут видимся. Честно, мне без твоего вечного бормотания как-то тоскливо, порой хочется прийти к тебе в кабинет и просто кинуть на пол часть кишечника. Я могу, у меня его много.
***
Время шло, и к концу первого месяца на Токийской базе, Ньютон искренне полюбил столовую, и не только за “изысканное” меню, которое практически полностью состояло из рыбных блюд и риса, но в первую очередь за единственную возможность просто поболтать с Германном. Удивительно, их разделял всего лишь коридор, но на деле это оказалось огромным расстоянием. Хотя, биолог мог легко его преодолеть и ворваться в обитель математиков, что он и делал по началу, как только на его рабочем месте становилось совсем тоскливо. Вот только это привело лишь к серьезному выговору от Германна на тему рабочих отношений, авторитета перед подчиненными и рабочем времени. Да и отношения с исследовательским отделом у Ньюта не особо заладились. Казалось, никто из математиков не понимает, почему биолог говорит с ними на «ты». А его подростковые обращения вызывали недоумение, а стоило Ньюту заговорить об этом с Германном, как он лишь хмыкнул, и сказал: «А чего ты хотел? Они серьезные люди, а ты еще и их начальник, конечно, они будут вежливы, но при этом субординацию никто не отменял».
