— Хорошо. Они твоя проблема на эту ночь, затем я разберусь сам.
— Но не лучше ли сейчас…
— Нет, — рыкнул Майкл, и на мгновение его лицо словно подернула серая пелена, но он тут же вернул маску спокойствия. — Я не заставлю Джеймса ждать меня дольше положенного.
***
Джеймс лениво перекатился на живот и со скучающим видом перелистнул страницы какого-то нудного приключенческого романа, который он купил в книжной лавке недалеко от отеля в надежде, что это поможет скрасить ожидание. Но не помогло. Проклятое солнце слишком медленно ползло к горизонту, и нетерпеливому шотландцу так и хотелось надавить на огненный шар и затолкать его под тонкую грань между небом и землей, чтобы наконец-то наступила ночь, и в номер пришел Майкл.
Ожидание убивало.
Юноша уже успел снять сапоги и гольфы, расправился с пиджаком и жилетом, даже заказал шотландский виски.
Хотя последнее оказалось не лучшей идеей, но понял это МакЭвой, только наблюдая за отблесками золотистого света от настольной лампы, играющими на гладком стекле пустой бутылки. Хотелось улыбаться и валяться в кровати. От алкоголя стало жарко и слегка кружилась голова. Кровь пульсировала в висках и горле, билась в паху, наполняя тело вязким возбуждением, и юноша уже начинал опасаться, что начнет, так и не дождавшись своего «ухажера».
— Чертова сова, — фыркнул Джеймс на страницы книг. — Только ночью… А если мне мало лишь этого? — он улыбнулся и облизнул алые мягкие губы, на которых все еще чувствовался вкус алкоголя, и снова перекатился на спину, задев рукой книгу. Та с тихим шорохом съехала по покрывалу и упала на мягкий ковер, не издав ни звука.
Жарко.
Юноша недовольно нахмурился и провел рукой по мягким волосам, прикрыв глаза и почти не отдавая отчета своим действиям, начал выпутываться из брюк, чувствуя, как воздух касается ставшей чувствительной кожи.
Он поерзал на кровати и, поняв, что чувствует спиной какую-то выпуклость, вновь перекатился на живот, смещаясь ближе к центру широкой дорогой кровати и начал стягивать покрывало, чтобы рассмотреть свою находку.
— И чем только уборка номеров занимается? — с улыбкой и веселым осуждением, которое будил в нем алкоголь, заметил Джеймс и медленно поднял оставленные на кровати черные чулки, которые просто накрыли покрывалом, так и не убрав. А может, оставили специально для гостей, которые так и не въехали в номер. Иначе зачем оставлять новую пару прямо под покрывалом? Джеймс хмыкнул и, решив пока не ломать голову над загадкой чулок, уселся в кровати. Он неспешно провел кончиками пальцев по черному кружеву, невольно оценивая их качество. Привыкаешь к подобным вещам, когда работаешь в борделе, пусть даже и просто бухгалтером. Ему не раз доводилось убирать подобные вещи, покупать их и разбирать. А уж Мэри-Энн так и вовсе могла похвастать своей кружевной и корсетной коллекцией.
Джеймс поморщился, отогнав мысли о женщине подальше, и стал задумчиво наматывать чулок на руку. Тонкая, нежная шелковая ткань. Воздушное кружево. Так мало нужно, и он снова чувствует себя в их привычном номере, где они были с Майклом. Хотя, казалось бы, не так уж они давно вместе, чтобы что-то становилось привычным, вот только настроение было не по-домашнему игривым.
Эта мысль была глупой.
Дурацкой.
Неуместной.
Но Джеймс осознавал это в процессе смутно и только отметил, что шелковую ткань приятно чувствовать на ногах, а еще почему-то ему это казалось до жути забавно, и только какая-то часть Джеймса, та, чей голос еще можно было расслышать сквозь янтарную пелену опьянения, говорила, что такое поведение совершенно недопустимо.
Но снимать чулки из-за этого не хотелось.
Последние лучи кроваво-красного солнца скрылись за горизонтом, растекаясь по тонкой грани неба и земли, впитываясь в нее и исчезая окончательно, позволяя пока еще прозрачному мраку заполнить улицы.
Первые минуты ночи.
Бледный мотылек бился о стекло, пытаясь прорваться к свету в уютном номере отеля, и Джеймсу почему-то слышалась какая-то странная мелодия среди его ритмичных ударов о холодную прозрачную поверхность окна.
— Смотрю, ты скучал, пока меня не было.
В бархатистом голосе Майкла послышались нотки веселья, и Джеймс, резко перекатившись по кровати, уставился на входную дверь, пытаясь понять, когда Фассбендер успел войти и как он умудрился сделать это так бесшумно.
— Я долго ждал, — с невинной улыбкой пояснил Джеймс и невольно хихикнул, повернувшись на спину и запрокинул голову, чтобы лучше видеть Майкла, пока не совсем представляя, какая картина открылась взору мужчины.
Полуобнаженный, в съехавшей на плечо белой мягкой рубашке Джеймс с растрепанными волосами, красными губами и затуманенным взглядом голубых глаз совершенно бесстыдно раскинулся на кровати, скрестив ноги в чулках.
Юноша игриво прикусил губу и согнул одну ногу в колене, стараясь действовать небрежно, словно невзначай показывая себя с лучшей стороны. Алкоголь путал мысли и делал их необычайно игривыми, а нежный шелк стягивал кожу, которая почему-то теперь стала чувствительнее. Джеймс облизнул губы и провел рукой по внутренней стороне своего бедра, касаясь бледными пальцами кружевной резинки чулка, подхватил ее пальцами и слегка оттянул, отпустил, позволяя ей с тихим шлепком вновь крепко обхватить его ногу.
Надо признать, о подобном Майкл не думал, определенно не ожидая увидеть такое, но то, что он наблюдал, совершенно точно ему нравилось, а заострившиеся клыки до боли врезались в нижнюю губу.
Майкл неспешно направился к Джеймсу, разглядывая непривычно расслабленного и такого откровенного юношу, чувствовал исходящий от него запах дорогого алкоголя и бросил взгляд на пустую бутылку.
— Не видел прежде тебя пьяным,— скорее для себя заметил Майкл.
— Тогда смотри, — Джеймс театрально раскинул руки в стороны и слегка прогнулся в спине, отчего на мгновение у Майкла потемнело перед глазами из-за внезапно накатившей волны неудержимого желания просто наброситься на Джеймса и овладеть им сразу, без прелюдий. Чтобы знал, как дразнить, давая понять, что он почти сутки томился один в отеле. Чтобы знал, что бывает, если так заманивать с самого порога. Чтобы знал, как тяжело Майклу сдерживаться от столь необычного и немного дикого вида черного шелка на стройных ногах Джеймса, пенящегося кружева, ласкающего его белоснежную кожу.
В этом веке носят слишком много одежды.
Майкл снял пиджак и жилет, оставив их небрежной кучей лежать на полу, разулся под лукавым взглядом Джеймса, к голове которого уже начала приливать кровь, придавая его коже очаровательный розоватый оттенок.
— Ты прекраснее любой из девушек в вашем борделе, — оценил Фассбендер, забираясь на кровать и уже чувствуя, как упруго упирается его член в дорогую ткань брюк.
МакЭвой хихикнул, поправив волосы, приподнялся на локтях и прикусил губу, завершая образ.
— Еще раз сравнишь меня с бабой, и я тебе врежу, — строго предупредил шотландец, и по блеску в его глазах было видно, что даже в таком состоянии он не шутил. Майкл невольно вспомнил, как злился Джеймс когда-то давно, в той жизни, когда его еще звали Марти, лишь от одного упоминания его женственности. И не раз влезал в драки из-за этого.
— Хорошо, — принял это условие Фассбендер, устраиваясь между ног Джеймса и бережно разводя их в стороны, поглаживая колени, обтянутые черным шелком. Мужчина нервно сглотнул, жадно уставился на расставленные ноги Джеймса. Они совсем не походили на длинные худые ножки ночных бабочек, были куда сильнее и не такие гладкие, но, увидев их в чулках, Майкл вдруг осознал, насколько они красивы. Он прежде не замечал… Касался их и ласкал, но в основном лишь прикусывал его бедро, раздвигал его ноги, не уделяя им должного внимания, и теперь эта оплошность казалась преступной. Юноша удобнее устроился в кровати, выше приподнимаясь на локтях и опасно сдвинувшись к краю. Он наблюдал за тем, как Майкл неспешно оглаживал его ноги от самых щиколоток вверх к колену и выше к бедрам, задерживал прикосновение на линии кружевной резинки чулок, и МакЭвоя завораживало то, как расширяются зрачки Майкла, делая его глаза практически черными. — На тебе это смотрится великолепно, — Майкл оскалился в хищной улыбке, и на мгновение Джеймсу показалось, что его клыки стали немного длиннее. Но это видение покинуло мысли, как только мужчина впился пальцами в его колени и прижался губами к внутренней стороне бедра юноши, шире разводя его ноги в стороны, срываясь с легких поцелуев на болезненно приятные укусы, лаская теплую кожу влажным языком и прижимаясь практически к самому паху, прикусывая бледную кожу выше линии чулок.