— Вы уверены? — тихим, похожим на змеиное шипение голосом спросил Рэнфилд. — Вам не повредит немного развеяться, тем более… — он снова странно усмехнулся. — Господин придет к Вам только после заката. Если Вы, конечно, не хотите встретить его в поместье.
— У него? — с сомнением уточнил Джеймс и посмотрел на слугу Фассбендера. На мгновение он готов был согласиться. Ох, он слишком этого хотел. Но… — Нет. Благодарю. Я дождусь его у нас. И мне, вообще-то, следует вернуться. Мэри-Энн, наверное, с ума сходит.
— Кто?
— Женщина, которой я обязан жизнью, — не вдаваясь в подробности, ответил Джеймс. Нет, Рэнфилд все же не казался ему тем человеком, которому он хотел бы это рассказать. Он и сам не любил вспоминать об этом, но запах рыбы все еще чувствовался, словно впитавшись в одежду, навевая воспоминания.
Всего одна неудача. Залез в карман не к тому человеку. Он помнил, как его поймали за руку, как вызвали полицию. Помнил свои отчаянные попытки вырваться из наручников. Помнил камеру в участке и гневный голос того самого богатея, который оказался сыном судьи. И все. Вот уже руки сжимают прочную холодную решетку, а вонь тюремной камеры временного заключения отравляет сознание. Какого-то бродягу стошнило в углу уже несколько дней назад, но убираться в камере никто не спешил.
— И у меня даже не будет права на последнюю просьбу?! — в отчаянии крикнул Джеймс, повиснув на решетке и прожигая взглядом своего надзирателя, который развалился за своим письменным столом.
— Сиди, обезьянка. Тебе никто слова не давал. С таким-то приговором мог бы не вякать.
— Да я ничего не сделал!
— А на бумаге написано другое, — безразлично пожал плечами полицейский.
— И это вы называете правосудием? — Джеймс, нервно хихикнув, увидел проходящую в холле женщину в дорогом платье глубокого изумрудного цвета. Она шла рядом с одним из полицейских и о чем-то с ним беседовала, но Джеймсу было все равно. — Леди, леди! Не рассудите нас? — крикнул он сквозь решетку и помахал блондинке, которая повернулась в его сторону, оборвав свою беседу. — Как Вы считаете, это нормально, когда ни в чем не повинного человека осуждают на смерть просто потому, что его лицо не понравилось сыну судьи?
— При чем тут твоя рожа? Нечего было по карманам лазить, — поморщился надзиратель, но вот женщина, вопреки ожиданиям юноши, не прошла мимо, а улыбнулась и подошла ближе — достаточно близко, чтобы не задохнуться от вони, царившей в камере временного заключения. Она пристально посмотрела на запачканное и помятое лицо заключенного.
— И как такое очаровательное личико могло кому-то не понравиться? — нежно спросила она у заключенного.
— Госпожа, он не стоит Вашего внимания, — послышался зычный бас мужчины, с которым вела беседу женщина, и, услышав этот голос, дежурный полицейский подскочил так, словно его резко обожгло пламенем.
— Доброго вечера, сэр! — выкрикнул он, отдавая честь начальнику участка.
Она спасла его, но тогда Джеймс и не думал, что просто сменит тюрьму и надзирателя. И, если бы она не была женщиной, возможно, он бы заглушил свой голос совести, который напоминал снова и снова о том, как после освобождения Джеймс клялся в любви Мэри-Энн, поддавшись странному окрыляющему чувству свободы и внезапного спасения. А теперь вынужден был держать слово, веря, что в нем еще осталась хоть какая-то часть достоинства, не позволяющая предать женщину, которой он обязан был каждым днем своей жизни, обещанной ей за свое спасение.
========== Глава 4: Врожденная болезнь ==========
Майкл очнулся, едва последние лучи солнца скрылись за горизонтом, позволяя ночи вступить в свои права. Видение, заменявшее ему сон, развеялось, словно его и не было, но мужчина помнил его так отчетливо, будто только что пережил каждое мгновение увиденного. И первой мыслью, пронзившей его сознание, был Джеймс.
Тело распалось, растворяясь в воздухе, исчезло, подобно дыму, и улицы замелькали перед глазами. Главное — помнить конечную цель, и вот он уже чувствовал, как покалывает кожу от слишком быстрого перемещения, а перед глазами еще были видны размазанные полосы света от уличных фонарей. Майкл поправил волосы и одернул свой костюм, уверенным шагом направившись к борделю.
Он вновь прошел мимо обезображенной девушки, не обращая внимания на охрану, и зашел в полное запахов дорогое помещение.
— Приветствуем Вас, господин, — хором произнесли близняшки и глубоко поклонились, выставляя на обозрение вырезы своих платьев. Их кожа источала цитрусовый аромат, а в венках так и билась кровь. Стучала, пульсировала, горела под кожей…
Майкл едва заметно встряхнул головой, подавляя хищные порывы и не понимая, почему инстинкты вдруг так резко обострились. Он давно привык к своему неутолимому голоду и научился его контролировать, привык сосуществовать с ним, но сейчас тот рвался наружу, требуя крови…
Нет. Не этой ночью.
— Господин Фассбендер, рада снова видеть Вас так скоро, — приветливо произнесла хозяйка борделя, плавно и неспешно вышедшая встречать дорогого гостя.
— Я не смог устоять перед искушением еще раз насладиться Вашей красотой и гостеприимством этого дома, — произнес Майкл и едва заметно усмехнулся.
— Вы снова хотите Эмили? — с улыбкой уточнила Мэри-Энн, и рядом с ней тут же встала бледная девушка с синяками под глазами, которые были умело скрыты косметикой и приглушенным освещением. Девушка кокетливо улыбнулась, и Майкл кивнул ей в знак приветствия.
— Да, я предпочел бы ее, — согласился мужчина, понимая, что даже если голод возьмет над ним верх, то ни в коем случае нельзя срываться на бедной девочке. Большей кровопотери она может не пережить. Но и вновь наслаждаться кровью Джеймса этой ночью было бы недопустимо. Люди… Такие хрупкие и нежные. Стоит лишь раз потерять контроль, и вот они уже падают без сознания и лишаются жизни, даже когда их тела все еще полны горячей крови.
— Ваша комната свободна. Как долго Вы планируете у нас оставаться?
— Всю ночь, — спокойно ответил Майкл, и Мэри-Энн одобрительно улыбнулась, пригласив его и Эмили пройти наверх. Но стоило мужчине только дойти до темного коридора, за закрытыми дверями которого отчетливо слышались стоны и пошлые разговорчики, как он развернулся к девушке, едва не врезавшейся в своего клиента.
— Ох, простите, господ…
— Ш-ш-ш, — на выдохе произнес Майкл, глядя в ее покрасневшие глаза. — Тебе нужен отдых. Сейчас ты свободна. Отдохни в одной из пустых комнат, запрись, как следует. Наутро скажешь, что всю ночь мы провели вместе, — распорядился мужчина и передал девушке плату, чтобы больше не заботиться об этой мелочи.
— Да, господин.
— Прекрасно, — Майкл бережно провел кончиками пальцев по ее пухлым губам, и только после этого отпустил девушку, а сам бесшумно прошел в просторную комнату с мягким приглушенным светом и запер за собой дверь.
Мужчина, едва заметно улыбнувшись, осторожно ступал по мягкому ковру, приближаясь к кровати. Он так спешил сюда, вырывался из плена дня так быстро, как только мог, но все равно не успел вовремя.
Джеймс мирно спал на чистой кровати, на этот раз устланной золотистым постельным бельем. Юноша едва слышно сопел, приоткрыв розовые губы, и казался таким умиротворенным, что разбудить его сейчас и требовать страсти казалось кощунством. Майкл мягко сел на край кровати, внимательно разглядывая спящего Джеймса, и на мгновение ему показалось, что под ним не мягкая ткань, а золотистые прутья соломы, накрытые потертым дорожным плащом. Этот образ не покидал его сознания, и от него на душе становилось светлее. Подобное чувство было так непривычно в этой жизни, скованной мраком. Но этот юноша сумел… Майкл сам не понимал, что в нем такого особенного и какими чарами обладает этот мальчишка. Вот только рядом с ним Фассбендер снова чувствовал, что живет. Холодное, мертвое сердце переполнялось странным тягучим чувством.
