— Прости, что не рассказал обо всем раньше. Я надеялся, что разберусь во всем сам, — напившись, прошептал Ксавьер и, поставив пустой бокал на столик у широкой кровати, уставился на Эрика сияющим взглядом своих магических глаз. — Но теперь ты знаешь все и должен понять, что нам нужно уехать так быстро, как только мы можем.

— Подожди. Не надо спешить, галчонок, — как можно мягче произнес Эрик и потянул к себе напряженного юношу, пока не уложил его в кровать, головой к себе на колени, в надежде, что хотя бы так тот сможет немного расслабиться. — Взгляни на себя. Ты побледнел и истощал, все эти видения выматывают тебя.

— Но они правдивы, — тут же сказал Чарльз и, не желая спокойно лежать, вновь сел, ускользая из рук Эрика и не спуская с него внимательного и строгого взгляда. — Ты мне не веришь?

— Я этого не говорил, но прошу тебя самого услышать свои слова.

— В этом замке живет дух Гамота, и он изводит твое сознание видениями, убивает тебя и охотится на меня. Я не знаю, как его убить. Нам нужно покинуть столицу.

— Ты уверен, что он реален? — осторожно, ласково спросил король, положив руку на колено юноши.

Чарльз ответил не сразу. Какое-то время он сидел неподвижно, объятый серыми тенями, и смотрел на Эрика так, словно видел его впервые, а затем слегка склонил голову и нахмурился, пытаясь сдержать эмоции, рвущиеся изнутри.

— Ты думаешь, я обманываю тебя? — сухим, бесцветным голосом спросил гамаюн, и Леншерр тут же придвинулся ближе, хотел уже коснуться плеча юноши, но тот отпрянул от него, подняв враждебный взгляд.

— Нет. Чарльз, я никогда в тебе не сомневался, но должен сказать, что ты сам не можешь увидеть свои же видения. Пусть даже это всего лишь выдумка о том, что гамаюнам невозможно врать, глядя в глаза, тебе я лгать не намерен, даже если ложь могла бы быть тебе приятнее правды.

— Но ты не веришь в мои видения.

— Вовсе нет. Но ты сам говорил, что у того раствора есть побочные эффекты, и прежде ты никогда не пил его так много и часто. Ведь после него ты впервые увидел того монстра.

— Гамота.

— Ты не видел его прежде.

— Потому что он живет в этом замке. Так же, как духи огня живут у свечей, а водные кружат над поверхностью озер и берегов морей. Эта тварь прикована к своему трону.

— Но что он может?

— Он уже напал на тебя. Путает твои мысли…

— Не думаю, что в этом виноваты духи, — тихо произнес Эрик и грустно усмехнулся, а затем перевел взгляд на окно, за которым в тусклом свете виднелись очертания королевства. — Виною этому лишь Шоу. Его голос я слышу так же, как… — он запнулся, а затем умолк, решаясь, стоит ли продолжать, а Чарльз напрягся, боясь его слов. — Я слышал его голос прежде, так же в пустоте, когда Шоу был за много миль от меня, до коронации и вне стен этого замка. Этот монстр сделал меня таким, и я научился жить, не обращая внимания… Но тут его трон. Его корона. Его страна. Все, что было его, теперь принадлежит мне, и даже слуги, обращаясь ко мне, непременно говорят: «Король Леншерр, названый Шоу, правитель Стратклайда и покоренных королевств». Он въелся в мою жизнь. Он словно глубокая рана, которая никогда не заживет полностью. И даже когда его не стало, остался след… Но это никак не связано с демонами, что видятся тебе повсюду. Они не смогут навредить ни мне, ни тебе. Они лишь тени, прячущиеся в углах, и мы сильнее их. Мы с тобой, — он взял Чарльза за руку, вторую же ладонь положил на его затылок, крепко сжимая мягкие пряди отросших волос, и притянул юношу к себе, прижавшись своим горячим лбом ко лбу побледневшего гамаюна. — Ты напуган, и я это вижу. Но мы не побежим из столицы из-за этого, — он почувствовал, как Чарльз дернулся в его руках, пытаясь освободиться и возразить, но лишь крепче прижал его к себе. — Тише, галчонок. Успокойся и выслушай меня. Если дух и есть, то он безвреден, а ты напуган старыми записями. Я понимаю, что для тебя это не просто буквы, что ты видел и пережил все это как наяву, но разве это не могло сыграть с тобой злую шутку? Те события были почти шесть веков назад. Сейчас никто не причинит вреда ни тебе, ни мне.

— Это место опасно.

— Оно все еще тебе плохо знакомо, и ты чувствуешь страх людей. Я понимаю это, правда, — он хрипло усмехнулся, обхватив лицо Чарльза руками, поцеловал его в лоб и, прежде чем отпустить, посмотрел на него с подобием улыбки. — На меня смотрят так же. Но им нужно время. А тебе нужно успокоиться и перестать тревожиться о тех, кто давно мертв.

Чарльз смотрел на него с недоверием и сомнением, словно ждал, что король сейчас признает его сумасшедшим или паникером, но он этого не делал, да и не показывал, что усомнился в словах Ксавьера или его видениях. Вот только, несмотря на это, покидать столицу не собирался.

— Но если я смогу доказать, что угроза реальна?

— Тогда мы покинем город вместе, — согласился Эрик. — Но пока мне видится, что ты просто переволновался из-за старых письмен. Читая о древних сражениях, никто не станет поднимать армии для сражений, когда все битвы давно в прошлом.

— Я знаю, что дух, которого я вижу, реален, — не сдавался Чарльз.

— А кроме него, ты видишь иных духов?

— Да. Но все они не больше искр или светлячков, они не опасны. А этот имеет форму и разум.

— Он говорил с тобой? Казался опасным?

— Эм… — Чарльз так и замер, не зная, что ответить. Он чувствовал угрозу от призрачного гамаюна, но тот всегда оставался безмолвным, и, хотя Ксавьер был уверен, что тот пытался на него напасть, его когтистые лапы ни разу не коснулись живого человека. — Возможно… я не знаю, — Чарльз уже начал сомневаться в том, что еще час назад казалось ему неоспоримой истиной.

— Ну вот, видишь, все в порядке, — заверил его Эрик, поглаживая юношу по руке и радуясь, что на этот раз гамаюн уже не пробует от него отстраниться. — А теперь поспи. Ты выглядишь измотанным. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли горячей воды для ванны и еды. Сегодня можешь не покидать спальни, если не хочешь. Отдохни и ни о чем не тревожься, ангел мой, — прошептал Леншерр, и улыбка его стала мягче.

Он еще продолжал говорить и успокаивать Ксавьера, но юноша почти его не слушал, лишь наблюдал за тем, как его король собирается, прежде чем снова покинуть их покои. Он слегка склонил голову, чтобы его сияющие глаза были не так заметны для Эрика, пока сам юноша в очередной раз пытался найти в их будущем доказательство того, что все его опасения реальны. Но видел лишь стены этой спальни и окно, за которым стены замка и окрестности были охвачены бархатистой темнотой, а небо грозилось разразиться проливным дождем.

***

Эмма шла за Страйкером по темным коридорам катакомб монастыря и куталась в свою мягкую шаль, стараясь держаться центра узкого прохода и быть на свету, но то и дело оглядывалась на сопровождающих их монахов.

— Вам не стоит быть столь напряженной, леди Фрост, — усмехнулся инквизитор. — Эти клетки для еретиков и монстров, для которых нет и не должно быть места в этом мире.

И, словно вторя его словам, за одной из множества прочных дубовых дверей с кованым запертым оконцем раздался вопль, полный боли, а за ним сбивающиеся мольбы о пощаде.

— Больше похоже на камеры пыток, — заметила Фрост и чуть ускорила шаг.

— Ох, вовсе нет. В этих стенах мы не пытаем людей, мы изгоняем из них нечисть, уничтожаем демонов и справляемся с языческими лидерами, которые мнят себя истинными пророками, толкуя о воде и земле и отрицая Бога. Подобную смуту допускать опасно. Мы также знаем, как исцелить их и вернуть в мир уже как просвещённых людей и служителей единственной веры.

Эмма не ответила и едва сдержалась, чтобы не обернуться на очередной приглушенный крик, который шипящим эхом, словно склизкий змей, ползал по стенам. Света становилось все меньше, узкие окна под потолком, выходящие на улицу, уже давно исчезли, а факелы, которые раньше горели на каждой стене, теперь светили лишь через один. Холод этого места начинал пробирать до костей. Они прошли несколько рядов охраны инквизиторов, которые недобро косились на Эмму, но, лишь заметив Страйкера, пропускали девушку без вопросов, позволяя ей пройти во все дальние уголки монастырских темниц, пока они не дошли до узкого коридора, ведущего к круглой комнате. Факелы здесь горели исправно, но отчего-то свет их казался холодным и мертвым. Он дрожал на серых камнях и просачивался сквозь широкую металлическую дверь с вырезанным решетчатым оконцем, которое сейчас было закрыто.