Эрик ощутил, как что-то надломилось внутри его души. Что-то, что прежде было крепче любой стали и выносило любую боль, оскорбления, унижения и сражения в его жизни, не дав и трещины, рассыпалось в прах лишь от одного вида Ксавьера, ставшего похожим на мраморную статую, а не на живое существо. Шорох ткани и шумный вздох. Всего мгновение, и Эрик сорвался с места, заключая в объятия неподвижного Чарльза, стягивая с его головы серое покрывало, крепче прижимая к себе гамаюна. Десять бесконечно длинных вздохов, за которые Эрик уже успел это почувствовать, ощутить весь темный ужас лишь от мысли, что его Чарльз уже никогда не вернется, прошло, прежде чем Ксавьер едва заметно двинулся в его руках.

— Эрик? — тихо и хрипло спросил Чарльз, и, казалось, он только теперь заметил, что король рядом. Леншерр тут же ослабил объятия, давая Ксавьеру возможность высвободиться, но тот остался сидеть неподвижно, лишь поднял голову, чтобы взглянуть на своего господина.

— Ох, ты в порядке, — с болезненной улыбкой прошептал Эрик и, бережно коснувшись щеки Ксавьера, начал очень осторожно поглаживать его, словно верил, что юноша может рассыпаться в его руках. — Прости меня, прости, галчонок, — едва слышно повторял Эрик, пока Чарльз его еще слушал. — Я обещал оберегать тебя, но сам причинил тебе боль. Этого не повторится больше никогда. Я не позволю этому случиться, только прошу тебя, останься со мной. Будь со мной, как прежде, не отстраняйся от меня…

— Ты здесь уже давно? — все еще как-то растерянно спросил Ксавьер, пока Эрик продолжал робко гладить его.

— Ты… не заметил, как я пришел?

— Нет, — Чарльз медленно качнул головой, а затем выскользнул из рук своего короля и, устроившись на кровати лицом к нему, посмотрел с тревогой. — Мой король, я должен сказать тебе то, что прежде держал от тебя в тайне.

— Тише, — почему-то встрепенулся Эрик, а его больной мозг тут же зашипел, словно масло на раскаленной сковороде, наполняя мысли кучей образов, в которых Чарльз уходил от него или проклинал, говоря, что и дня больше не выдержит в этой клетке подле Эрика и в его руках. — Мне жаль, что так вышло, — прошептал Леншерр и вновь оскалился, чувствуя, как все мышцы в его теле болят от напряжения, а сердце вот-вот разорвется на рваные лоскуты. Он погладил Чарльза по лицу и нервно убрал от него руки, боясь, что его прикосновения больше не приятны голубоглазому демону. — Если ты желаешь побыть один, то я могу это понять. В этом замке множество комнат, ты можешь выбрать для себя любую…

— О чем ты говоришь? — с прищуром спросил Ксавьер и задумчиво облизнул нижнюю губу. — Эрик, я должен сказать тебе, что все в этом замке в опасности.

— Но не ты. Я смогу защитить тебя.

— От этого никто не сможет защититься. Я видел это сам. И сейчас будущее словно обходит стороной этот замок. Я уже несколько часов пытаюсь увидеть, что будет с этим местом, но, как бы ни пытался, могу видеть лишь поля Харлоу и леса близ Ирия, могу увидеть горизонт, уходящий к далекому Инвернесу, но не вижу башен Черного замка в Стратклайде, словно этого места в будущем не существует.

— Или ты просто слишком устал и напуган всем, что здесь происходит, и сам не хочешь этого видеть. Этот замок стоит уже не один век и простоит еще столько же. Это самое безопасное место в королевстве.

— Это место проклято! — едва ли не крикнул Ксавьер, и на мгновение его глаза вспыхнули ярким светом, а затем вновь свечение стало мягким и спокойным.

— Проклято? — как можно спокойнее спросил Эрик, стараясь скрыть свое недоверие к словам Ксавьера, и тихо вздохнул. — Чарльз, я знаю, что так говорят люди за стеной и в селах. Они считают, что это ты приносишь беды в их земли и из-за тебя налоги растут. Но ты ведь умнее крестьян и понимаешь, что все то, что они считают проклятьем, всего лишь последствия войны. Этот замок не проклят.

— Я говорю не о бесплодных землях и налогах. Я говорю о тебе. О твоих видениях и голосах. О том зле, что живет в этих стенах, — затараторил Ксавьер и бросился к Эрику, схватив его за плечи и уставившись в его распахнутые глаза. — Я видел зло, живущее в этих стенах.

***

Свет сочился сквозь витражные окна, освещая огромную моленную залу исповедальни, касался гигантского распятия, расположенного на стене у помоста, за которым читались проповеди. Но сейчас эти стены не наполняли строки священных писаний и призывы священников, а длинные ряды прочных тяжелых лавок пустовали. Лишь в проходе стояла женщина, облаченная в белые одежды, и ждала, когда Страйкер соизволит ответить на ее предложение.

— Почему я должен тебе верить? — спросил глава инквизиции.

— Ты не должен. Но мы оба хотим, чтобы король был в своем уме и в безопасности. Я говорила с ним, но он слишком оберегает своего ненаглядного гамаюна.

— Но ты хочешь того же, — снисходительно заметил Страйкер, с жалостью глядя на девушку.

— Ничуть. Я уже говорила с ним и поняла, что он не прислушается к моим словам. Ровно как не станет слушать Ваших доводов. Я знаю, что Вы уже не раз пытались наложить руки на любимого питомца короля. Но он все так же ходит по коридорам замка, оставаясь неприкосновенным, а наш возлюбленный король не боится косых взглядов и осуждения.

— Все мы уже успели увидеть его непреклонность в этом вопросе, — согласился Страйкер, вспоминая недавнее пепелище. И пусть король покинул его, едва пламя начало затухать на почерневших костях с обгоревшей плотью восставших, но жизнь народа не остановилась на этом моменте, а молва о безжалостности нового правителя облетела Стратклайд быстрее чумы. Инквизитор не сомневался, что эти слухи, растя и множась, уже расползлись по всему королевству, и только Богу известно, какую чудовищную форму они приобрели в отдаленных районах королевства. Он получал донесения от своих людей и множество посланий из отдаленных приходов, и все они сквозили страхом и тревогой. Народ уже боялся не столько демона, свившего гнездо подле трона их господина, сколько самого короля, который за столь короткий срок правления уже сумел обрести такую кровавую славу, а во многих селах люди вовсе не отличали гамаюна от самого короля, полагая, что монстр из стародавних сказаний вновь занял трон в Черном замке.

— Мы оба согласны с тем, что его фаворита нужно убрать хотя бы с глаз прислуги и придворных. И если мы сможем найти предлог или способ… хотя бы необходимость держать гамаюна отдельно, то это уже поможет, — озвучила свое предложение Эмма, но Страйкер лишь снова посмотрел на нее с толикой жалости.

— Вы хотите лишь выдать ему покои побольше или отгородить часть замка, в котором этот монстр мог бы жить в полном достатке и комфорте, лишь бы он не попадался на глаза людям? Какая ничтожная полумера.

— На другое наш король не согласится. Вы должны были это уже понять.

— И ты, дитя мое, решила, что с моей поддержкой сможешь переселить беса?

— Что Вас не устраивает в этой идее? Вы все равно не в силах его заполучить, так отгородите хотя бы, — с вызовом сказала Фрост, и глаза ее гневно засияли.

— Боюсь, ты не видишь всей его опасности и не представляешь, на что способен этот бес.

— О, я прекрасно представляю, на что он способен. Он видит будущее и имеет власть над нашим королем, невольно располагая его к себе. И я хочу уменьшить эту власть в той мере, в какой это еще возможно.

— Ты думаешь, он всего лишь мальчишка со смазливым лицом и дьявольским даром предвидения? — Страйкер едва не рассмеялся, а Эмма стойко перенесла его тон, молча выжидая, когда он продолжит. — Возможно, тебе стоит увидеть это самой. Тогда и решимость твоя не будет столь никчемной.

— Увидеть что?

— Истинный облик демонов.

***

Эрик не знал, что сказать, а Чарльз жадно припал к бокалу с водой. После долгого рассказа его губы совсем пересохли, и каждый глоток словно оживлял его. Леншерр знал, что Ксавьер ждет его решения или хотя бы ответа, но что он мог сказать, услышав рассказ о невидимом демоне в стенах этого замка и о письменах, которые тайно для него добыл молодой священник? О ритуалах, записанных древними Королями, и о том, что все знаки, которые не могли расшифровать веками, на самом деле были каким-то спиритическим путем в прошлое, вызывающим у гамаюнов видения о давно минувших днях. Эрик не мог сказать, что он не верил Чарльзу. О нет, он верил, что сам юноша уверен в своих словах и видениях. Но, что самое ужасное, он видел в них угрозу столь страшную, что предлагал бежать как можно дальше и немедленно, сам не понимая, каким безумным он кажется, рассуждая обо всем этом.