— Ничего, ничего, все хорошо, милый, — заверила его женщина, пылко целуя, и повалила Джеймса на смятые простыни. — Ты только от врача. Тебе нечего стыдиться, — ласково заверила она его, касаясь губами шеи и ключицы своего любовника, который безучастно смотрел в потолок, словно не замечая ее ласок и страсти. — Я понимаю, тебе нужно еще немного времени и тогда…
— Да, — не дослушав ее, кивнул Джеймс и, проведя рукой по бледному лицу, наклонился, поцеловав любовницу в макушку, а затем осторожно высвободился из ее тонких рук, встав с постели, и принялся одеваться. Он надеялся, что она воспримет его бегство как признак скромности или стыдливости за неудачу в постели, а не как признак того, что он просто хочет побыстрее покинуть их постель, их спальню и этот дом.
— Это необязательно, — серьезно сказала Мэри-Энн, подперев голову рукой и наблюдая за тем, как одевается МакЭвой. Она с вожделением смотрела на его стройное тело, на то, как торопливо юноша надевает брюки и…
Ее взгляд зацепился за темное пятно на его бедре. Всего одно мгновение, прежде чем Джеймс застегнул брюки и принялся возиться с рубашкой, но этого хватило, чтобы гнев ревности разгорелся в душе женщины, которая с легкостью могла отличить синяк от засоса. И она почти сорвалась.
— Куда ты собрался? — как ни в чем не бывало спросила она, но ее взгляд уже не был таким ласковым.
— Хочу прогуляться по площади, — пожал плечами Джеймс, — и зайду к врачу…
— Я уже купила таблетки, они в комоде. Я говорила об этом.
— Ах, ну, тогда просто прогуляюсь, — ничуть не смутился Джеймс, улыбнулся, порывисто подойдя к Мэри-Энн, и наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Хмм, — протянула женщина и села в кровати. — Может, тебе лучше отлежаться?
— Я вернусь скоро. Обязательно отдохну, — МакЭвой подошел к комоду и, достав стеклянную баночку с бордовыми пилюлями, пробежался глазами по рецепту, высыпал на ладонь парочку таблеток и торопливо проглотил их.
— Тебе так резко захотелось «прогуляться»? — с небрежной насмешкой и едва заметным сомнением спросила Мэри-Энн, и Джеймс замер, поправляя свою рубашку и не глядя застегивая пуговицы.
Да. Словно что-то пронизывало все его внутренности насквозь, цепляясь острым крюком за живую плоть, и тянуло его прочь из дома. Влекло и манило, и, попытавшись провести утро в объятиях женщины, которую когда-то любил, Джеймс только острее почувствовал желание сбежать. Так сильно, как никогда прежде, хотя ему не раз и не два казалось прежде, что контроль Мэри-Энн и стены ее дома душили и подавляли его. Но сегодня это ощущение достигло своего предела, когда уже не только сознание, но и его тело отказывались функционировать под крышей этого дома.
— Разумно ли тебе, больному и ослабшему, прогуливаться одному в такую погоду? — Джеймс пропустил слова о немощности мимо ушей, хоть и почувствовал внезапный приступ злости, и, едва не оторвав последнюю аккуратную пуговицу, прикусил губу, торопливо набросив на себя жилет и пиджак.
— А что не так с погодой? Это же Лондон, — небрежно пожал плечами Джеймс. — Если что, я возьму зонт, — он намеренно не смотрел на Мэри-Энн, которая уже успела подняться с кровати и накинуть легкий шелковый халат. Женщина продолжала стоять у окна и цепко наблюдала за каждым движением своего молодого любовника, сжимая руки в кулаки так сильно, что острые ногти до боли ранили ладони; но лицо ее все еще было спокойным.
— Возьми обязательно, там явно скоро будет дождь, а то мне будто твоего внезапного малокровия мало, чтобы еще лечить тебя ото всех простуд.
— Словно ты будешь этим заниматься, — бросил Джеймс, не оглядываясь, и, прежде чем разговор перешел бы за грань спора, коротко попрощался, обещав вернуться к вечеру. Широким шагом он вырвался из спальни и торопливо сбежал по деревянной лестнице, устланной темно-зеленым ковром, в прихожую. Пальто, перчатки, цилиндр, сапоги. Про зонт он все же забыл — слишком спешил переступить порог дома, который будто бы изо всех сил выталкивал его на серую холодную улицу.
Голова противно болела, но Джеймс продолжал идти по холодной улице, чувствуя, как хищный ветер с тихим завыванием пронизывал ткань его пальто, стараясь дотянуться до тела и выпить из него живительное тепло. Шорох оставшейся листвы казался оглушительным, а людей на улице было слишком много. Они раздражали, из-за них хотелось кричать, расталкивать их в стороны и бежать по мостовой все дальше и быстрее. И Джеймс знал, куда он хочет бежать и куда именно его так сильно манит. Эти странные, слишком живые сны, от одного воспоминания о которых сердце начинало биться быстрее. Слишком реально. Запахи, чувства, обстановка. Даже момент собственной смерти Джеймс помнил так отчетливо, словно это произошло всего пару минут назад, а затем от боли и холода он потерял сознание, и вот уже очнулся на улицах Лондона, до которого так и не добрался, сколько бы ни мечтал вырваться из своей деревеньки.
И Майкл казался еще более реальным.
Как могут сны быть такими?
Хотелось схватить Фассбендера за лацканы его пиджака, хорошенько встряхнуть и потребовать объяснений. Он знает. Он должен, черт возьми, это знать, ведь это он был в его сне.
Джеймс засунул руки в карманы своего пальто и нервно хихикнул, словно со стороны услышав собственные мысли.
Предъявлять какие-то претензии человеку только потому, что он ему приснился. Это отличный план. Просто гениальный! В лучшем случае его снова сочтут больным или переутомившимся. Слишком живое воображение, слишком серая жизнь. И Майкл, который был словно росчерком алого пламени среди этого холодного однообразия. Да. Он тот глоток необходимой жизни, о которой Джеймс так долго мечтал. Богатый клиент, за которым он следил и о котором все еще знал слишком мало. Клиент, с которым у него завязался роман.
Не будет же ничего плохого, если он и этим днем придет к нему, ведь ждать до ночи нет сил, иначе, кажется, сердце просто разорвется от непонятной гнетущей тяжести, окутывающей его, подобно густому туману, накрывшему улочки вечно промозглого города.
Он выше поднял ворот пальто, пытаясь спрятаться от холодных игл ветра, и, пожалев, что не взял с собой хоть какой-нибудь шарф, быстрее зашагал по улочке, свистнул проезжавшему по каменной дороге пустому экипажу. Извозчик натянул поводья и остановился, дожидаясь клиента, но Джеймс не дошел до него буквально пару шагов — чья-то сильная рука коснулась его плеча, и юноша, вздрогнув от неожиданности, обернулся так резко, что напугал незнакомца еще больше, чем он его. Повезло, что Джеймс вовремя успел убрать в карман маленький складной ножик, сделанный на заказ, — простая привычка для того, кто с детства был знаком с самыми темными улочками города, пусть и начал забывать о них в последние годы.
— Прошу прощения, я напугал Вас, — с легким поклоном сказал мужчина в дорожном, доходящем до самых щиколоток потертом коричневом плаще.
— Что Вам нужно? — недружелюбно спросил юноша, окинув незнакомца оценивающим взглядом, но не заметил в нем ничего примечательного. Обычный приезжий, каких в городе полно.
— Я лишь хотел предупредить Вас…
— Не нужно, — тут же отмахнулся Джеймс, решив, что к нему прицепился попрошайка или какой-то аферист. Конечно, чего он не знает о таких трюках? Нагнать жути, всяких предупреждений, наговорить о порче, а потом требовать денег за какой-нибудь сушеный корень. МакЭвой решительно пошел к повозке, но мужчина не отставал и положил руку на дверцу, преграждая путь. — Хотите, чтобы я позвал полицию? — как можно спокойнее спросил Джеймс, но его предупреждение не смутило мужчину.
— Не ходите к тому мужчине. Это пока Вы отделались лишь легкой кровопотерей, а в следующий раз можете оказаться очередным бледным трупом в подворотне, — холодно и тихо произнес мужчина и, быстро сорвавшись с места, проворно скрылся в толпе.
— Что?.. — только и успел выдохнуть Джеймс. Он хотел бы сделать вид, что слова незнакомца для него пустой звук, но внутренности противно скрутило тревожным страхом, а сердце сжалось от неприятного предчувствия.
